Это была какая-то американская машина, сделанная по спецзаказу. Без окон, с экранами, демонстрирующими пейзаж за бортом. Восемь парней, лет по двадцать пять, все одного роста и на одно лицо. Такие маленькие ребята – наверное, чтобы их больше в машину помещалось. И такие же крохотные у них автоматы, как игрушечные…

Сашенька чувствовала приток адреналина, заставляющий сердце стучать активно, а нутро испытывать страх. Впрочем, к страху она за несколько дней почти привыкла.

Главным в машине был самый маленький ростом, и что самое интересное, тоже кавказец, может быть, армянин. Казалось, что они едут на пикник. Армянин все время травил Журову анекдоты, а тот посмеивался в ответ.

– Северцев! – обратился в переговорное устройство командир спецназа. – Газку прибавь!

– Пробка, – ответило радио нерадостно.

– Так у тебя мигалка есть, радость моя!

– Здесь у всех мигалки, товарищ командир!

– Ну, это, бля… – развел руками в черных кожаных перчатках армянин. – Врубай сирену!

Завыло по всей округе так, что торопящиеся к обеду чиновники прижались к обочине, вероятно, подумав, что президентский кортеж на шашлык торопится, а когда опомнились, спецназ уже сворачивал в Раздоры.

– Где? – поинтересовался армянин у Сашеньки.

– Через два дома налево, – ответила она.

– Красивая! – не удержался спецназовец.

– Пацана нашего девушка! – улыбнулся Журов.

Сашенька на мгновение вспыхнула, но также быстро и погасла, так как машина было уперлась в обитые листовым железом ворота дачи Зураба, но после ленивого «давай» Северцев вдавил педаль газа в пол и снес средневековое заграждение, словно картонное. Посреди двора спецавтомобиль затормозил, и из него стали выпрыгивать мальчики, которые без единой команды окружили дом и на показанные командиром три пальца синхронно бросили во все окна шумовые гранаты.

Сашенька оставалась в машине и почему-то весело думала, что кто-то из министров-соседей, кушая суп минестроне, обделался прямо на месте.

Душко обнаружили в подвале дома голого и всего окровавленного.

– Жив, сынок? – вскричал Журов.

Парень лишь простонал в ответ.

– Жив! – подтвердил себе Журов. – «Скорую»! – заорал. – Баба же твоя врач!

«Скорую» вызвали, но, кроме Душко, на даче никого не было.

– По домашнему адресу проверим! – определился армянин.

Двух малышей-спецназовцев оставили на даче на всякий случай, закинули мычащего Душко на заднее сиденье, где он ужасно мучился от боли, от того, что голый, и еще кой от чего.

– Навстречу «скорой» его вывезем! – предложил армянин. – А-то та пока пробьется!..

Они рванули к Москве, два боевых друга, оба радостные, что не зря операцию затеяли без согласования, а значит, оба на своих постах останутся.

Журов даже прослезился, глядя, как Сашенька обкладывает ватными тампонами зад Душко, думал, что, если звезды сойдутся, то и министерство с секретаршей от него никуда не денутся! Если же нет, ему и в родном, Тверском, отлично служится. Все сотрудники – герои!.. Конечно, хватанул! Вспомнил Пожидаева, Хренина и еще с десяток хлопцев. Погрустнел…

– «Скорая»! – предупредил водитель Северцев.

– Тормози ее!

Быстро перенесли Душко в «03», развернулись поперек дороги, прикрытые машиной спецназа, и каждый отбыл по своим делам. Спецназ брать Зурика, а «скорая» в Склиф, спасать жизнь милиционера.

– Вы – кто? – спросили Сашеньку в приемном покое.

– Я… Я знакомая!..

– Знакомым здесь нельзя!

– Я – врач!

– Тогда объясните, что с ним?

Сашенька предполагала, но не была уверена, попросила в первую очередь рентген сделать.

– Сделаем! – ответили ей и увезли Душко, которому к этому моменту стало не на шутку плохо, так, что он временами отключался от мировых событий.

После операции музей института Склифосовского обогатился несколькими экспонатами-жемчужинами. Первый – рентгеновский снимок! Далее хирург Быков поочередно достал из заднепроходного отверстия пациента железнодорожный вагон с надписью «Мука», затем цистерну с бензином, пару засыпных сцепок и, конечно же, локомотив с красной звездой.

