ДЖЕН. Вы не войдете со мной, Гильберт?

ГИЛЬБЕРТ. Нет, Джен. Вы знаете, мне этой ночью надо закончить работу в мастерской, чеканку кинжала для какого-то лорда Кленбрассила, которого я никогда в глаза не видал. Он просил, чтобы все было готово к завтрашнему утру.

ДЖЕН. Тогда спокойной ночи, Гильберт. До завтра.

ГИЛЬБЕРТ. Нет, Джен, еще мгновенье. О боже, как тяжело мне расставаться с вами даже на несколько часов! Джен, вы моя жизнь, моя единственная радость! Но надо идти работать, мы так бедны. Я не хочу заходить в дом, потому что не смогу уйти, и вместе с тем я не в силах расстаться с вами. Как я слаб! Джен, посидим несколько минут у двери, на этой скамье. Отсюда мне как-то легче будет уйти, чем из дому, особенно из вашей комнаты... Дайте мне вашу руку. /Садится и берет обе ее руки в свои./

/ДЖЕН продолжает стоять./

Джен, ты любишь меня?

ДЖЕН. О, я всем обязана вам, Гильберт! Я знаю это, хотя вы долго скрывали от меня истину. Малюткой, почти в колыбели, я была брошена родителями, и вы взяли меня к себе. С тех пор шестнадцать лет ваши руки работали для меня, как руки отца, ваши глаза бодрствовали надо мной, как глаза матери. Чем была бы я без вас, боже мой? Все, что у меня есть, дали мне вы; все, чем я стала, сделали вы,

ГИЛЬБЕРТ. Джен, ты любишь меня?

ДЖЕН. А ваша преданность, Гильберт! День и ночь вы работаете для меня, губите ваши глаза, убиваете себя, Вот и сегодня вы снова проведете ночь за работой. И никогда ни одного упрека, ни одной резкости, ни тени суровости! Вы, такой бедняк, снисходительны даже к моим маленьким женским прихотям. Гильберт, я не могу думать о вас без слез! У вас иногда не было хлеба, а у меня всегда были ленты.

ГИЛЬБЕРТ. Джен, ты любишь меня?

ДЖЕН. Гильберт, я готова целовать ваши ноги!

ГИЛЬБЕРТ. Но любишь ли ты меня, любишь ли? Ах, все твои слова не говорят о любви, а я только этого жду от тебя, Джен. Благодарность, вечно одна благодарность! Я способен был бы растоптать ее. Мне нужна лишь любовь твоя, если же ее нет -лучше умереть. Шестнадцать лет ты была мне дочерью, теперь ты станешь моей женой. Через неделю мы обвенчаемся. Да, ты обещала мне, ты согласилась на это, ты моя невеста. О Джен, ты любила меня, когда давала свое согласие. Помнишь, как ты однажды сказала мне, подняв свои чудные глаза к небу: "Я люблю тебя!" Такой я хотел бы видеть тебя всегда. Но вот уже несколько месяцев мне кажется, что ты изменилась, особенно в последние три недели, с тех пор как моя работа вынуждает меня уходить иногда на ночь. О Джен, я хочу быть любимым тобою, я уже привык к этой мысли. Прежде ты была такая веселая, а теперь ходишь грустная, озабоченная. Не то чтобы ты была холодна ко мне, милое мое дитя, нет, - ты стараешься, как только можешь, быть ласковой, но я чувст!

вую, что слова любви не слетают с твоих уст так естественно и непринужденно, как прежде. Что с тобой? Ты разлюбила меня? Конечно, я честный человек, конечно, я хороший мастер, но я предпочел бы быть вором и убийцей, лишь бы ты любила меня! Если бы ты знала, как я люблю тебя, Джен!

ДЖЕН. Я знаю, Гильберт, и оттого-то я плачу.

ГИЛЬБЕРТ. Ты плачешь от радости, не правда ли, Джен? Скажи мне, что от радости! Ах, я должен верить этому. Быть любимым - только это и есть на свете! У меня всего-навсего бедное сердце рабочего, но Джен должна любить меня. Зачем ты без конца твердишь о том, что я для тебя сделал? Одно слово, Джен, и не ты мне, а я тебе буду обязан вечной благодарностью. Ради тебя я готов на любую муку, на преступление. Ты будешь моей женой, не правда ли, и ты любишь меня? Джен, за один твой взгляд я отдам всего себя, весь свой труд, за твою улыбку - свою жизнь, за твой поцелуй - свою душу!

ДЖЕН. Какое у вас благородное сердце, Гильберт!

