Жалко, конечно, что Никита не прихватил с собой ксерокопию с той самой брошюры, изданной в 1929 году, где описывались события, связанные с гибелью Михаила Ермолаева. Суть же сводилась к тому, что 23 сентября 1919 года автомобиль председателя губревкома, направлявшийся в уездный город Севериновск, был обстрелян бандитами. Ермолаев получил тяжелое ранение, но продолжал отстреливаться. В трех верстах от Севериновска на помощь Ермолаеву поспешил красный разъезд, который обратил бандитов в бегство. Трое из них были убиты, четвертый захвачен в плен. А Михаил Петрович от полученных ранений скончался на следующий день, то есть 24 сентября. Еще через два дня тело Ермолаева было доставлено в губернский центр, где его торжественно похоронили на Михайловском кладбище.

Никита помнил, что среди бандитов, напавших на Ермолаева, упоминался некто Трофим. Не мог этот тип быть братом атамана Федора, у которого прятался Евстратов? Правда, Трофим, упомянутый в брошюре, был убит. А вот фамилия того, кто остался в живых, у Никиты вылетела из головы. Вроде бы столько раз перечитывал, а теперь забыл…

Впрочем, через пару секунд его голова резко переключилась на совсем другие мысли. Потому что со двора, откуда-то из-за занавешенного тюлевой шторкой окошка послышался скрип калитки у дома Ермолаева, а затем тихий звук шагов.

Никита машинально глянул на часы. Время было уже не раннее — половина одиннадцатого. Неужели Владимир Алексеевич не сумел удержать старика дома? Тем более неужели сам Василий Михайлович, пережив нападение бомжей и ощущая нездоровье, рискнул отправиться домой? Что-то не верилось. Никита осторожно подобрался к окошку, поглядел сбоку, чуть отодвинув занавеску.

Темная фигура просматривалась неясно. Но стоял он слишком прямо и, когда поднимался на крыльцо, делал это куда быстрее, чем подобает 80-летнему старику.

Незнакомец огляделся и начал открывать замок.

Конечно, можно было выйти во двор и вежливо спросить: «Гражданин, вы к кому?» В принципе нормальный вор, которому мокруха ни к чему, просто удерет. Но ведь может какой-нибудь психованный оказаться. Сейчас, говорят, чуть ли не каждый карманник при пушке ходит. Бахнет сдуру — и случайно попадет. А мимо Никиты уже столько пуль пролетело, столько раз ему с этим делом везло, что еще раз пробовать судьбу не хотелось.

Кроме того, Никите подумалось, что этот тип в принципе еще не вошел в дом 56. Может, у него еще ключ не подойдет. Потыркается без толку — и уберется.

Но ключ подошел. Пришелец, не очень заботясь о том, чтобы не шуметь, с легким скрежетом вынул дужку замка из ушек и отворил скрипучую дверь, переступил порог и скрылся в доме.

На какое-то время Никита даже успокоил себя тем, что, возможно, гражданин этот никакой не вор, а скажем, кто-то из знакомых Ермолаева. Может, решил деду одежду из дома привезти… Но эта версия у Никиты продержалась секунд двадцать, не больше. Если Ермолаева действительно бомжи раздели, то ключ они с собой унесли, потому, что, согласно тому, что Егоровне рассказал Корнеев, на старике кроме трусов, майки и носков ничего не было. Навряд ли такие бомжи сознательные, чтоб оставить ограбленному ключик. И навряд ли Василий Михайлович этот ключ держал в носках, допустим. То есть, если он из дома уходил сам, сам за собой дверь на замок запирал, то этот ключ сейчас должен был быть у тех бомжей, которые с него верхнюю одежду сняли. Стоп! Но тогда ведь этот ключ, если его бомжи не выкинули, должен был, по идее, найтись в кармане пальто и пиджака на том покойнике с Московского шоссе… Ну, конечно, они его и выкинуть могли. Это в принципе уже не суть важно. Важно другое: если все, что пересказала Егоровна со слов директора, верно, то Ермолаев добровольно никому ключа дать не мог. Если бомжи этот ключ у него забрали в подъезде дома, где живет Корнеев, то вполне могли добраться и до адреса. Если в пиджаке, допустим, был паспорт. Но тип, вошедший в дом Ермолаева, на бомжа был не очень похож. Не ходят так бомжи — упруго, по-спортивному.

