- С вашим? - вздыхает Волгин, - с вашим пока ничего. Задержан по подозрению... - И не заканчивает фразу, не решается. Меняет тему: - Как он может жить в этой вони? Хоть бы клетки чистил.

- А он в ней не живет, - простодушно поясняет мать. - Он живет в сарае. У нас хороший сарай, кирпичный. Даже отапливается. Вадик там печку сложил.

Привезли Вадика - симпатичного паренька в бородке и в наручниках. Мать, ахнув, прижала пальцы к губам.

Обыск провели практически только в сарайчике, больше не потребовалось. Причем задержанный отнесся к этому спокойно, агрессии не проявлял, не капризничал. Охотно давал пояснения. От которых Волгина мутило больше, чем от вони.

В сарае была интересная обстановка. Слева от входа - небольшая тахта. Аккуратно сложенная печь на две конфорки. На одной - большая сковорода, на другой - закопченный котел. Рядом с печкой картонная коробка, скорее всего из-под кофеварки - на ней улыбалась красивая девушка с чашкой в руке.

В углу, за тахтой, верстак с инструментами: деревянные молотки всевозможных размеров и конфигураций, щипцы и клещи с разными губками, скальпели, хирургические иглы. На полу- ведро с мелким речным песком, в ведре - узкий совочек.

Напротив верстака - столик. На нем в окружении оплавленных свечей стоит на ребре большой плоский камень с выбитыми непонятными письменами. На камне - мастерски выполненное чучело белоснежного голубя с распростертыми крылами.

Подавив в себе уже не тошноту, а жарко вспыхнувшее желание всадить в Птичника всю обойму и облить сарай бензином, Волгин распорядился вызвать экспертов.

Его можно понять. Потому что в сковороде - куски жареной печени. В котле, заполненном водой, голова женщины; длинные волосы собраны в "хвост", свисают почти до пола. Коробка в нижней ее части пропитана кровью. (Позже, при обследовании машины, спрятанной в "ракушке", на чехле правого переднего сиденья было обнаружено пятно крови - в этой коробке Птичник вез голову Веселовской.)

На стене, над столиком с камнем и голубем, подвешены за волосы сушеные женские головы. Небольшие, размером с кулак, с неестественно длинными ресницами. Красивые. Как живые.

- Не надо понятых, - сказал Волгин, когда приехали эксперты. Работайте.

Птичник сидел на тахте, сложив скованные руки на коленях, и давал порой ясные, а порой совершенно мутные пояснения. Не забывая добавлять, что уголовному преследованию он не подлежит по состоянию здоровья.

По его словам, он выполнял очистительную миссию, порученную ему откуда-то свыше. Резал женщин, чтобы выпустить из их дьявольской оболочки чистую душу (птички в доме - и есть те самые души). Но сначала он должен был попрать дьявола, осквернив эту оболочку половой страстью, причем дважды- до и после. Печень - награда, этот кроветворный орган сулил ему вечную жизнь для вечной борьбы. А высушенные головы - что-то вроде отчета о проделанной работе, который он должен представить Верховному судье, когда все-таки его вечная жизнь перейдет в иное качество.

"Скорей бы уж перешла", - подумал Волгин, мечтая выбраться из кошмарного сна. Который становился все страшнее, потому что Птичник на вопрос эксперта подробно рассказывал о процессе подготовки голов к сушке. Как он вымачивал головы в соленой воде, дробил кости, вынимал их и заполнял оболочку горячим песком. Головы, высушиваясь, сжимались, но не теряли своей прижизненной формы. Вот только ресницы и волосы оставались в прежних размерах.

- Объяснение есть? - выбрав момент, спросил Волгин одного из экспертов.

- Я не специалист в этой области. Пусть психиатры гадают. Но, по-моему, что-то типа полового извращения на фоне какого-то религиозного помешательства.

- Тут у нас в прошлом году, - вставил опер из "бывших",- некая секта возникла. Очень подозрительная. "Братья заблудших душ". Но как только этими братьями заинтересовались, они слиняли в одну ночь.

- Материалы какие-нибудь по этому делу остались?

- Можно посмотреть.

- Посмотрите. - Волгин направился к выходу. - Заканчивайте здесь и сразу - в отдел.