ГИЛЬБЕРТ. Послушай, Джен, пусть я безумец, пусть я ревнивец, можешь смеяться надо мной, если хочешь, - пусть так! Но не сердись на меня. Мне кажется, что с некоторых пор здесь шатается много молодых дворян. Знаешь ли ты, Джен, что мне тридцать четыре года? Какое это несчастье для жалкого рабочего вроде меня, неловкого, плохо одетого, уже немолодого и некрасивого, полюбить прекрасную и очаровательную семнадцатилетнюю девушку, которая притягивает знатных молодых красавцев, раззолоченных и разряженных, как пламя притягивает мотыльков! Если бы ты знала, как я страдаю! Но я даже мысленно не могу оскорбить тебя подозрением, тебя, такую честную, такую невинную. Я знаю, ничьи губы не касались до сих пор этого чистого лба, и все же иной раз мне кажется, что тебе доставляет слишком большое удовольствие зрелище процессий и кавалькад - королевы, вое эти роскошные шелковые и бархатные наряды, под которыми так редко скрываются сердце и душа! Прости меня, но, боже мой, зачем здесь проходи!

т так много молодых дворян? И зачем я не молод, не хорош собой, не знатен и не богат? Гильберт, простой рабочий -чеканщик, и это все. А они: лорд Чендос, лорд Джерард Фиц-Джерард, граф Арундель, герцог Норфолькский! О, как я их ненавижу! Я живу, чтобы чеканить для них рукоятки шпаг, а между тем с каким удовольствием я всадил бы им в живот все эти лезвия!

ДЖЕН. Гильберт!..

ГИЛЬБЕРТ. Прости меня, Джен. Не правда ли, любовь иногда делает нас злыми?

ДЖЕН. Напротив - добрыми. Вы так добры, Гильберт!

ГИЛЬБЕРТ. О, как я люблю тебя! С каждым днем все больше и больше. Я хочу умереть за тебя. Любить или не любить меня - это в твоей власти. Я безумец. Забудь все, что я наговорил сейчас. Уже поздно, и мне пора идти. Прощай! Боже, как мне грустно расставаться с тобой, Джен. Ступай домой. Ты взяла ключ?

ДЖЕН. Нет, вот уже несколько дней, как я не могу найти его.

ГИЛЬБЕРТ. Тогда возьми мой. До завтра, Джен. Не забывай: сегодня я еще твой отец, через неделю - твой муж. /Целует ее в лоб и уходит./

ДЖЕН /оставшись одна/. Мой муж! Нет, я не совершу этого преступления. Бедный Гильберт, он любит меня... Но тот, другой!.. Неужели я променяла любовь на тщеславие? Как я несчастна! В чьей власти я нахожусь теперь? Неблагодарная - я так виновата перед ним! Кто-то идет. Надо поскорее уйти. /Входит в дом./

Явление четвертое

ГИЛЬБЕРТ и НЕИЗВЕСТНЫЙ в плаще и желтой шапочке.

НЕИЗВЕСТНЫЙ держит Гильберта за руку.

ГИЛЬБЕРТ. Да, я узнал тебя. Ты нищий еврей, который уже несколько дней бродит вокруг этого дома. Но чего тебе надо от меня? Зачем ты привел меня сюда?

НЕИЗВЕСТНЫЙ. То, что я должен сказать вам, я могу сказать только здесь.

ГИЛЬБЕРТ. Что же это? Говори скорей.

НЕИЗВЕСТНЫЙ. Выслушайте меня, молодой человек. Шестнадцать лет тому назад, в ту самую ночь, когда лорд Толбот, граф Уотерфорд, был обезглавлен при свете факелов за приверженность папе и за мятеж, его сообщники были изрублены здесь же, в Лондоне, солдатами Генриха Восьмого, До утра на улицах не прекращалась перестрелка. Этой же ночью один молодой рабочий, больше занятый своим делом, чем войной, работал у себя в мастерской, при входе на Лондонский мост: низкая дверь направо, на стене еще сохранились следы красной краски. Было около двух часов пополуночи. На мосту сражались. Пули со свистом перелетали через Темзу. Вдруг в дверь мастерской, через которую пробивался наружу свет лампы, раздался стук. Мастер отворил. Вошел какой-то незнакомец. На руках у него был ребенок, испуганный и плачущий. Незнакомец положил ребенка на стол и оказал: "У этого создания нет больше ни отца, ни матери". Затем он медленно вышел и затворил за собою дверь, У рабочего Гильберта также не было ни отца!

, ни матери. Он взял ребенка. Сирота усыновил сироту. Взяв девочку на воспитание, он растил ее, не спускал с нее глаз, одевал, кормил, лелеял. Он горячо полюбил ее, всего себя отдав этому маленькому существу, заброшенному в его мастерскую бурей гражданской войны. Он пожертвовал ей всем: своей юностью, своими увлечениями, удовольствиями. Для нее он работал, ей отдал всю свою привязанность, всю свою жизнь, и так продолжалось шестнадцать лет. Рабочий Гильберт - это вы. Ребенок...