Вулф кивнул:

— Такая мощная броня — и вы спешите примкнуть к этому сборищу. Почему?

— Девушка на коммутаторе и официант! — саркастически фыркнул Поул.

— Хорошие, честные люди, — возразил Талботт и вернулся к Вулфу. — Отнюдь не спешу.

— Можно, стало быть, считать, что вас здесь нет?

— Я здесь, конечно, но вовсе не для того, чтоб присоединяться к каким бы то ни было сборищам. Я здесь, чтоб воссоединиться с мисс Кейс. А воссоединение с мисс Кейс — ради этого можно и поспешить. Что касается остальных, то все они, кроме, пожалуй, Бродайка…

Дверной звонок опять прозвенел, и, поскольку среди новых пришельцев могли оказаться лишние, я поспешил в прихожую, опередив Фрица, и приник к нашей оптике одностороннего действия на входной двери. Увидев, кто стоит там, на ступеньках, я закрепил цепочку, отпустил дверь на два дюйма и кинул в щель:

— Не хочу простужаться.

— Я тоже не хочу, — ответствовал грубый голос. — Отворяй запор.

— Мистер Вулф занят, — сообщив я дипломатично. — Не могу ли я его заменить?

— Никоим образом. Никогда не мог — и никогда не сможешь.

— В таком случае потерпите минутку. Я узнаю.

Я захлопнул дверь, прошел в контору и сказал Вулфу:

— Тот человек — по поводу кресла. — Таков был любезный моему сердцу псевдоним инспектора по убийствам Кремера.

Вулф крякнул и затряс головой:

— Я буду занят несколько часов и не стану устраивать антракты.

Я вернулся к двери, приоткрыл щель и сообщил с оттенком сожаления:

— Извините, он занят домашними делами.

— Ага, — ехидно заметил Кремер. — Конечно же занят. Поскольку здесь Талботт, да и вся шестерка у вас. Отворяй дверь.

— Ба! Кого вы собираетесь удивить! Вы, разумеется, заняты кем-то из них, возможно, даже всеми, и я лелею надежду, что вы не позабыли о Талботте, который так нам по душе. Между прочим, о телефонистке и официантке из «Черчилля» — не помните их имена?

— Именем закона, отвори дверь!

— Вас дико слушать! — сказал я, не веря своим ушам. — Вы проделываете эту штуку со мной? Как вам известно, закон-то и держит вас за дверью. Если вы намерены кого-нибудь арестовать, скажите кого, и я прослежу, чтоб он не смылся втихаря. Кстати сказать, никто не предоставлял вам монополии. Они были в вашем распоряжении целую неделю, а у Вулфа они всего час, и то вы не можете с этим смириться. Что ж, дабы хоть чуточку вас успокоить, скажу вам одно: он пока задачку не решил и, возможно, провозится с нею до полуночи. Можно будет выиграть чуть-чуть времени, если вы дадите мне имена…

— Заткнись! — проскрежетал Кремер. — Я пришел чисто по-дружески. Нет такого закона, который запрещал бы Вулфу принимать людей в своей конторе. И нет закона, который запрещал бы мне быть среди них.

— Естественно, нет, — согласился я, — когда вы внутри. Но как же быть с этой дверью! Вот она — дверь, подразумеваемая законами, и в соответствии со статусом…

— Арчи! — рев доносился из кабинета, наигромчайший Вулфов рев, но других звуков не было. И опять: — Арчи!

— Простите меня, — сказал я, поспешно захлопнул дверь, проскочил прихожую и влетел в кабинет.

Никакой катастрофы пока не произошло. Вулф попрежнему восседает в своем кресле за столом. Кресло, где прежде сидел Талботт, лежит на полу. Дороти стоит спиной к столу Вулфа, брови взлетели на рекордный уровень. Одри Руни торчит, глазея, в углу, у большого глобуса, стиснутые кулачки прижаты к щекам, Поул и Бродайк тоже вне своих кресел и тоже таращатся на середину комнаты.

Застывшие позы зрителей заставляли ожидать потрясающего зрелища. На деле же там всего только и было, что два типа, размахивающих кулаками. В момент, когда я вошел, Талботт хуком правой зацепил шею Саффорда, а когда я прикрывал за собою дверь в прихожую, Саффорд ответил солидным ударом по почкам Талботта.

— И много я прозевал? — поинтересовался я.

— Останови их, — приказал мне Вулф.

