Вот и теперь думаю только о себе, пекусь о своей совести. А что изменилось бы в этом мире, не будь меня? Значит, машина была бы у кого-то другого и участь того парня была предрешена, как и предрешена смерть Максима Петровича. Значит, дело вовсе не во мне, не в том, о чем я думаю, как строю свою жизнь. Человек - песчинка в мировом океане, подвластная всем ветрам и невзгодам, беспомощная, беззащитная...

Прекрасная философия оправдать любую бездеятельность, любое преступление - песчинка, беспомощная, беззащитная, рок, обстоятельства... Потому и плывут многие по воле волн, как судьба пошлет, позволяя более энергичным помыкать собою, обманывать, грабить, убивать. И если я не разоблачу эту кучку бандитов - а возможно, и целую мафиозную организацию, похоже на это, - то кто же? Максима Петровича нет - не успел, видно, бедолага, передать важные документы, за которыми они так охотятся, а если и передал, то не в те руки...

Кто-то сказал: "Жизнь - это борьба". Да, без борьбы в нашем мире не обойтись. Прискорбно, конечно, что мать в таком критическом состоянии, и очень не ко времени, но жизнь есть жизнь, и опускать руки нельзя. Там, на кольцевой дороге, я поклялся, что, если останусь жив, все силы приложу, чтобы разоблачить банду. Дина дала мне крепкий кончик запутанного клубка дом, где свили гнездышко мнимые кагэбэш-ники. Надо только его разыскать. Это, судя по рассказу Дины, в нашем районе, где знакома мне каждая улица, каждый переулок. Мы избороздим там все вдоль и поперек, пока не найдем желто-серый дом с высокими каменными ступеньками и большой дверью, с широкой лестницей и массивными перилами. Дина узнает его, должна во что бы то ни стало узнать...

В Москву мы приехали около шести. Улицы были ещё пустынны, даже ни одного дворника не встретили, а помню, они вставали ни свет ни заря, скребли, чистили. И какой порядок был! А теперь - не столица, а захудалый, провинциальный городишко, не хватает только свиней и коров на улице. Но и без них улицы не чище - всюду валяется бумага, огрызки, гнилые овощи; и лишь кое-где собраны кучи хлама и грязного льда со снегом.

У "Детского мира" в это время обычно стояла очередь - люди приезжали из дальних концов, чтобы купить детям одежду, обувь, игрушки. Сегодня, и не только сегодня, ни души: покупать нечего. Теперь всякой хурдой-бурдой торгуют в подземных переходах, у входов в метро великовозрастные дитяти косая сажень в плечах. Им бы на заводах, на полях вкалывать, а они легкие рубли сшибают - перекупают, перешивают, перепродают. Десять лет назад за это в тюрьму сажали, а теперь узаконили, даже ссуду дают оборотистым людям...

Что-то снова меня на минорный лад потянуло, а расслабляться нельзя. Мы проехали Сретенку, свернули на Бульварное кольцо. Вот и Чистые пруды, кафе "Рыбка", в котором я не раз сиживал. Трамвай уже стучит по рельсам, везя к метро "Кировская" одиноких ранних пассажиров.

Сбавляю скорость до пешеходной и начинаю петлять с улицы на улицу. Дина внимательно всматривается в каждое здание и отрицательно качает головой.

Мы исколесили все улочки и переулки от улицы Чернышевского до "Кировской", от Чистопрудного бульвара до Садового кольца - тщетно, знакомого дома Дина не признала. А время раскручивалось, как колесо смеха, ускоряя свой бег, лишь только с той разницей, что на колесе людей становится меньше, а на улицах их появлялось все больше. В мои планы это совсем не входило - не хватало ещё моим противникам засечь нас здесь. Дина, видимо, была так возбуждена, что меньше всего думала, по каким улицам её везут, вот и не может вспомнить.

- Может, вы по другой стороне Чистопрудного бульвара ездили? спрашиваю я, раздосадованный.

- Возможно. Он крутил тут... Помню, не один раз пересекал трамвайную линию.

- А сколько?

Дина напрягает память.

- Раза три.

- А на обратном пути?

- На обратном?.. По-моему, мы ехали другой дорогой, и я не слышала трамвая.

"Не слышала". В её положении немудрено было и не услышать. И все-таки решаю проверить ещё по другую сторону Чистых прудов - не может быть, где-то здесь, недалеко, кружил лжекагэбэшник.

