Бригада, включив фонари, направилась в тоннель…

Мятникова подлезла под дверь и, будто смазанная салом, выскользнула наружу.

Ранее утро было приятным, подсвечивало солнышко, и воздух еще был чист и свеж. Но Лиле было не до красот природы, она галопировала вдоль стен домов, напрягши зрение и слух до предела.

Неожиданно сзади загавкала какая-то собачонка, и крыса, еще больше припадая к земле, ускорила бег до предела.

Собачонка не отставала. В ее лае уже чувствовался охотничий азарт, и Мятникова подумала, что дело плохо.

Ах ты, друг человека! Ах ты, псина вонючая!

Собака уже догоняла петляющую крысу, а сзади слышался женский голос, который подбадривал собственность:

– Ату ее! Ату!

Собака щелкнула челюстью, и лишь чудом кончик крысиного хвоста проскочил между ее зубов. Оставшись, таким образом, целым.

И здесь Мятникова решила принять бой. Нет погибать же так просто!.. Она обернулась, подскочив при этом на метр, увидела старого облезлого пуделя и вонзила идиоту в горло свои резцы. Артерия у собаки лопнула тотчас, и она, продолжая еще радостно тявкать, была уже обречена.

– Пинцет! Пинцет! – кричала Алия Марковна.

Лиля увидела открытый посреди дороги канализационный люк, подхватила дохлого пуделя, подумав: «Вот и мясо», – и утащила тело в недра городских коммуникаций.

Напоследок она услышала истошное «А-а-а!», наплевала на него и постаралась передвигаться под землей как можно быстрее, дабы уйти от возможной погони.

Мятникова чувствовала, что канализация непременно связана с метрополитеном. Так оно и оказалось. Лиля услышала за стенкой гул, проходящего поезда и принялась судорожно искать какую-нибудь дыру.

Мертвая псина мешала передвигаться, но, являясь мясной добычей, согревала душу и давала уверенность, что толстый Билл будет доволен.

Наконец, крыса Мятникова отыскала прогнившую трубу, через которую попала в тоннель. Она выбиралась задом, напрягая последние силы, чтобы вытащить за собой пуделя Пинцета. Ей это удалось, когда, казалось, силы кончились: она пробкой вылетела из трубы, а сверху на нее плюхнулась жертва.

Всю эту картину наблюдал обходчик Мышкин. Он подумал, что все это достоевщина какая-то, затем испугался до спазмов в животе и бежал, пуская газы, до самой станции, чуть не попав под шурующую на полной скорости дрезину.

Мятникова минут пять полежала, восстанавливая силы, затем, вспомнив о Билле, взяла пуделя за загривок и потащила его в темноту…

Через два часа она нашла своего друга. Тот безмятежно спал в окружении огромного количества обглоданных костей.

– Я пришла! – сообщила Лиля.

Не открывая глаз, он ответил:

– Хорошо.

– Я принесла мясо.

Билл открыл один глаз и оглядел тушку мертвого пуделя.

– Собака?

– Пудель.

– Я собак не ем. Я с ними работал бок о бок. К тому же я сыт.

Она, едва не погибшая, от таких слов рухнула на землю. Спросила лишь:

– Чего ел?

– Тех, кто поджарился на газовом взрыве, – ответил Билл лениво.

– Крыс?

– Нажрался до отвала. Там еще есть. Хочешь?

– Ты – каннибал.

– Чего?

– Я лучше пуделя съем.

– Как-то не гуманно это… Но дело твое…

Мятникова есть крысятину совсем не хотела. Знала, что в других странах едят собак, что многие даже считают их мясо деликатесом, а потому, истощенная за последние дни, решила отобедать пуделем Пинцетом.

Острыми резцами она легко раскроила собачью шкуру, словно опасной бритвой. Сделала надрез возле шеи, повела его по животу, к паху, ту же самую процедуру проделала на спине собаки, где-то рванула, где-то перекусила и через полчаса работы получила чистенькую мясную тушку.

Вот только голову она разделывать не стала. У дохлого Пинцета были открыты глаза, в мертвом взгляде до сих пор держался тусклый свет идиотской радости. Мятникова просто отгрызла псу голову, а затем принялась насыщаться, разрывая тушку на куски.