Милиционеру все аккуратненько зашили, персонал представил его первый стул, и все в едином порыве поморщились.

– Жестокая у нас Родина! – дал оценку произошедшему хирург Быков…

Зурика брали просто.

Позвонили в дверь, он открыл, получил прикладом автомата в грудь, чуть наклонился, а вторым ударом ему сломали ключицу, заставив грузина упасть на колени.

– Вы что?!. – прошипел он. – Я полковник фээсбэ…

– Да хоть Моссада! – рыкнул армянин, дав грузину ногой в лоб.

Теперь арестованный лежал на спине, но сознание не терял.

Крепкий, подумал Журов, и зачем-то вспомнил лысого.

– К себе возьмешь? – поинтересовался армянин, когда Зурика упаковали по полной программе.

– Тебе-то он на хрен нужен! – ответил товарищ.

– О'кей! Мы тебе его закинем по дороге! Бумаги потом дошлешь! – и уже в отделе: – Смотри, осторожнее!

Грузина отнесли в камеру, где наложили на ключицу гипс. Дали полежать в темноте до следующего утра…

Душко пришел в себя и почему-то заплакал. Вероятно, так наркоз отходил.

Сашенька тоже хотела было заплакать, но не получилось.

Странно, она вновь испытывала смену настроения. Совершенно не понимала, кто ей этот мальчишка, о котором она так серьезно позаботилась, что свою жизнь на карту поставила. Никакого чувства в груди не было, даже жалости к Душко, как к пациенту, она не испытывала. Чужой человек, и точка.

«Что же со мной было эти четыре дня? – рылась Сашенька в своих мозгах в поисках ответа. – Почему меня кидает из края в край из-за этого парня? – она мыслила сейчас, как психиатр. – Секс? Бывало и лучше… Что же?..»

Незаметно она задремала, а поскольку палата была отдельная, ее пару часов не трогали. Она сама проснулась с неожиданным ответом в голове.

Он меня возбуждает тем, что подтягивается по двести раз!

Это честное открытие, как током шибануло! Она – дочка тонкого, романтического литературоведа, психиатр, почти кандидат наук, прочитала тысячи книг про возвышенное чувство, она, Сашенька Бове, подвисла на простом визуальном физическом действии, которое возбуждает ее до крайности. И не надо ей красивых баллад, умных мыслей, томных нашептываний в ухо – пару раз парень подтянулся, и она готова на все.

Вот и сейчас, представив Душко на перекладине, она захотела поменять белье на свежее.

«Животное!» – дала себе оценку Сашенька.

Но почему-то она была довольна этой характеристикой, спокойно расставаясь с юношеской иллюзией, что ей нужен мужчина, похожий на папу. Здесь она сразу вспомнила мать и решила навестить ее, как только кончится весь этот кошмар. Что там родительница говорила о муже и о любовнике?..

А еще Сашенька подумала, что выйдет замуж за Зурика, а Душко будет подтягиваться, подтягиваться, подтягиваться…

Она летела, вспоминая Коровкина. Как ей казалось, в небеса летела. Большая крыса, машущая лапами, как если бы она была птицей.

Но ей не суждено было упасть. Огромная ворона, или еще какая другая птица подхватила ее когтями за шкуру и понесла куда-то добычу.

Ну и Бог со мною, думала Мятникова, обозревая окрестности. Пусть я стану сытным обедом для вороньей семьи… На мгновение Лиле показалось, что она увидела в окне того художника, родом из детства, дарившего ей заграничные конфетки, но птица летела быстро, мелькало солнце в окнах домов, какие-то люди внизу указывали пальцем в небо, и мальчишка со злобным лицом натягивал резинку рогатки… Камень просвистел в каких-то сантиметрах… А потом птица осторожно приземлилась на вершину старого тополя, в гнездо, где орали пять голодных птенцов.

Что делать с такой здоровой крысой, птенцы не знали, а потому их мамаша ткнула Мятникову клювом прямо в крысиное темечко, подарив Лиле ошеломляющую боль. Животное не потеряло сознания, а потому ворона, почему-то с загнутым, как у орла клювом, решила нанести повторный, разящий удар, подняла голову, выгнув шею до предела, и обрушила свой клюв, словно нож…