Выезжаю на Потаповский переулок. Старинная допотопная Москва с двухэтажными и трехэтажными кирпичными домишками, толщина стен которых не менее метра; массивные, чугунного литья ворота, резные наличники окон...

- Вот он! - радостно кричит Дина, и я резко жму на тормоз.

Действительно, серо-желтое трехэтажное здание с высокими каменными ступеньками, большой деревянной дверью.

- Ты уверена?

- Еще бы! Я узнала вон те длинные ручки с железными набалдашниками. И козырек над дверью.

Похоже, она не ошиблась. Такие старинные ручки вряд ли где остались еще... Но сбоку табличка. Выхожу из машины и читаю: "Частная юридическая консультация, 2 этаж, комната 7, прием посетителей по вторникам и четвергам с 18 до 20 часов".

Дина тоже вылезла из кабины, удивленно смотрит на вывеску.

- Тогда этого не было.

- Ты точно помнишь?

- Конечно.

Берусь за ручку. Заперто. Похоже, весь подъезд занят какими-то другими службами.

Ну что же, полдела сделано. Теперь, кто здесь обитает и чем промышляет, установить не трудно.

А время уже начало восьмого. Надо где-то позавтракать - у матери мы даже чаю не попили, некогда было. Но кафе и столовые ещё закрыты, а ехать домой - кое-какой запас в холодильнике имелся - далеко. У меня есть вторые ключи от квартиры матери, но там давно шаром покати - все время они живут на даче, и на Чистые пруды Вадим Семенович наведывается изредка, когда надо что-то взять из вещей. Теперь я переберусь сюда. Жаль, что гараж нельзя перевезти. Придется искать обмен.

- Перекусим на Курском? - предлагаю я. Дина равнодушно пожимает плечами.

- Ничего не хочется. Сейчас напиться бы, забыть обо всем на свете и уснуть.

- Успокойся, все страхи позади.

- Ты так считаешь? А мне кажется, они только начинаются.

Я понимал, что она права, но не хотелось её расстраивать. Наше положение требовало собранности, выдержки и решительности.

- Этим ублюдкам не долго гулять на свободе. По ним давно тюрьма плачет, - заверил я.

- У тебя есть друзья или знакомые в милиции, в КГБ?

Я лишь на долю секунды заколебался: открываться ли ей, и кивнул - не может она предать меня ещё раз.

- Но все должно оставаться как прежде. Они хотят завладеть компрометирующими их документами, потому приставили тебя ко мне Ты их проинформируешь все как было - и об аварии, и о том, что ночевали у моей матери на даче - они наверняка не раз проверили, - расскажи, что она при смерти и завещала мне драгоценные вещи.

- Ты хочешь, чтобы они прибили тебя за них?

- Я хочу, чтобы они тебе во всем доверяли. Может, повезет, они представят тебя самому главному Тот, кто завербовал, вчерашний посетитель вашей квартиры, шоферы - это все шавки, или, как они сами себя называют, шестерки. Надо добраться до их головы.

- Я не хочу' Я боюсь! - сквозь слезы воскликнула Дина.

- Верю И я не из героев без страха и упрека Но другого пути у нас просто нет.

Дина по-детски всхлипнула и вытерла слезы. Мы позавтракали в вокзальном буфете, и я отвез её на улицу Горького, к магазину "Наташа", где она работала. На душе у меня было неспокойно. На этот раз не за себя, не за мать - я боялся за Дину: если её заподозрят, считаться не будут ни с чем...

- Позвони мне обязательно в конце рабочего дня. Я буду ждать.

- Хорошо.

10

В редакции меня уже поджидал Горелый.

- Ну, брат, наделал ты шороху, - пожимая руку, сказал он сочувственно. - Я в курсе. Не волнуйся и не расстраивайся - под колеса тебе подбросили парня. Кабельные катушки специально подкатили поближе к дороге - там оставлены следы, - предварительно накачали парня водкой до бесчувствия. Личность его установлена: бродяга, бездельник, пьяница. Последнее время подвизался в одном кооперативе, вроде бы не связанном с Гарфинкелем. Но это ещё надо разобраться, кому и чем он насалил. Шоферов самосвалов задержали обоих, тоже шабашили у кооператоров. Но они мало чего знают. Оба сказали, что им поручили только попугать тебя, заплатили по две сотни Кто? По описанию твой "приятель" Василий Васильевич.