― Насколько плохо это повлияет на вас? Ты не можешь сказать, чтобы они просто отвалили?

Лиз горько рассмеялась.

― Если бы. Я разговаривала с журналистом. Чувствую себя идиоткой. Какой смысл в моих знаниях журналистики, которые я добывала на протяжении многих лет, если я даже не могу разобраться с прессой в своей собственной ситуации? Мне так хреново из-за этого. Я все порчу.

― Ладно, госпожа мелодрама, успокойся на секунду. Ты ничего не портишь. Люди совершают ошибки. А из-за одной такой Брейди тебя не бросит, что здесь важно, так это он, правильно?

― Нет, то есть, да. Он важен. И ты права: он не бросит меня из-за того, что я общалась с прессой. Я просто чувствую, что должна была справиться лучше, ― пыталась объяснить Лиз. ― У меня такое чувство, будто я порчу его безупречную репутацию.

Виктория пожала плечами.

― Ты бы предпочла разобраться с этим и сохранить Брейди, или остаться одной и не иметь с этим никакого дела?

Лиз взглянула на нее.

― Я просто хотела сказать, что это сложно.

― Все отношения сложные. И я не осуждаю твое решение поныть…

― Я не ною! ― прокричала Лиз. ― Ты совершенно не умеешь утешить!

― Может и так, но ты уже не плачешь, ― со злой усмешкой произнесла Виктория. ― Думаю, ты должна обсудить условия ваших отношений с Брейди. Насколько я понимаю, они никогда не станут простыми. Тебе пришлось побороться, чтобы получить его, и тебе придется бороться, чтобы его удержать. От худшего к лучшему. И если ты встретишь кого-то, от кого ты получаешь и то и другое, это не означает, что ты должна уходить. Это означает, что ты получила что-то особенное.

Лиз улыбнулась, не смотря на свое настроение.

― Когда ты стала носителем мудрости? ― Откуда бы это ни было, Лиз это нравилось.

По лицу Виктории, было ясно, что она была счастлива и может даже испытывала то же самое к Дэниелу.

― Так бывает с лучшими из нас, ― небрежно произнесла Виктория.

― Или с худшими из нас, ― подразнила ее Лиз.

― От худшего к лучшему, стерва.

― Ну, спасибо, что в последнее время имела дело с моей худшей стороной.

Виктория просияла.

― Я выслушала тебя, поэтому я не чувствую себя виноватой обременяя тебя своими лучшими успехами.

― О, Боже, если у тебя был групповой секс с Дэниелом, то я не хочу об этом слышать, ― произнесла Лиз, претворяясь, что закрывает уши.

― Лучше! ― завизжала Виктория. ― Я попала в три лучшие выпускные программы по генетике в стране!

― Виктория! Это потрясающе! Куда именно?

― МТИ [3] , Беркли и Университет Джона Хопкинса Я все еще жду вестей из других, но я буду совершенно довольна любой программой из них.

― Я так горжусь тобой, ― сказала Лиз. ― А Дэниел попал в какой-нибудь из этих университетов?

Виктория засияла еще ярче.

― Пока только в Джона Хопкинса. В Беркли и МТИ он документов не подавал.

― Ну…а чем вы будете заниматься на этих выходных? Я улетаю в Вашингтон на банкет. Вы уже были в студенческом городке Джона Хопкинса? ― взволнованно спросила Лиз.

― Вы могли бы прокатиться и наконец-то познакомиться с Брейди!

― О, черт, да, я за. Я должна уговорить Дэниела, но я смогу придумать парочку способов, ― лукаво произнесла она.

― Я даже не хочу знать!

― Давай я поговорю с ним, и вернусь к тебе. Это все в последний момент, но для меня это проблема!

Позже на этой неделе имя Лиз снова появилось в студенческой газете. К счастью, на этот раз это было не на первой странице. Она это увидела только потому, что несколько человек в аудитории смотрели на нее и хихикали. Когда они ушли, она достала газету из мусора и прочла разбавленную версию того, что было опубликовано «Вашингтон Пост».

Замечательно.

Она выкинула газету обратно в мусор и вышла из класса. Она никогда не думала, что газеты станут ее погибелью. Всего пару недель отношений с Брейди, и она уже презирала журналистов, средства массовой информации, и все остальное, что к этому относилось.

