Я пришел за советом к старому Джону Колгейту, который руководил проектом.

Однажды, еще в самом начале проекта, я поделился с ним своими сомнениями и опасениями. Я сказал седому желтолицему старику со взглядом спаниеля, что предчувствую: мы можем сотворить чудовище, которое совершит самое последнее посягательство на остатки того сокровенного, что есть у человека.

Он долго глядел на меня, комкая на столе кораллово-розовое месиво бумажных лент.

— Может быть, ты и прав, — сказал затем он. — Как ты до этого додумался?

— Не знаю, — сказал я. — Я только хотел сказать вам, что я думаю по этому поводу.

Он вздохнул, повернулся в своем кресле-вертушке и уставился в окно.

Немного спустя мне показалось, что он задремал, как иногда это случалось с ним после обеда.

И все же, наконец, он заговорил:

— Не думаешь ли ты, что мне и раньше тысячи раз приходилось выслушивать подобные аргументы?

— Возможно, — откликнулся я, — и все же мне хотелось бы знать, что вы на это скажете.

— У меня нет на это ответа, — сказал он резко. — Или я чувствую, что это к лучшему, или отказываюсь с ним возиться. Конечно, я могу ошибаться. Я допускаю это. Но многие идеи сохранятся в записях, а особенности нашего общества будут упорядочены настолько, насколько это возможно. Если ты нашел для этого лучший вариант — скажи мне.

Я молчал. Закурив, я ждал, что он скажет дальше. Я не знал еще тогда, что жить ему оставалось месяцев шесть.

— Ты когда-нибудь думал об уходе? — спросил он наконец.

— Что вы имеете в виду?

— Исчезновение. Возможность вырваться из системы.

— Я не уверен, что понял…

— Мы все включены в Систему, в которой будут закодированы и записи о наших личностях. Наших — в последнюю очередь.

— Почему?

— Потому что я хочу оставить возможность для того, кто придет ко мне с тем же вопросом, что и ты — о возможности скрыться.

— Кто-то еще хотел этого?

— Даже если мне и высказывали такое намерение, я бы не сказал тебе этого.

— Исчезновение. Я понимаю это так, что вы имеете в виду уничтожение данных обо мне прежде, чем они попадут в Систему?

— Верно.

— Но мы не можем сделать этого с другими данными: с академическими записями… с тем, что касается прошлых событий.

— Это твои проблемы.

— Я ничего не смогу купить на кредитную карточку.

— Думаю, что ты мог бы платить наличными.

— Но ведь все деньги на учете.

Он откинулся назад на спинку кресла и улыбнулся.

— А так ли? — спросил он.

— Ну, не все, — согласился я.

— Так как же?

Я размышлял над этим, пока он раскуривал трубку. Пуская клубы дыма, он затянулся. Обманывал ли он меня со свойственным ему сарказмом? Или это было серьезно?

Как бы в ответ на мои мысли он поднялся с кресла, пересек комнату и открыл кабинет. Он порылся там некоторое время, затем вернулся, держа стопку перфокарт, как покерную колоду. Он швырнул их на стол передо мной.

— Это ты, — сказал он. — На следующей неделе они должны быть введены в машину, как и у всех остальных, — и он снова уселся в кресло, выпустив клуб дыма.

— Возьми их и спрячь под подушку, — сказал он. — Спи на них и решай, что ты с ними сделаешь.

— Не понял.

— Я их отдаю тебе.

— А если я их порву — что тогда?

— Ничего.

— Почему?

— Меня это не касается.

— Неправда. Вы — глава проекта.

В ответ он пожал плечами.

— Вы не верите в ценность Системы? — спросил я.

Он опустил глаза.

— Не более уверен, чем когда-то, — ответил он.

— Если я их порву, то официально перестану существовать.

— Да.

— И что со мной в таком случае станет?

— Это твои проблемы.

Он сделал шаг в сторону от стола.

Я собрал их, сложил в колоду и сунул во внутренний карман.

— Что ты станешь делать дальше?

— Стану спать на них, как вы мне посоветовали.

— Только гляди, чтобы вернуть их утром во вторник.

— Конечно.

Он улыбнулся, кивнул, и на этом все закончилось.

Я взял перфокарты и унес домой. Но я не спал.

Нет, только не это. Я не спал… я и не мог уснуть.

Я веками думал о них, крепко думал, всю долгую ночь — бродил по комнате и курил. Существовать вне системы… Как я мог бы совершать те или иные поступки без риска быть обнаруженным?

Затем, уже около четырех утра, я понял, что должен задуматься над другим, прямо противоположным вопросом: как может Система обнаружить меня, если она не подозревает о моем существовании?

Тогда я сел и тщательно составил кое-какие планы. Утром я порвал свои перфокарты, сжег их и развеял их пепел.

— Садись в кресло, — приказал высокий и сделал жест рукой.

Я подчинился.

Они обошли кресло и встали позади меня.

Я затаил дыхание и попробовал расслабиться.

Прошло с минуту, потом он сказал:

— Порядок. Теперь рассказывай все… и сначала.

— Я нашел эту работу через Бюро по трудоустройству, — проговорил я, — устроился, работал, исполнял свой долг и встретил тебя. Вот и все.

— Одно время поговаривали, и нам кажется, небезосновательно, что правительство может получить разрешение в интересах службы безопасности создать ложную индивидуальность путем подмены записей в Системе. И использовать это в качестве прикрытия для агента. Если кто-то захочет проверить его по Системе, он окажется обычным гражданином.

Я промолчал.

— Это верно? — спросил он.

— Да, — согласился я. — Говорят, что это можно сделать. Впрочем, я не знаю, насколько это верно.

— Возможно, ты как раз такой агент?

— Нет.

После этого они немного пошептались. А затем, судя по щелчку, открылось что-то металлическое.

— Ты лжешь.

— Нет. Я спас жизнь двоим людям, а вы расспрашиваете меня, как меня звать. Я не знаю, почему, хотя хотел бы знать. Чего плохого я сделал?

— Вопросы задаю я, мистер Швейтцер.

— Я просто из любопытства. Возможно, вы скажете мне…

— Закатай рукав.

— Для чего?

— Потому что я так сказал.

— Что вы собираетесь делать?

— Поставить укол.

— Вы — медики?

— Не твое дело!

— Ну, в таком случае, я лично против этого. И когда полиция задержит вас, а я об этом узнаю, тогда поглядим, что скажет Медицинская Ассоциация.