— Не знаю, дорогая. Просто не знаю.

Элли попыталась скрасить трудное время, помогая Бенджи изучать язык октопауков. Ее единоутробный брат был абсолютно заворожен всем, что касалось инопланетян, и в том числе шестиугольной картиной, которую доставили из Изумрудного города. Бенджи по несколько раз в день принимался разглядывать картину и никогда не упускал возможности спросить что-нибудь об удивительных существах, изображенных на картине. И Арчи с помощью Элли всегда терпеливо отвечал на любые вопросы Бенджи.

Когда Бенджи начал регулярно играть с Арчи, у него появилось желание распознавать какие-нибудь фразы из словаря октопауков. Бенджи знал, что Арчи умеет читать по губам, и хотел доказать октопауку, что даже он, человек медлительный, — обладая должной мотивацией, способен уразуметь язык октопауков хотя бы в той мере, которая необходима для простейшего разговора.

Элли и Арчи начали учить Бенджи основам. Он без особого труда заучил цвета, означающие «да», «нет», «пожалуйста» и «спасибо». Числа тоже дались ему легко, поскольку октопауки пользовались двоичной системой и обходились комбинацией двух основных цветов: кроваво-красного и малахитово-зеленого; числа помечались детерминативом оттенка сомон.[12] Труднее всего Бенджи далось понимание того, что отдельные цвета сами по себе не обладали каким-либо смыслом, например полоса цвета жженой сиены обозначала глагол «понимать», если за ней следовала розовато-лиловая, а затем поясняющий знак; но если за той же комбинацией следовала алая полоса, речь шла о «цветущем растении».

Отдельные цвета не представляли собой знаков алфавита в строгом смысле этого слова. Иногда слово определялось шириной полос. Сочетание жженой сиены и розовато-лилового цвета означало «понимать», только если обе полосы были примерно равной ширины. Если за узкой полоской жженой сиены следовала в два раза более широкая розовато-лиловая, это означало «емкость».

Бенджи пытался одолеть язык, усваивая его с необыкновенным рвением. Его желание учиться так согревало сердце Элли во время всех тревог. Она еще не знала, чем закончится кризис у Роберта.

Когда начинался третий день уединения Роберта в своей комнате, как и следовало ожидать, в приемную щель медленно вполз вагончик с полунедельным запасом еды и питья. На сей раз с грузом прибыли два октопаука. Они оставили вагончик и долго разговаривали с Арчи. Семья собралась вместе, ожидая новостей.

— Войска людей вновь высадились в Нью-Йорке, — сообщил Арчи. — Они разрушают самодельный люк, которым мы перекрыли ход в наше подземелье, и наверняка скоро обнаружат тоннели.

— Итак, что же нам теперь делать? — спросила Николь.

— Мы бы хотели, чтобы вы перебрались к нам, в Изумрудный город, — ответил Арчи. — Мои коллеги предвидели подобную ситуацию и уже закончили проект отдельной секции в городе, предназначенной специально для вас. Она будет готова через несколько дней.

— А если мы не захотим отправляться туда? — поинтересовался Макс.

Арчи посовещался с другими октопауками.

— Можете оставаться здесь и ожидать прихода людей. Мы обеспечим вас пищей, но начнем разбирать подземку, как только эвакуируем всех наших работников из северной части Цилиндрического моря.

Арчи продолжал говорить, но Элли перестала переводить. Она попросила октопаука повторить несколько следующих предложений и только потом повернулась, слегка побледнев, к своим друзьям и семье.

— К несчастью, — переводила она, — мы, октопауки, вынуждены заботиться о себе. И поэтому тот из вас, кто откажется отправиться с нами, подвергнется блокаде кратковременной памяти и забудет все события последних недель.

Макс присвистнул.

— Вот вам и дружба с общением. Когда нужно, всякий готов применить силу!

Он подошел к Эпонине и взял ее за руку. Та вопросительно глянула на него, когда Макс повел ее за собой к Николь.

— Я хочу, чтобы ты немедленно зарегистрировала наш брак.

Николь была польщена.

— Прямо сейчас? — спросила она.

— Прямо на этой проклятой минуте, — ответил Макс. — Я люблю женщину, что стоит возле меня, и прежде чем весь ад вырвется на свободу, хочу закатить в этом иглу истинную оргию, а не какой-то ваш хилый медовый месяц.

