— Элеанор, дорогая? — голос миссис Отем прозвучал наверх от нижних лестничных ступенек. Когда я понял, что она была на пути на верхний этаж, то на шаг отступил и громко кашлянул, чтобы предостеречь обоих молодых людей. Я почти забыл о моём твёрдом пенисе, который плотно прижимался ко мне в брюках и в последний момент прикрыл его пыльной тряпкой, которую носил с собой. Когда позже тем же самым вечером я внимательно подслушивал нежные всплески Элеонор в туалете, то лучше представлял, чем когда-либо прежде нежную киску хозяйки, щёлочка которой обнимала палец неуклюжего молодого человека.

Когда вечером я мастурбировал, то мысленно продолжил сцену, прерванную миссис Отем – с тем различием, что в своих мечтах я занимал место лорда Гестерса и мой твёрдый член так ударял в тесную щелку, что Элеонор сильно кричала. Я держал сжатыми её тонкие запястья, и заглушал страстные крики желания моими губами, пока всё дальше трахал и трахал её, пока, наконец, я не кончил глубоко в тесной киске Элеонор и не заляпал её своей спермой.

Несколькими неделями позже в доме Отем началась подготовка к Рождеству. Весь дом украшался еловыми ветками, свечами из пчелиного воска и изящными красными и золотыми стеклянными шарами. Почти ежедневно приходили семьи из местного общества, чтобы выпить чашку чаю или поболтать о новостях. В кухне было по-особенному, много планировалось и готовилось, и вопреки всем организационным заботам я изо дня в день возвращался к туалету леди Элеонор, чтобы послушать один из небесных звуков, который когда-либо слышало моё ухо.

Также во время рождественских праздников часто заявлялась к миссис Отем семья Гестерс, каждый раз извиняясь за молодого лорда – он нехорошо себя чувствовал, что объяснялось, наверное, плохой погодой. Всё же, кажется, Элеонор не особенно огорчалась этим сообщением, и я тоже тайком радовался, питая к богатому молодому человеку глубокую ревность. Теперь моя молодая хозяйка была только для меня, о чём, несмотря на нашу классовую разницу и факт, что она едва ли уделяла мне внимание, вряд ли можно было говорить.

Элеонор с удовольствием гуляла, и часто в большом саду особняка. И когда у меня было немного свободного времени, я незаметно искал там её близости, приносил засахаренные яблоки и пунш и спрашивал хозяйку о том, не нужно ли ей что-нибудь. При этом от меня не ускользал частый похотливый взгляд девушки – в действительности не типичный для её возраста и положения – манера скользить по моей фигуре.

В один из этих дней я задержался поблизости от маленькой берёзовой рощи, в защите которой Элеонор любила скрываться от падающего снега, и наблюдал из тени нескольких деревьев, как молодая дама оглянулась, чтобы осмотреться вокруг, сбросила юбку и пальто. Она носила белые трусики, похожие на те, цвета мальвы, которые я украл; хозяйка позволила им скользнуть по ногам вниз, и отодвинула рукой назад ткань, чтобы не намочить. Я задержал дыхание, когда впервые увидел на девичьем лобке только немного волос, её киска выглядела такой нежной, как я себе и представлял, и когда Элеонор присела, половые губы раскрылись и позволили увидеть крохотный розовый клитор.

Немного неловко моя молодая хозяйка опёрлась свободной рукой в перчатке на лесную почву, и только секундой позже я увидел и услышал, как поток мочи прокладывал себе дорогу, проливаясь в замёрзшую лесную землю и растекаясь там тонкими ручейками. Я снова был настолько возбуждён, что мои брюки угрожали лопнуть. И представил себе, что лежу там, на лесной подстилке, мой рот под открытыми половыми губами, в носу запах молодой нежной киски. Я бы высунул язык и слегка коснулся бы клитора, потом дрожа от волнения, ждал бы, как моча Элеонор плотной струей текла бы мне в рот. Я пил бы её, покорный и признательный от такого подарка.

Эта фантазия чередовалась со следующими мыслями, которые кружили в моей голове как пурга. Что, если бы я опрокинул бы её на спину? Если бы я задержал девушку и навалился бы на неё, и мы оба растянулись бы на пропитанной мочой лесной подстилке? Наконец, я стал бы её властелином, и взял бы себе то, чего жаждал так долго.

