— Закрой глаза, — потребовала Шатти, едва уверенные пальцы Кеннета дошли до нижней пуговицы.

— Что?!

— Нельзя же так просто взять да и раздеть постороннюю тебе девушку! — возмутилась она.

— Еще как можно, — заверил Кеннет, стягивая с нее мокрую, липнущую к телу блузку. — Кроме того, ничего принципиально нового я не увижу. — И в качестве доказательства он окинул ее долгим, оценивающим взглядом, задержав глаза на влажной полоске атласа и кружев, что служила ей лифчиком.

Посиневшие губы Шатти сложились в подобие улыбки. И она вызывающе скрестила руки на груди.

— Зря ты так уверен.

— Тогда, пожалуй, придется присмотреться повнимательнее, — лукаво ухмыльнулся он.

А затем опустился перед девушкой на колени, снял с нее туфли, расстегнул джинсы, не без труда стянул их с ног и, скомкав, бросил в угол. Шатти стояла перед ним почти нагишом, в насквозь просвечивающем нижнем белье, дрожа всем телом, покрытым «гусиной кожей».

— Ну и нечего на меня пялиться, — пробормотала она.

— Невозможно удержаться, мисс. Арран, — прыснул Кеннет. — Вы такая…

Шатти с нетерпением ждала продолжения. Ну какая же она, какая? Чертовски сексапильная, ослепительно прекрасная, несказанно желанная?

Кеннет выпрямился и минуту, не меньше, не отрываясь смотрел на нее. А затем ласково провел большим пальцем по ее нижней губе, и на мгновение девушке показалось, что он сейчас ее поцелует.

— Такая синяя, — докончил Кеннет.

— С-синяя? — задохнулась от изумления Шатти.

— Синяя и замерзшая. — Кеннет извлек из шкафа махровое полотенце, обернул в него девушку, притянул ближе и принялся растирать спину и руки. — Наверное, в этом тоже я виноват?

Шатти спрятала лицо на его груди, наслаждаясь мягкостью фланелевой рубашки, вдыхая запах мыла и лосьона после бритья.

— Ну, если бы ты не жил на шхуне, я бы, наверное, не оказалась вблизи от воды. Так что, пожалуй, ты опять за все в ответе. Да-да, несомненно! — Кеннет отступил на шаг, заглянул девушке в глаза, ласково убрал с ее лба влажный рыжий локон.

— Вот, держи, — сказал он, вручая Шатти второе полотенце. — Обмотай голову и залезай под одеяло. А я тебе горячего супа сделаю.

Кеннет скрылся за дверью, а Шатти сняла намокшее нижнее белье и вытерлась насухо полотенцем. А затем порылась в шкафу и нашла чистую футболку. Надела ее прямо на голое тело, послушно забралась в постель и натянула одеяло до самого подбородка.

Шатти крепко зажмурилась и мысленно приказала телу: а ну, согревайся! Но сколько бы ни заворачивалась плотнее в стеганое одеяло, дрожь не унималась. Неужели она и в самом деле так сильно продрогла или всему виною страх? Сегодня ее чуть не сцапали. Никогда еще беглянка не была так близка к проигрышу, и Шатти уже приготовилась сдаться без боя, когда на выручку к ней вновь подоспел Кеннет.

Забавно, этот человек всегда оказывается рядом, когда ей позарез нужна помощь. И тогда, в пабе, и сейчас, на пристани. Да и в каюте тоже: кто, как не Кеннет, помог ей избавиться от мокрой одежды? Не замерзни она, от души наслаждалась бы ситуацией. Пожалуй, даже подарила бы своему спасителю поцелуй-другой… из благодарности, разумеется!

Шатти вновь вздрогнула, но уже не от холода, а от воспоминаний. Какие у него чуткие руки… Если бы тело не превратилось в ледышку, наверняка прикосновения Кеннета пробудили бы в ней целую гамму чувственных восторгов. На мгновение девушка представила, как он раздевает ее в силу совсем иной, отнюдь не практической причины, и от мысленных образов в крови разлилось приятное тепло. А ведь так она, пожалуй, и впрямь согреется!

В силу насущной необходимости Шатти позволила себе помечтать: вот Кеннет неспешно снимает с нее одежду, ладони его скользят по ее телу, губы и язык обжигают разгоряченную кожу. Она ощущает на себе приятную тяжесть мужского тела…

Девушка судорожно сглотнула. Некое шестое чувство подсказывало, что секс с Кеннетом Лэвероком сулит ей неизведанные наслаждения, от которых дух захватывает и сердце замирает в груди. Хотя бы раз в жизни ей хотелось оказаться в плену первобытной, всеподчиняющей страсти, не оставляющей места ни для чего другого.