— Но я не имею права… — возразила Николь.

— Никого лучше тебя мы все равно не найдем, — перебил ее Макс. — Ну, действуй, хотя бы в первом приближении. — Онемевшая невеста сияла от счастья.

— Согласен ли ты, Макс Паккетт, взять сегодня в жены эту женщину, Эпонину? — неуверенно проговорила Николь.

— Согласен — только не сегодня, а давным-давно.

— А ты, Эпонина, согласна ли взять этого мужчину. Макса Паккетта, себе в мужья?

— Да, Николь, с удовольствием.

Макс привлек к себе Эпонину и поцеловал ее.

— Что касается вас, Ар-чи-бальд, — произнес он, когда они с Эпониной направились к лестнице, — говорю честно: мы с мамзелькой собираемся к вам, в этот Изумрудный город, о котором она столько наговорила. Но сперва задержимся здесь на двадцать четыре часа, а может и больше, если у Эпонины хватит сил, и мы не хотим, чтобы нас тревожили.

Макс и Эпонина торопливо направились к цилиндрической лестнице и исчезли. Элли почти закончила пояснять Арчи, как обстоят дела у Макса и Эпонины, когда новобрачные появились на площадке и помахали оставшимся внизу. Все расхохотались, когда, прервав прощание. Макс повлек Эпонину за собой в коридор.

Элли сидела у стены, в комнате было темно. «Итак, сейчас или никогда. Попробую еще раз».

Она припомнила ссору, закончившуюся несколько часов назад.

— Конечно, ты хочешь туда — к своему дружку-пауку, — горевал Роберт. — И рассчитываешь взять с собой Никки.

— Все намереваются принять предложение, — отвечала Элли, даже не пытаясь сдержать слезы. — Прошу тебя, Роберт, пойдем. Они очень добрые и нравственные существа.

— Октопауки промыли мозги всем вам. Каким-то образом эти уроды заставили тебя поверить тому, что они даже лучше твоей собственной родни.

— Роберт посмотрел на Элли с пренебрежением. — Твоей же собственной родни, — повторил он. — Какова шутка! По-моему, ты уже настолько же октопаук, насколько и человек.

— Это не так, дорогой, — возразила Элли. — Я же говорила тебе несколько раз: они внесли минимальные изменения… Я человек, как и ты…

— Почему, почему, почему? — вдруг завопил Роберт. — Почему я позволил тебе уговорить меня покинуть Новый Эдем? Мне надо было оставаться там, где вокруг меня были люди… и вещи, которые я понимал…

Роберт был непреклонен, невзирая на все ее мольбы. Он не собирался идти в Изумрудный город. И даже странным образом радовался тому, что его кратковременная память будет стерта октопауками.

— Быть может, — хохотнув, проговорил он, — я забуду все, что узнал после твоего возвращения. Я не буду помнить, что моя жена и дочь — мутанты, а мои ближайшие друзья не считаются со мной, как с профессионалом… Да, — продолжил он, — тогда я сумею наконец забыть кошмар этих последних нескольких дней и буду помнить только то, что тебя отняли у меня — как и мою первую жену, — хотя я все еще отчаянно люблю тебя.

Роберт в гневе метался по комнате. Элли попыталась утихомирить и утешить его.

— Нет, нет и нет! — закричал он, отталкивая ее руки. — Поздно. Мне слишком больно. Я не могу больше терпеть эту муку.

Вечер только начинался, и Элли обратилась за советом к матери. Николь не смогла успокоить Элли. Она только посоветовала не сдаваться, но и предостерегла дочь: ничто в поведении Ричарда не говорило, что он может изменить свое решение.

По предложению Николь Элли сходила к Арчи и спросила его мнение. Ее заинтересовало, сумеет ли Арчи или кто-то из октопауков доставить Роберта назад в подземелье, где его обнаружат другие люди, если он не захочет идти с ними. Арчи без особой охоты согласился.

«Я люблю тебя, Роберт, — сказала Элли самой себе, вставая. — И Никки тоже. И мы хотим, чтобы ты — муж и отец — был с нами». Глубоко вздохнув, Элли вошла в спальню.