Эти мысли прошли также, как и появились – я никогда бы не унизил эту женщину, которая была мне всё же самой дорогой во все мире! Так, погружённый в себя и с рукой на своём члене, мастурбирующий, с задыхающимся дыханием, я слишком поздно заметил, что Элеонор поднялась и предстала передо мной снова полностью одетая.

Она ничего не говорила, а только смотрела на мой стоячий член, и я на минуту подумал, что Элеонор подойдёт и отдастся мне, потому что она смотрела именно так. Открытый от желания рот перешёл в насмешливую ухмылку; хозяйка отвернулась и в следующий момент исчезла между молодыми берёзами. Темно-красный от стыда я побежал, торопливо застёгивая брюки.

В течение следующих дней леди Элеонор не удостаивала меня даже взгляда, и, кажется, в действительности избегала меня. Тем не менее, я едва ли мог думать о чём-то ином, чем о ней и почти каждую ночь сжимал шёлковые трусики, пытаясь уловить ещё аромат лаванды, которым они пахли однажды, снова и снова думая об инциденте в саду.

Наступило рождественское утро, и я опасался, что мне в этот день едва ли будет предоставлена возможность приложить ухо к двери туалета Элеонор из-за шума и суеты горничной. Как обычно я слушал тихий плеск, который сегодня звучал странно приглушённо, как будто кто-то сменил унитаз на ванну.

Внезапно дверь рывком открылась, Элеонор стояла передо мной и торжествующе смотрела на меня, в то время как я, вероятно, выглядел испуганным.

В руке она держала стакан с дымящейся, жёлтой жидкостью, и только со второго раза я догадался, что это была моча. Элеонор стояла прямо передо мной, и в то же время я понял, что к ней – помимо нашей первой встречи – никогда не был так близко. Её взгляд был менее самоуверенный и прямей чем обычно; и почти смущённо она подала мне бокал. Всё же неопределённость прошла, когда хозяйка заметила моё дрожащее возбуждение, которое разрушилось после первого испуга. Я чувствовал тепло бокала и вдыхал солёный запах, пожалуй, самой чудесной жидкости, которая когда-либо протекала вниз по моему горлу. Элеонор подарила мне часть себя – больше чем я мог ожидать. Я любил и жаждал её больше чем когда-либо раньше.

Она насмешливо присела передо мной как дворянка, улыбнулась, и сказала: "С Рождеством", прежде чем её обаятельная фигура пересекла коридор и медленно от меня удалилась.

Практикантка

Клара стояла у копировального аппарата и как раз добавляла в него бумагу, когда стукнула дверь офиса и вошла начальница. Клара едва осмеливалась взглянуть на уверенную, привлекательную и значительно старше неё женщину, которая подходила к девушке с приветливой улыбкой. Её рука с листами бумаги слегка дрожала, и она незаметно вдохнула воздух, вдыхая тяжёлый аромат, который так хорошо придавал шарм и подходил зрелой женщине. Клара завистливо подняла голову, с каким удовольствием она бы поменялась с Эстер, которая излучала такую огромную уверенность и решительность, в то время как сама была только практиканткой, испуганной и малоопытной.

— Ты можешь закончить рабочий день сейчас, Клара – большинство твоих коллег уже сидят дома возле рождественской ёлки.

Эстер бойко ей улыбнулась, пока покачивая бёдрами, обходила на высоких каблуках вокруг Клары, которая едва решалась дышать. Забавляясь, Эстер осмотрела свою молодую протеже; только несколько недель назад Клара начала практику в компании, которой руководила Эстер вместе со своим мужем. До сих пор она умело выполняла работу и все задания очень добросовестно. "Однако её застенчивость ей мешает", — думала Эстер, пока наблюдала за маленькой, милой блондинкой с покрасневшими щеками и опущенными плечами. При этом она полностью осознавала, как действует на девушку, которая ещё больше втягивала голову и становилась меньше, чем была на самом деле. Женщина приняла решение.

— Я охотно пригласила бы тебя на второй рождественский день, Клара. У нас с Мартином маленький домик на природе за городом – ты могла бы поужинать с нами и переночевать в комнате для гостей, — она открыто улыбнулась молодой практикантке. — Мы заинтересованы в том, чтобы познакомиться с тобой поближе – тем более, что ты ещё не встречалась с Мартином.