До сих пор ей не везло. Ее ухажеры в колледже были неловкими, неуклюжими, бестолковыми. Шатти не шла с ними дальше поцелуев. А что до жениха… Так он держался с невестой почтительно и сдержанно: не дай Бог оскорбить могущественного графа Кэссилиса, покусившись на целомудрие его ненаглядной доченьки!

Но Шарлотта Арран Кэссилис рождена для свободы и приключений. Сбежав от богатых родителей и устроенной жизни, она сделала первый шаг к личной независимости. Выкрасив волосы хной и проколов уши в трех местах, заявила о себе как о непокорной личности, которой дела нет до общепринятых условностей. Нанявшись официанткой в сомнительную прибрежную забегаловку, подтвердила серьезность своих намерений.

Но закрутить страстную, волнующую интрижку с Кеннетом Лэвероком… О, такое приключение стоило всех прочих, вместе взятых!

Кеннет забрал с причала пакеты с покупками, вылил из них воду и отнес в салон. Он пытался сосредоточиться на приготовлении обещанного супа, однако мысли его то и дело возвращались к тому, что произошло в его каюте каких-то десять минут назад.

Он вернулся от Рэндала, твердо намереваясь объявить Шатти, что она уволена. Даже собирался предложить ей компенсацию: фунтов этак двести, что помогут девушке продержаться до тех пор, пока не подвернется новая работа и недорогое жилье. Но при виде несчастной, насквозь промокшей одинокой фигурки, скорчившейся на деревянном ящике, он разом позабыл обо всех своих планах. Теперь Кеннетом владела одна-единственная мысль: обогреть бедняжку, защитить ее от всех мыслимых и немыслимых опасностей.

В то, что Шатти упала в воду по чистой случайности, он ни секунды не верил. Либо сама спрыгнула с пирса, либо кто-то ее столкнул.

Кеннет знал: от девушки ему честного ответа не добиться, а посему оставалось лишь гадать и строить предположения. Если Шатти столкнули, значит, она и впрямь в опасности. В такую холодную погоду умереть от переохлаждения — дело нескольких минут. А вот если спрыгнула сознательно, следовательно, ужасно испугалась кого-то или чего-то. По доброй воле в обжигающе ледяную воду в декабре не полезешь.

И хотя Кеннет знал, что благоразумный человек не станет будить лихо, пока оно тихо, посчитал своим прямым долгом защитить беспомощную жертву — даже если угрожает ей одержимый ревностью муж. Порой казалось, будто девушкой владеет отчаянная решимость. Что Шатти пытается любой ценой затеряться в чужом для нее мире, и получается у нее это, сказать по правде, плоховато… Воспитанный на легендах и сказках о благородных, рыцарственных Лэвероках, Кеннет уже готов был не рассуждая встать на защиту дамы.

Кеннет вскрыл банку с концентратом, вывалил содержимое в кастрюльку, добавил воды, размешал. Ну что ж, теперь он Шатти ни за что не прогонит — по крайней мере, до тех пор, пока Гил не добудет ему хоть какую-нибудь информацию о девушке. Вот тогда он и примет окончательное решение. А до того времени не станет давать воли собственным чувствам и желаниям, пусть даже его влечет к Шатти с неодолимой силой…

Очень скоро куриный суп с вермишелью аппетитно забулькал. Кеннет перелил содержимое кастрюльки в кружку, прихватил с собою ложку и пакетик крекеров, и поспешил назад, в каюту. Он надеялся, что девушка уже отчасти пришла в себя и поджидает его, сидя в постели.

Но Шатти по-прежнему пряталась под одеялом.

Кеннет уселся на край койки.

— Шатти, — позвал он, потянув одеяло на себя.

Она даже не пошевелилась: лежала, свернувшись в клубочек, и дрожала всем телом.

— Н-никак н-не могу согреться, — сообщила девушка.

Кеннет выругался сквозь зубы. Кто-кто, а он, выросший в семье рыбака, отлично знал, как опасно переохлаждение.

— Вызову-ка я врача, — предложил он. — Боюсь, что это серьезно. Сколько ты пробыла в воде?

— Да н-несколько минут, не больше, — с трудом выговорила Шатти. — Л-лучше дай мне еще одно одеяло.