- Задачка, да? - посетовал Волгин, когда Птичника после допроса отправили в лечебницу на экспертизу. - Он ведь один у матери, свет в окошке.

- Оно так, - отчасти согласился я. И отчасти возразил: - А ведь на другой чаше - восемь матерей. И это только по доказанным эпизодам. Да еще отцы, мужья, дети... Счет явно не в его пользу.

- Неувязка, Алексей Дмитриевич. Восемь раз его ведь не расстреляешь.

- Восемь раз не его стрелять надо. А врачей. Которые занимались лечением, трижды. Два месяца поколют - и на волю. Прекрасно зная, что в любой момент возможен непредсказуемый рецидив.

- А как быть? Пожизненно его в одиночке держать? Не так все просто.

- Вот и я думаю - как быть?

Придумать не успел: явился Майор с докладом. И с просьбой.

Повесил на рогатую вешалку автомат, с укором, неодобрительно глянул, как Волгин гасит в пепельнице длинный еще окурок.

- Сегодня у моста опять депутацию принимал. Законопослушных граждан.

- О чем мечтают?

- Беспокоятся: как бы наши зареченские женихи и высланные чеченцы, объединившись, не предприняли попытку форсировать реку. На подручных плавсредствах. Предлагают выставить посты из добровольцев - вверх и вниз по реке. Кое у кого даже ружьишки есть.

Это уже интересно.

- Вот что, Майор, ты эту приятную инициативу не отвергай. - Как знать, не станет ли этот, единичный пока, факт тенденцией? В плане всенародного подъема на борьбу. - Иди навстречу пожеланиям трудящихся. Сформируй из них два отделения. Командиров назначь из своих хлопцев. Наиболее надежных добровольцев вооружи автоматами - их навалом у нас...

- С холостыми патронами, - уточнил Майор.

- Естественно. Тем более что пока этого нашествия не предвидится. Что, кстати, оттуда слышно?

Майор усмехнулся.

- Советуются. Торгуются. Чечены все там осели и в ближних селах, сгруппировались. Как мы и рассчитывали. У них сейчас худой мир настал. Перед доброй ссорой.

- Примерно на сколько реальных стволов нам ориентироваться? И каких?

- Добрая сотня будет, по первым прикидкам. Есть автоматы с подствольниками. С десяток гранатометов. Ну и ручные гранаты, конечно.

- Кто сейчас координирует сборище?

- На виду - Гоша Заречный. Но куда-то за кулисы курьера гоняет.

- След взять не удалось?

- Нет, очень ловок парень. Егерь по профессии. И по призванию. Фенимор Купер сплошной. Как в лес вступил - так и растворился.

- А триада наша невидимая? - Я имел в виду Губернатора, Семеныча и Ваню Заику.

- Ищем. Я полагаю, к ним курьер-следопыт гоняет.

- Скорее всего. Раз трое в одно время слиняли, значит, все трое в одном месте вынырнут. Надо их достать. Для показательного суда.

- Это важный социально-политический шаг, - серьезно и весомо уточнил Волгин, не замечая горячего майорского взгляда на пачку сигарет.

- Дело не только в этом, - добавил Майор. - Сдается мне, эта тройка сейчас Заречьем дирижирует. Пакость готовит. Я бы вам, Алексей Дмитриевич, пару ребят все-таки выделил. Демонстративно.

- Обойдусь. - Я не стал его огорчать.

И уличать тоже не стал. В том, что "недемонстративную наружку" он мне уже тайно приклеил. И в том, что я ее в первый же день срисовал. И Ляльку Пилипюк, наверняка, по его приказу вооружил. И в тир таскает. Где она отрабатывает на турнике упражнение "стрельба из положения вис головою вниз с одновременным раскачиванием"...

В Замок мы с Майором пошли пешком. Никаких особых следов нашей деятельности город на себе пока не носил. Не почувствовал, стало быть. Только славянских лиц, казалось, прибавилось. Да бросался иногда в глаза неявный отлов нищих. Но вежливый. Я бы сказал, уважительный.

И еще одно личное, субъективное ощущение: пара внимательных глаз в сфере моего перемещения. Я даже не удержался, свредничал.

- Майор, - шепнул одними губами, - я тут одного парня срисовал, ведет кого-то из нас. Пасет, стало быть. Шлепнуть его? За углом, а?