– В монастыре? В Коста Браве?

Она кивнула:

– Там я провела последние пять лет.

– Что удерживало тебя там? Твоих родителей не стало. Почему ты не уехала в Штаты?

– Было много причин. – Она расскажет ему всю горькую правду, но позже. Для первого раза он был уже достаточно шокирован. – Во-первых, я была там не по собственному выбору и, во-вторых, понимала, что была там нужна. Я учила индейских детей читать и писать. К тому же в воюющей стране пригодились и мои медицинские навыки.

– Но монастырь? – недоумевал Чейс. – В свои шестнадцать ты сама была ребенком. Чему могут обучить молоденькую девушку в подобном месте?

– Во-первых, выжить. Хотя сестра Мария-Иносенсья учила также скромности, добродетельности, послушанию, вере, и покорности.

Чейс молча вертел шляпу в руках. Скупая улыбка появилась на его обычно мрачном лице. Энни знала, что он обдумывает услышанное.

– А чем ты здесь занимаешься? – поспешила она сменить тему, боясь новых вопросов о монастыре.

Чейс надел шляпу, надвинув ее почти на глаза.

– Я выполняю кое-какую работу для Ассоциации Скотоводов.

– Держишь скот?

– Ничего подобного. Охраняю местные ранчо.

Чейс не видел причины скрывать свое ремесло. Теперь он абсолютно уверен, что она не репортер. И если она та, за кого себя выдает, пусть знает, какую грязную и опасную работу он делает. Ни одна женщина не захочет, чтобы ее муж ловил конокрадов.

– Я думаю, меня здесь можно считать местным детективом. Когда на ранчо нужна охрана, нанимают меня. Но чаще я выслеживаю воров, получая за их головы вознаграждение, которое называется охотничий приз.

Энни страшно удивилась:

– В Вайоминге до сих пор есть конокрады? Много поймал?

– Не очень, – ответил Чейс, глядя на обрез, лежавший на полу. Он поднял ружье, вынул из ствола патрон. – Одного сегодня поймал. Но Джек-Неудачник не в счет. Он мелкая сошка.

– Джек-Неудачник? – засмеялась Энни. – Звучит как прозвище, подходящее такому здровяку-громиле, как ты.

– А как ты развлекалась в монастыре? Смотрела по телевизору боевики? – неожиданно вернулся он к ее судьбе.

– Нет. Но я много читала. Папа, отправляясь в Коста Браву, прихватил целый сундук разных учебников и медицинских журналов.

Кивком она указала на шляпу и ружье Чейса:

– Ты куда-то собираешься?

Он пожал плечами:

– Я четыре дня не был дома. Не осталось никаких припасов. Хочу поехать в город за продуктами. Но, черт побери, куда деть тебя?

– Возьми меня с собой!

Она взглянула с надеждой, и Чейс чуть было не согласился.

– Нет, это не дело.

Он не любил поездки в город, потому что возбуждал любопытство местных жителей. Незнакомка в его джипе обязательно привлечет внимание.

– Почему бы тебе не отдохнуть? – предложил он. – Прими душ.

– О, да, – радостно согласилась она. – Это было бы чудесно.

Чейс представил, как Энни раздевается в душе. Но после случившегося между ними он понял, что нельзя позволять вновь разыгрываться воображению. Она невероятно восприимчива, а он не был святым. Но запретные мысли об обнаженном теле опять отозвались сладкой болью в нижней части живота.

– Энни, сними одежду, – неожиданная мысль пришла ему в голову.

– Что?

– Эти штаны, кофту и туфли – сбрось их.

– Зачем?

– Не будешь же ты купаться в них?!

Она подняла руку, как бы защищаясь:

– Буду. В монастыре мы всегда мылись в сорочках. Нагота не была позволительна.

Чейс не знал, смеяться или плакать. Странная, десять минут назад она была готова переспать с ним, а теперь вот не хочет снять даже свои теннисные туфли.

– Ладно, – он считал, что демонстрирует удивительное терпение, – сними все, кроме белья.

– Что ты собираешься делать? – она пятилась от него, словно от психа или насильника.

– Ничего похожего на то, что ты представила, – заверил он. – Только хочу знать, что не сбежишь до моего возвращения.

– Я никуда не уйду, обещаю.

