А главным образом, потому, подумал Тропинин, что универсальные знания дают вам, синьор Великий математик, и прочим великим неоценимое оружие власти над однобокими умами, уткнувшимися в свое профессиональное корыто, которым не ведомы ни политика, ни искусство. Впрочем, взрыв, кажется, назревает, хотя и не с той стороны. Во всяком случае разговор исчерпан.

— Мы сможем еще побеседовать с вами на все эти любопытные темы, — сказал Эйлер, приглашая Тропинина следовать за собой.

Они прошли коридором в большую, празднично освещенную залу, где собралась гермеситская элита. Легату были поочередно представлены коллеги Великого математика и их супруги. У Тропинина возникло озорное желание повторить свой опыт в кабачке «Заходите, не ошибетесь», и он незаметно выключил апа. Как выяснилось, это не помешало обмену любезностями.

Великий физик сказал:

— При радоактивном процессе бета-распада, синьор легат, протон в атомном ядре захватывает электрон и превращается в нейтрон, испуская нейтрино и энергию в виде рентгеновских лучей.

— Благодарю вас, синьор, за теплое приветствие, — ответил Тропинин. — Мне лестно познакомиться с вами. У нас на Земле физика в большом почете. Убежден, что сотрудничество в этой важной сфере будет полезным для обеих сторон.

Великий химик сказал:

— В молекуле ферроценофана, синьор легат, две группы ферроцена, в которых каждая пара копланарных колец связана метиленовым мостиком.

Великий биолог сказал:

— Рекомбинация генов в бактериальных клетках с помощью бактериофагов, синьор легат, это надежнейший метод получения аминокислот.

Великий юрист сказал:

— Инкорпорация и кодификация процессуальных норм и подзаконных актов, синьор легат, в сочетании с классификацией деликтов гарантирует правозащитное регулирование.

Великий историк сказал:

— Изучение источников, синьор легат, дополненное хронологией, эпиграфикой, археографией и метрологией, неопровержимо свидетельствует о закономерно-случайном характере роли личности.

Великий философ сказал:

— Сциенистско-бихевиористская эмпирическая ориентация, синьор легат, представленная системно-коммуникационным подходом и контент-анализом, трансцендетирует мотивацию в аксиологическую плоскость.

Великий агроном сказал:

— Общеизвестно, синьор легат, что Hymenaeca courbaril синтезирует карофиллен эпоксид, отпугивающий муравьев-листорезов atta-cephalotes.

Великий техник сказал:

— Подсоединение микропроцессоров и периферийных устройств к интерфейсам многофункциональных сопрягающих модульных систем, синьор легат, обеспечивает выполнение функций буферного зу емкостью до 32 килобайт.

Всем им, не утруждая себя, Тропинин ответил той же фразой, которая произвела, судя по всеобщему воодушевлению, прекрасное впечатление. Подойдя к дамам, он, как галантный кавалер, включил ап.

Супруга Великого математика сказала:

— Мы рады видеть вас в нашем кругу, синьор легат. Да и вам, должно быть, надоело мужское общество. Они ведь, кроме своей возлюбленной науки, ни о чем знать не знают и слушать не хотят.

— Увы, синьора, таковы мужчины на всех планетах. Но ваших это не извиняет. У них меньше всего оснований проявлять невнимание к дамам, ибо нигде во Вселенной не встречал я более очаровательных женщин, чем гермеситки.

Эта беспардонная лесть мгновенно завоевала землянину сердца первых девяти леди Гермеса.

Потом ему представили министров и прочих важных особ. Улучив минутку, Мендесона отвел его в сторонку.

— Как вам понравился Великий физик?

— Великий как великий. А что?

— Он такой же Великий физик, как я китайский император.

— Вы хотите сказать, Пабло, что он не слишком крупный ученый?

— Да нет, он и не физик вовсе. В этом клане не было порядка, вот и пришлось нам направить туда своего человека.

— А как же с языком?

— Подучил малость, он универ из матов.

Мендесона выбалтывал секреты, явно отрабатывая проездной билет на Землю.

Легат был в центре внимания. Он чокался, отвечал на вопросы или уклонялся от ответов, даже станцевал вальс с бойкой синьорой Эйлер. Публика разошлась, раздавался смех и звон бокалов, в холостяцком кружке рассказывали анекдоты. Словом, прием как прием.