Правая Талботта скользнула по скуле Саффорда, а Саффорд еще разок въехал ему в область почек. Они действовали надлежащим образом, по всем правилам. Но Вулф был хозяин, ему претил беспорядок в кабинете, так что пришлось мне вмешаться в игру. Я схватил Талботта за ворот пиджака и рванул назад с такой силой, что он перевалился через кресло. Потом я преградил дорогу Саффорду. Казалось, он вот-вот вмажет мне, но руки его опустились.

— С чего это так быстро? — спросил я.

— Да он тут высказался насчет мисс Руни…

— Выведи его вон! — прошипел Вулф.

— Которого из них? — спросил я, скосив один глаз на Саффорда, а другой на Талботта.

— Мистера Талботта.

— Ты поступил совершенно правильно, Вик, — говорила Дороти. — Ты был фантастически хорош: этот воинственный блеск в твоих глазах… — она забрала его лицо в ладони, притянула к себе и быстро прижалась губами к его губам. — Вот!

— Вик в данный момент покидает нас, — сообщил я ей. — Пошли, Талботт, я вас выпущу.

Прежде чем присоединиться ко мне, он заключил Дороти в объятия. Я кинул взгляд на Саффорда, полагая, что он обнимет Одри ради равновесия. Но он попрежнему сжимал кулаки. И я, как пастух, погнал перед собой эту блудную овцу, Талботта, прочь из комнаты. Пока он надевал в прихожей пальто и шляпу, я изловчился припасть глазом к одностороннему стеклу, крыльцо было свободно, и я распахнул дверь:

— Не берите близко к сердцу. А то ненароком руку сломаете…

В конторе все опять расселись по местам. Невзирая на то, что ее рыцаря выставили пинком под зад, Дороти, видимо, намеревалась остаться. Я прошествовал к своему месту у стола. Вулф взялся за свое:

— Нас прервали, мисс Руни. Как я уже сказал, вы выглядите весьма уязвимо, поскольку удостоили своим присутствием арену действия. Не будете ли так любезны подсесть поближе, вон на тот стул… Арчи, блокнот!

В 10.55 на следующее утро я сидел в конторе — не все еще, а опять дожидаясь, когда же Вулф спустится вниз, покинув свои поднебесные оранжереи с десятью тысячами орхидей. Эти его встречи на высшем уровне продолжаются ежедневно с девяти до одиннадцати по утрам и с четырех до шести во второй половине дня; если ядерной войне суждено изменить все на свете, хотелось бы, чтоб она в первую очередь изменила этот распорядок.

Мы играли в пинокль втроем: Сол Пензер, Орри Кэтер и я. Их обоих вызвали сюда по телефону: требовались какие-то квалифицированные услуги. Сол носил старую кепку, имел большой нос, а сам был невелик ростом, прост в обращении и вообще принадлежал к числу лучших в мире специалистов по всем делам, которые не требуют при исполнении вечернего костюма. Орри, способный обходиться без расчески годами, не годился, конечно, Солу в подметки, но все равно по праву считался отличным профессионалом, мастером на все руки.

К 10.55 я отставал на три дублона.

В ящике моего стола лежали два исписанных блокнота. Вулф не задержал клиентов на целую ночь, уже совсем мало оставалось до утра, кода он их отпустил. Теперь мы имеем о них куда больше сведений, чем содержалось во всех газетных сообщениях, вместе взятых. Рассказывая, наши клиенты во многом повторяли друг друга. Никто, к примеру, не убивал Зигмунда Кейса, никто, с другой стороны, не получил разрыв сердца при известии о его смерти, даже его дочь; никто никогда не имел револьвера, никто даже не умел им пользоваться; никто не мог привести ни малейшей улики, с помощью которой удалось бы осудить Талботта или, на худой конец, его арестовать; ни у кого не было железного алиби, зато у каждого был какой-нибудь личный мотив, возможно, не самый эффектный на свете, как у Талботта, но все равно на мотив не начихаешь.

Таковы были их показания.

Фердинанд Поул полыхал негодованием. Он не понимал, зачем тратить время на них и зачем тратить их время, если единственной и очевидной задачей было одно: сокрушить алиби Талботта и накрыть Талботта. Но пришлось Поулу и самому исповедоваться.

Десять лет тому назад он обеспечил Зигмунду Кейсу сто тысяч долларов, необходимых, чтоб затеять процветающую систему индустриального дизайна. Последние пару лет доходы Кейса маханули выше облаков, и Поулу захотелось получить равную долю, но желание его не сбылось. Кейс со скрипом выделил ему под тот взнос жалкие пять процентов годовых, пять тысяч долларов, тогда как половина прибыли составляла сумму в десять раз большую. И Поул не мог поставить его перед классическим выбором: покупай мою часть или продавай мне свою, потому что Поул по уши погряз в долгах.