Набив брюхо, она решила оттащить куда-нибудь подальше собачьи голову и шкуру. Поволокла, но вдруг что-то блеснуло в голубоватой шерстке. Это заставило Лилю прерваться и порыться в кудерьках. Она выудила на свет Божий обыкновенную собачью медаль, на которой было написано: «Отличнику породы». Осталась к находке равнодушна и вновь уцепилась за шкуру, чтобы тащить.

– Ну-ка, ну-ка! – услышала она Билла. – Что там?

– Я думала, что ты спишь…

– Я никогда не сплю, чтобы совсем! Чего это блестело?

– Собачья медаль, – равнодушно ответила Мятникова, продолжая волочить ненужное.

– Постой, я сказал! – рыкнул американец.

Она вздрогнула и остановилась.

– Собака была заслуженная! – резюмировал крыс, поднявшись на лапы. – В нашем деле просто так медали не дают!

– Да это побрякушка за отличную породу!

– А у меня, по-твоему, что, порода плохая?! Я – американец! А после взрыва мины все погибли, и меня некому было отметить! Так что я заслужил награду! Тащи медаль!

Лиля усмехнулась, но подчинилась. Взяла тоненький ошейник с медалькой и принесла Биллу. Тот продел голову в ремешок и сделал гордый вид.

– За службу Родине! – проговорил он с пафосом.

– Какой? – поинтересовалась Мятникова, поставив крыса, в неловкое положение.

– В самом деле, – задумался он.

Думал Билл долго и, наверное, его вживленный чип работал бы еще дольше, а мог и совсем зависнуть, если бы на помощь не пришла Мятникова.

– У тебя мать – русская, так?

– Да.

– Мать русская, отец американец, значит, у тебя две Родины.

– Это очень мудро! – похвалил Билл подружку после некоторых размышлений. – За службу русской Родине!

– Ура! – поздравила Лиля.

Неожиданно ее затошнило, она отвернулась и принялась извергать недавно съеденную собачатину.

«Несвежая, что ли? – подумала она. – Хотя, как может быть пудель несвежим, если я его сама убила…»

Ее желудок продолжало крутить, а Билл на плохое самочувствие подруги не обращал ровным счетом никакого внимания. Он косился на медаль и гордился совершенным подвигом.

«Скотина!» – подумала Мятникова о Билле, но тошнота внезапно прекратилась, зато заныла челюсть, и Лиле пришлось грызть арматуру. Потом опять захотелось есть, и она, за неимением другого питания, покушала собачью ляжку.

Только проглотила пару кусочков, как услышала:

– Поворачивайся!

Не прекращая есть, она повернулась и расслабила заднюю часть тела, в которую вошел герой Билл.

От блестевшей на его груди медали продолжительность соития совершенно не изменилась в сторону его удлинения, а возможно, еще и сократилась.

Лиля проглотила кусок собачатины, когда ее внутренности подверглись уже привычному ожогу.

– Мог бы и подольше! – чавкая, посетовала Мятникова.

– Чего подольше? – не понял Билл.

– Во мне находиться! Привык думать только о себе!

– Зачем – подольше? – растерялся крыс.

– Обо мне бы подумал… Я тоже удовольствия хочу!

– Чего?..

Казалось, Билл был совсем обескуражен претензиями подруги.

– Расслабься! – разрешила Мятникова.

– Какие-то ты вещи непонятные говоришь все время!

– Говорю, расслабься!

– В следующий раз укушу так!..

– Только и можешь кусаться!

– Не только! Я прекрасный специалист по саперному делу!

В этот день Мятникову тошнило еще дважды. Она совсем не понимала, что с ней происходит, а ее приятель, американо-русский герой, часами смотрел на свое отражение в луже и говорил:

– Все в порядке…

– Мне плохо! – жаловалась Лиля, стараясь пробудить в Билле что-нибудь человеческое.

– Всем плохо, – отвечал саперных дел мастер.

– Скотина!

– Я не скотина. Я – крыс…

Они прожили на месте взрыва две недели. Билл продолжал питаться своими собратьями, изрядно подгнившими, совокуплялся через равные промежутки времени с Мятниковой, а она была вынуждена рисковать и выходить утренними часами на поверхность, добывая себе пропитание.

Один раз Лиля увидела на улице тетку, которая жалобно призывала: «Пинцет! Пинцет!», – а, когда заметила Мятникову вдруг преобразилась, глаза зажглись безумным огнем. Алия Марковна (это была она) вытащила из кармана плаща мужнин «Макаров», и ну палить!..