Я так тяжело вздохнул, что Ляльку вымело из кабинета порывом ветра, я вышел вслед за ней, в дежурку.

Волгин был на месте. Выбритый, но не выспавшийся.

- Да ну ее, - отмахнулся на мой вопрос. - Яичницу вчера сожгла, картошку сегодня недоварила. Всю ночь нам спать не давала. Трепалась. И все про вас. Как ни проснешься, все одно слышишь: Лексей Митрич подумали, Лексей Митрич сказали, Лексей Митрич сделали... Майор ее вместе с раскладушкой на кухню отнес и запер. Но это уже под утро было.

- А где он?

- Покурить вышел, - вздохнул Волгин лицемерно. - Из-за Ляльки опять курить начал.

Оно и ладно, счет по нулям в моей команде: одна бросила, зато другой начал.

- Однако поехал, - сказал я. - Вы тут без меня не сачкуйте. Ленинскую комнату, к примеру, в порядок приведите. Знамя убрать, портрет заменить.

- А какой повесить? Ваш?

- А хотя бы и мой.

Волгин, парень с юмором, внимательно вгляделся в мое лицо, поморщился:

- Может, лучше Лялькин?

Я подумал и согласился:

- Может, и лучше. Вы с ней согласуйте.

- Удачи вам.

Утро было хорошее, солнечное. По-настоящему летнее.

Мы молча покурили на крыльце с Майором. Говорить пока было не о чем. О чем надо, вчера все переговорили. Даже с лишком, на мой взгляд.

- Хорошая погода, - уронил Майор бесцветным голосом.

- Очень хорошая, - важно согласился я, протирая влажное от росы сиденье моего "козлика", нахолодавшего за ночь. - И солнце хорошо светит.

- И облаков нет. И ветерок такой ласковый. Утренний. Чуть трогает листву и снова замирает.

- Дождя, в общем, не будет. И сильного ветра.

С тем я и поехал к мосту. Где встретил меня бодрый капитан. С ним мы тоже поговорили о погоде. Как вежливые англичане перед Трафальгарской битвой.

Экипаж бронетранспортера "Беспощадный" (Капитан мечтал в детстве стать морским волком) надраивал свою машину - всю в каплях и потеках от ночной росы. И в протертых местах БТР сверкал как новенький.

- Мы вас проводим немного? - спросил Капитан, когда ему доложили о полной боевой готовности "Беспощадного". - Это будет выглядеть.

- Не стоит. Разбегутся еще. - И я, отбросив окурок, ступил на мост.

- Не волнуйтесь, полковник, - сказал он мне вслед. - Если что - мы этот гадюшник за пять минут разнесем и сровняем.

Утешил. Если что... Я даже оглянулся. И еще больше порадовался - и экипаж, и часть десанта с интересом облепили мою раритетную машину - как воробьи конское яблоко. Что-то с ней будет, если я задержусь с возвращением? Если что...

По ту сторону реки, за баррикадой, возле лежащей на пузе Гошиной тачки, меня ждала красивая машина.

Навстречу вышел молодой человек. По виду - референт министра культуры: в черном костюме и белой рубашке. С манерами. Проводил меня до лимузина, даже открыл и захлопнул заднюю дверцу. Сел рядом с водителем, который и головы не повернул, даже в зеркальце на меня не глянул.

А чего ему? Он таких... кандидатов без числа, небось, повидал.

Мягко тронувшись, мы заскользили по заповедным бандитским улицам.

Я с любопытством поглядывал по сторонам. Будто совсем в другой город попал. Эта часть его, правда, всегда была традиционно дачной. Застраивалась стихийно, без всякой системы, "шанхайным" методом. Кто во что горазд, стало быть, по своим вкусам и по своим небольшим средствам.

Нынче все выглядело иначе. По-западному пристойно и скучно. И по-нашему богато и безвкусно. Это - в общем.

А в целом - мне понравилось. И зелени много, и речной пляж рядом, и лес вон там прямо начинается. И я стал думать о хорошем.

Славное местечко. Когда я его конфискую - с домами, газонами, оградами и пляжем, - отдадим-ка все это лучшее детям. Пусть они здесь живут и радуются. Пусть здесь будут для них детсадики, зоны отдыха, санатории. Можно и школу сюда перевести.