Пир во время чумы, подумал Тропинин.

Он не ошибся.

Прием окончился далеко за полночь. Устав от впечатлений и от выпитого, Тропинин спал мертвым сном, когда к нему без стука ворвался Уланфу.

— Вставайте, синьор легат, скорее!

— В чем дело? — спросил Тропинин, протирая глаза.

— Идет чрезвычайное заседание Сената. Вы не простили бы мне, если б я вас не поднял.

Уланфу включил телеком. Тропинин накинул халат и, прихлебывая принесенный роботом горячий кофе, уставился на экран…

В огромном овальном зале дворца Разума яблоку не было где упасть. Принцепс (этот титул у гермеситов носил председатель законодательного собрания) объявил, что Сенат собрался на экстренное заседание по требованию объединенной Веронской общины, и предоставил слово профессору Бенито Чейзу. Вспыхнула буря аплодисментов, прерываемая свистом и улюлюканьем. Еще не начав говорить, Чейз мог оценить свои шансы. Взойдя на трибуну, он медленно обвел присутствующих глазами и выждал, пока шум уляжется.

— По тому, как меня встречают, нетрудно понять, что подавляющее большинство законодателей Гермеса на стороне своего народа, прислушивается к биению его сердца и готово пойти навстречу его справедливым требованиям. Слышим мы здесь, к сожалению, и враждебные голоса. Тем, кто не хочет быть с нами в этот исторический час, я говорю: опомнитесь, сограждане не простят вам измены.

— Вы смеете угрожать? — раздался выкрик.

— Я не угрожаю, а увещеваю: отрешитесь от эгоизма и корысти, подчинитесь общей воле, покайтесь в содеянном, и великодушные сограждане примут вас в свои объятия. Иначе пеняйте на себя, никто не охранит вас от гнева…

— Говорите по существу, синьор Чейз, — прервал принцепс.

Его поддержали возгласами: «Долой с трибуны», «Наглец!»

— Если мне будут затыкать рот, я не стану продолжать. Пусть с вами поговорят те пятьсот тысяч клановых патриотов, которые ждут сейчас у стен дворца, чтобы Сенат встал на защиту их прав и интересов.

Угроза подействовала, обструкционисты приутихли.

— Итак, почему я здесь? Потому что гермеситы не желают больше безропотно взирать на то, как универы и прочая шваль разрушают твердыню нашего благополучия — профессиональный кланизм. Случилось неслыханное — агр и мата сошлись в преступном союзе. И что же? Власти принимают срочные меры, бьют в колокола? Ничего подобного. Они сквозь пальцы взирают на злостных нарушителей освященного веками порядка, на попрание традиций наших предков. Вопиющая, непостижимая безответственность.

Аплодисменты. Телекамера показала правительственную ложу, где, вцепившись в перила, напряженная и бледная, сидела великая девятка.

— Давайте спросим у этих людей, которым доверены судьбы народные, чем вызвано столь преступное отношение к своему долгу.

Чейз протянул руку в сторону ложи.

— Отвечайте, синьор Великий математик.

— Я не намерен отчитываться перед выскочкой! — сказал Эйлер.

— Допустим, я выскочка, но от вас требуют ответа те, кто доверил вам высшую должность, а вместе с ней возложил ответственность за сохранение гермеситской цивилизации. Молчите? Ясно почему. Не можете же вы публично признать, что потакали преступным посягательствам на кланизм, потому что сами втайне предавались пороку.

Поднялся шум, сквозь который доносились отдельные выкрики: «Клеветник!», «Это оскорбление Сената!»

— Я отметаю обвинения в оскорблении нашего законодательного собрания. Это просто чепуха. Напротив, мы, кланисты, возлагаем все свои надежды на мудрость отцов-сенаторов, иначе нас бы здесь не было.

«Пусть говорит!», «Не мешайте оратору!» — включились в перепалку поклонники Чейза.

— Я готов доказать документально: синьор Эйлер, а вместе с ним многие другие высшие должностные лица являются членами тайной ложи, которая отрицает профессионализм и проповедует универство. На своих сборищах эти люди делятся друг с другом профессиональными тайнами и даже, страшно сказать, развлекаются искусством.