Но Чейс доверял ей пока, как кошка доверяет мышке. Энни Вэлс уже доказала свою полнейшую непредсказуемость. Нет, не выяснив наверняка, кто же она, он не позволит ей уйти. Чейс явственно представил газетные заголовки, если проклятые репортеры доберутся до нее. Бывший пентагоновский герой прячет несовершеннолетнюю невесту! Даже местные газетенки не пропустят такой сенсации. В прежние времена, когда Чейс и его партнеры освобождали заложников, пресса их превозносила. Газеты называли друзей «секретные коммандос» за неординарные методы освобождения соотечественников, а общественное мнение сделало из них героев. С тех пор три холостяка стали завидными женихами, и газетчики безуспешно гонялись за новостями их личной жизни.

Только Чейс оказался относительно защищенным, скрывшись от людей в далеком Вайоминге. Но его друзья были на виду. Джонни Старовк стал блестящим адвокатом по гражданским делам, а Джеф Диас по-прежнему работал на Пентагон.

Нет, Чейс пока не мог выпустить Энни из-под контроля. Она напоминала ему мину, готовую взорваться при первой возможности.

– Чейс, – тихо произнесла Энни, будто находясь на церковной службе. – Я кое о чем подумала. О твоих партнерах. Почему бы не связаться с ними? Они расскажут обо мне.

Она, должно быть, и имела в виду Джефа и Джонни.

– Откуда ты их знаешь?

В голубых глазах блеснула надежда, казалось, решение ее проблемы может быть найдено.

– Мы встретились с ними по дороге к границе после выполнения задания. Разве ты не помнишь? Они нашли ученых, а ты – меня. Джонни еще пошутил, что тебе достался лакомый кусочек.

Чейс не помнил эту встречу, но в госпитале ребята упоминали о ней. Они избегали говорить о трагически погибшей девчонке. Ни в одном официальном учреждении не нашлось сведений о ней, и несчастный случай вскоре был забыт. Воспоминания вызвали в Чейсе неприятный осадок. Они напоминали о недоразумениях, возникших между друзьями. Он не видел Джонни и Джефа больше четырех лет.

– Я уверена, они узнают меня. С ними был проводник-индеец. Никто не понимал его, поэтому я переводила...

Чейс слушал, пытаясь уловить в простодушном голосе признаки обмана. Ему оставалось признать, что Энни говорит правду. Ее пыл несколько раздражал Чейса. Но в этом было и нечто заставляющее его забыть о своих заботах, презреть опасность и броситься ей на помощь. «Она – бомба, – подумал он, – а я идиот, что вожусь с ней».

– В конце концов они опознают меня, – настаивала Энни. – Тогда ты поверишь мне?

– Может быть...

Он поднял ружье, направив на нее. Странная улыбка скользнула по лицу Чейса, когда он увидел румянец на ее щеках и вздымающуюся грудь. Волнуясь, Энни была прелестна. «Скромность, послушание, покорность», – вспомнились перечисленные ею добродетели. Скоро он узнает, усвоила ли их Энни Вэлс.

– Но не это главное сейчас, не так ли? – понизил он голос, указывая на вязаную кофту. – Раздевайтесь, мисс Энни. Не заставляйте меня делать это за вас.

– Ну, давай, – заговорила Энни притворно мягко, уперев руки в бока. – Пристрели меня прямо здесь. Потому что я не собираюсь раздеваться под прицелом. Ни для тебя, ни для другого мужчины.

Это неожиданно смелое заявление вселило в нее еще большую уверенность. Но она забыла принять во внимание его возможную реакцию. Выражение лица Чейса не обещало ничего хорошего. Губы скривились в недоверчивой ухмылке, а черные глаза яростно засверкали. «Антрацит», – подумала Энни, подобрав удивительно подходящее сравнение. Два адских луча прямо-таки впились в нее.

– Ты ошиблась, Рыжик. У тебя нет выбора. Если ты не разденешься сама, я сделаю это.

Сердце Энни испуганно запрыгало, но она выдержала устрашающий взгляд Чейса.

– Нажми лучше на курок, – она подняла руки, – и давай покончим с этим.

Чейс вдруг опустил ружье к ноге.

– Ты уверена, крошка, что лучше умереть?

Энни решительно кивнула. Ей показалось, что он удивленно поднял брови, хотя она едва ли могла видеть это: ковбойская шляпа скрывала почти пол-лица.