Ну а даже если я погибну в неравной схватке, это будет оптимистическая трагедия. Надо помнить уроки истории. Мой героический подвиг обязательно кого-нибудь разбудит. И позовет на борьбу. И опять справедливость восторжествует.

Примерно на этом этапе моих идиллических мечтаний Машина свернула и пошла узким проездом, по обочинам которого стояли ровными рядами стриженные под шары липы. Да еще каждое дерево было обрамлено каменным бордюрчиком. Вот только листву в какую-нибудь экзотику не догадались покрасить хозяева. Теперь уже не успеют...

Въехали в ворота, сделали полукруг, огибая буйный, но пристойный цветник, остановились у крыльца. Здесь меня принял улыбающийся охранник, вооруженный до зубов - стальных, стало быть, и острых. Незакомплексованный к тому же - без тени стеснения обыскал меня, как преступника.

- Я что, враг себе? - не удержался я от вопроса.

- Себе - не знаю, а нам - враг, - он еще дружелюбнее развернул свой нержавеющий оскал. - Проверить не мешает.

Ладно, прощаю, главное - блестящую зажигалку не отобрал.

В холле, где красивая мраморная девушка держала над головой некрасивый светильник, раскинулись в креслах, как в зале ожидания, участники предстоящей конференции по борьбе с организованной преступностью.

С насмешливым интересом оглядели меня.

- Полковник милиции Сергеев, - представил меня Тарасик.

- Скорее, полковник частного розыска, - скромно уточнил я. И не стал пока похваляться, что со вчерашнего дня установил в вольном городе О. собственную диктатуру. На благо трудящимся. И всем честным людям.

Присутствующие были мне знакомы. Заочно, конечно. Гоша Заречный. Веселый Тарасик - жестокий придурок, но ценный деляга. Некий Арнольд (подлинное имя, ставшее кличкой), держатель подпольной сети запретных развлечений. Битый, глава местного концерна рэкетменов. Неразлучники Трус, Балбес, Бывалый. Трус - подлец, Балбес - нахал, Бывалый - опытный жулик экономического профиля. Вместе они работали очень результативно, их личные качества в сумме делали достигаемой любую цель. Чача Щеглов садист-оторва, организатор по уму, развратник по призванию.

Вот только Вани Заики я не обнаружил для комплекта. Это прискорбно.

Наши переглядки прервались появлением на верхней площадке лестницы человека, похожего на официанта. Или мажордома такого. Лояльного. Который пригласил нас к овальному столу. На двенадцать сидячих мест.

- Позавтракайте с нами, - с дружеской издевкой обратился ко мне Тарасик. - Любые проблемы лучше всего решаются за столом.

Отчасти я с ним согласен. По крайней мере, в данном случае.

Официант или как его там (наш человек, который иногда давал нам информацию из стана врага, крайне скупую, надо сказать, побаивался на всякий случай) дирижировал ритуалом застолья и должен был обеспечить нужное размещение персон вокруг стола.

Я ведь говорил, что успех большого дела частенько зависит от самой малой малости. Все шло по плану - Чача занял место во главе, лицом к окну, остальные участники дебатов распределились в соответствии со своим весом и положением в их обществе, а вот мое место, на другом конце стола, напротив Чачи, непредвиденно заняли. Что очень гадко. Тут только нахальство выручит. Чем я и попытался воспользоваться.

Стуча каблуками по паркету, подошел к облюбованному стулу, наклонился к уху джентльмена Арнольда, курирующего городскую блядскую сеть, и сказал вполголоса:

- Давай меняться. Мне тут больше нравится.

Чача нахмурился и впервые уронил слово:

- Здесь тебе не столовка в ментовке. Здесь наш порядок. Сиди где указано.

- Вы - там, а я - напротив, - показал я свои опасения, на основе недоверия. - Я должен видеть всех.

Тарасик гоготнул:

- Не поможет, полковник.

Ладно, я вам потом объясню свою борьбу за это кресло. И вы поймете.

Да поздно будет.

Старый джентльмен, повинуясь кивку Чачи, уступил мне место. Для детей и инвалидов. Для нахальных дураков, стало быть.

Вот теперь все в порядке. За моей спиной - окно, а за окном ясное солнышко.