Но главное, что снова заставило Ветрова насторожиться, — гражданин не стал зажигать верхний свет. В окне ермолаевского дома на пару секунд мигнуло пятно от карманного фонарика. Нет, этот товарищ явно не хотел светиться.

И тут в голову Никиты пришла простая вещь. А что, бели взять, да и запереть этого незваного гостя? На окнах у ермолаевского дома — решетки. Замок этот господин повесил на ручку двери. Если продеть дужку через оба ушка, — изнутри не откроешь.

Никита осторожно вышел в сени, приоткрыл дверь и выглянул. Улица Молодогвардейцев была пустынна, только во дворе какой-то из пятиэтажек громко ржали подростки и хрипло брякала музыка из кассетника. Наверно, они не привыкли опасаться милиции. А это значило, что прежде, чем Никита найдет хотя бы постового, пройдет немало времени. Телефоны могли быть в пятиэтажках, но к кому там обращаться — черт его знает… У Аллы и Андрея — единственных здешних знакомых, кроме бабки Егоровны — телефона не имелось, во всяком случае, Никита его за короткое пребывание в квартире не заметил. Телефоны-автоматы на этой улице тоже не водились.

Спокойнее всего было отказаться от идеи запереть ночного гостя. Разум подсказывал, что ничего не выйдет и лучше вообще не соваться. Но тут Никите представилось, что ночной гость именно сейчас упрет из дома Ермолаева что-то важное. Что именно — Ветров даже не очень догадывался. Хотя в голове уже начало связываться все воедино: и XVII век с XX веком, и Федька Бузун с капитаном Евстратовым, и Ермолаев Михаил с директором Корнеевым, но пока это было нечто аморфное и бесформенное, какой-то путаный клубок, в который замотались и накрутились разноцветные нитки, одни как-то соединенные между собой, другие — нет. Никита прекрасно понимал, что дела давно минувших дней иногда могут таить в себе серьезную опасность и что, потянув за какую-нибудь ниточку из пресловутого «клубка», можно вытянуть на свет Божий что-нибудь взрывоопасное.

Причем опасное в первую очередь для самого Никиты. Потому что люди, которые знают больше того, чем им положено знать, очень часто не доживают до старости.

И все-таки он рискнул.

Мягко, почти не скрипнув ступеньками, спустился с крыльца бабкиного дома, сделал несколько тихих шагов по двору до калитки, бесшумно проскользнул через нее, неслышно прошагал до калитки Ермолаева и прямо-таки просочился через нее.

А затем, переведя дух у стены дома, поднялся на крыльцо. Внутри дома было тихо, Ветрову даже показалось, будто находящийся там посетитель прислушивается. А раз так, то надо было торопиться. И уже не думая о том, чтобы не шуметь, Никита рывком сдернул замок с дверной ручки, на ощупь продел дужку через ушки — щелк!

И замок закрылся.

Никита навострил уши: как отреагирует на щелчок замка гражданин, проникший в жилище? А он, похоже, никак не реагировал. Какая-то тихая возня изнутри доносилась, но неясно было, то ли ее незнакомец производит, то ли крысы где-нибудь в подполе. Слишком уж глухие были звуки. Нет, похоже, этот тип ничего не заметил. Значит, у Никиты есть какой-то запас времени. А потому нельзя терять ни минуты.

Никита перекинул ногу через перила и лихо съехал на животе — получилось намного быстрее и бесшумнее, сделал несколько широких шагов до калитки, придержал ее рукой, чтоб не брякнула, и очутился на улице. Оглядываясь на дом Ермолаева, прошел несколько шагов, потом, уже находясь рядом с пятиэтажкой номер 54, припустил бегом. Конечно, если б он как следует помнил дорогу до 12-го отделения милиции, то, наверно, побежал бы туда. Но ему показалось, что быстрее будет добраться до Аллы и Андрея. Они люди местные, знают, откуда позвонить можно. Правда, надо будет опять заходить в этот чертов подъезд, где на чердаке киллеры водятся…

Никита, однако, не пробежал и десяти шагов. Из двора вдруг вышли два крупных, уверенных в себе парня и загородили дорогу. Плечистые, коротко стриженные, ростом за метр восемьдесят, в ветровках поверх спортивных костюмов и крепких футбольных бутсах вместо кроссовок. Чуть позади и сбоку от них стояла с потушенными фарами малиновая «девятка».