Лиз не особо ждала встречи с профессором Майрес. Она откладывала это как могла, пока не столкнулась со своим куратором. Когда они виделись вчера, профессор Майрес не выглядела расстроенной, но Лиз не была уверена.

Прогуливаясь к корпусу журналистики, она расправила плечи, сделала глубокий вдох, и поправила юбку. Ничего не будет.

― Здравствуйте, профессор Майрес, ― сказала Лиз, входя в кабинет.

― Лиз, мы проработали вместе почти три года. Ты можешь называть меня Линдой.

― Да, профессор Майрес.

Профессор усмехнулась и покачала головой. Она была симпатичной женщиной, которая, как правило, предпочитала длинные юбки в стиле хиппи. Лиз было сложно это сопоставить с высококачественным журналистом, которой была профессор Майрес в молодости.

― Прошу, присаживайся. Как твои дела?

Ну, это был скользкий вопрос, насколько Лиз уже была наслышана. А действительно, как ее дела? Зла, что она снова попала на страницы газеты. Разочарована, из-за того, что ее выгнали из редакции. Окрыленная тем, что она снова была с Брейди. Счастлива от того, что выпускной был уже не за горами, поэтому она могла убежать от всего этого. Но, естественно, ничего из этого она не сказала.

― Хорошо, ― ответила она.

― Конечно же. Теперь, я хочу поговорить с тобой о твоей выпускной курсовой работе как стипендиата Морхеада, ― переходя прямо к делу, произнесла профессор Майрес. ― Мне понадобится черновая работа перед весенними каникулами, так что мы сможем все вовремя проверить как раз до выпускного. Как тебе?

Весенние каникулы. Ну, уже оставалось не так уж и много времени.

― Звучит неплохо.

― Отлично. Теперь обсудим, чем ты занимаешься…

Затараторила профессор Майрес, когда телефон Лиз ожил. Она быстро извинилась и выключила звонок. Она разберется с этим после встречи с профессором.

Поговорив минут тридцать про ее работу во время стажировки и проектов, над которыми они усердно работали для ее курсовой работы, Лиз была свободна.

Когда она вышла в холл, она вытащила телефон обратно из сумочки и нажала на пропущенные. Номер был подписан как: «Нэнси – Нью-Йорк Таймс». Она набрала номер и стала ожидать.

― Алло?

― Алло, Нэнси. Как вы?

― Привет, Лиз. Вторая половина дня выдалась интересной. Как ты поживаешь? ― спросила она.

― Прекрасно, мэм. Я посещаю занятия и работаю над курсовой. Я не дождусь, когда встречусь с вами и после весенних каникул вернусь к работе в «Нью-Йорк Таймс».

Нэнси прочистила горло.

― На самом деле, именно это я с тобой и хотела обсудить.

― График поездок? Я уверена, в понедельник в университете меня отпустят, ― сказала ей Лиз.

― К сожалению, Лиз, «Нью-Йорк Таймс» должен прекратить дальнейшую работу с тобой, ― сказала Нэнси.

У Лиз перехватило дыхание.

― Извините, мэм, ― удалось произнести ей. ― Я не…понимаю.

― После того, как стало известно о ваших отношениях с Конгрессменом Максвеллом, мы были готовы искать другой путь. На самом деле, я боролась за тебя, чтобы ты осталась на лето, потому что я верила, что все затихнет, ― сказала Нэнси, после чего вздохнула.

― Но ничего не изменилось. После твоего появления в «Вашингтон Пост», я никак не могу продолжать оправдывать тебе перед своим руководством. Мы не можем допустить, чтобы один из наших журналистов появлялся в новостях.

― Так...что меня увольняют? ― выдохнула она.

― Официально никаких бумаг не было подписано, и у нас был только устный договор, мы просто забираем свое предложение о работе, ― пояснила Нэнси.

Опять то же дерьмо.

― Я поняла, ― пробормотал она.

― Я прошу прощения за это, Лиз. Я была очень рада поработать с тобой на протяжении года, и этим летом, но у меня связаны руки.

Ее извинения казались искренними. Она не звучала равнодушно, просто решительно. По крайней мере, эту новость ей преподнесла Нэнси, а не кто-то, с кем она ни разу прежде не встречалась.