Спать я лег в самом наигнуснейшем состоянии.
Утром вскочил от острой боли в плече и дикого вопля над ухом. Голодный кот требовал жратвы. И он получил, сначала по морде, а потом – замерзшей сарделькой по хребту. С грохотом он катал ее по всей кухне, а я стоял перед сложной дилеммой: либо сначала умыться, а потом выпить полстакана водки, либо наоборот. Получилось наоборот. Настроение улучшилось настолько, что в кипятке я разогрел кошачий харч.
Телефон зазвонил резко и неожиданно.
«Кто и когда успел его включить? Еще нет и десяти, обычно на эту процедуру уходит неделя. И кто заплатил?»
В недоумении я снял трубку.
– Константин Иванович?
– Да.
– Доброе утро, Семушкин беспокоит, помните такого?
– Конечно же, Владимир Яковлевич.
Перед глазами сразу всплыло одутловатое, бесформенное лицо не слишком чистоплотного адвоката.
– Надеюсь, не разбудил вас?
– Нет, меня разбудили до вас.
– Вы позволите мне подняться к вам?
– Зачем?
– Я защищаю одного гражданина и в некотором роде своего начальника. Есть несколько моментов, где ваша помощь была бы желательна, за хорошую оплату, разумеется.
– Заходите. Откуда вы знаете мой адрес? – едва он вошел, спросил я.
– Помилуйте, Константин Иванович, вы становитесь нашей знаменитостью. Гончарова знает не только правоохранительный и криминальный мир, но и досужие кумушки, и дети дошкольного возраста. Вы позволите мне пройти?
Бегающие его глазки уже из передней прошарили всю квартиру, и он понял, что кабинетом мне служит кухня. Туда он и направился, бережно прижимая к груди старый кожаный портфель. Почему-то все входящие всегда садятся на мое личное, хозяйское место. Этот червяк тоже уселся на мой стул, обнюхал только что опорожненный стакан и укоризненно затряс бурлами.
– Ай-я-яй, Константин Иванович, негоже с утра-то, десяти еще нет, вы бы уж как-то после обеда, а то… С вашими-то мозгами да с вашей хваткой можно миллионером стать.
– Или получить пулю в лоб.
– Увы, такая наша работа.
– Моя, но не ваша.
– Согласен, согласен отчасти.
– Что вам нужно? Если вы пришли наставлять меня на путь истинный, то уходите, я буду завтракать.
– А вы завтракайте, не обращайте на меня внимания. Кушайте, а я тем временем сообщу вам некоторую информацию.
– Сообщайте, только покороче.
– Обязательно. Проживает в нашем городе некий гражданин Поляков Владимир Петрович…
– Местный авторитет по кличке Длинный Вован, крутой мафиози и миллионер, – уточнил я.
– Ну зачем вы так сразу. Он мой клиент и просит защиты.
– Вот и защищайте его хоть собственным задом, а меня увольте. Аудиенция окончена. Всего доброго.
– Выслушайте меня, дело совершенно иного окраса, чем вы думаете, а потом, вот…
Короткими пухлыми пальчиками с плоскими ногтями он извлек из портфеля какую-то гербовую бумажку с печатями и подвинул ее мне.
– Это справка-счет на автомобиль 2109, который сейчас стоит под вашими окнами. Стоит только вписать ваши данные, и автомобиль ваш.
Невольно я взглянул в окно. Там стояло это чудо цвета «мокрый асфальт».
– Рассказывайте, – неуверенно выдавил я, – жадность фраера сгубила.
– Две с половиной недели назад, а точнее, первого августа, в пятницу, а еще точнее, в ночь на субботу, исчезает брат Владимира Петровича Геннадий Петрович. Последний раз его видели в ресторане «Будь как дома»…
– Господи, да это же просто как куриное яйцо. Либо Длинный Гена кому-то задолжал и теперь скрывается, либо его замочила враждующая группировка. Неужели вам-то непонятно?
Он согласно закивал и, не спрашивая, закурил сигарету.
– Это и есть самый вероятный вариант, если бы не несколько «но».
– Прокомментируйте.
– Длинный Гена никому не был должен.
– Значит, должны были ему. Он начал требовать долг, и от него избавились.
– Нет. Долги взимают совершенно другие люди. И вообще, Гена Длинный в конторе Владимира Петровича не имел никакого веса. Так, нечто вроде мальчика на побегушках.
– Значит, это предупреждение самому Вовану.
– Когда предупреждают, то расстреливают на виду, в нашем случае труп Геннадия отсутствует вообще. Это первое, а второе – сейчас между группировками достигнуто официальное, задокументированное перемирие. А это, как вы понимаете, уже серьезно.
– Значит, скрывается, возможно, по личным причинам.
– И мне так казалось, но в этом случае Владимир Петрович был бы в курсе, однако он совершенно ничего не знает.
– Что же вы полагаете? Я должен искать этого самого Длинного Гену?
– Погодите, я не рассказал самого главного, из-за чего, собственно, сыр-бор.
– Я весь внимание!
– В ночь с шестого на седьмое ограблена квартира зубного техника Юшкевича, при этом сам он убит, причем зверски.
– Как?
– Палкой, колотушкой какой-то он изувечен так, что его череп напоминал раздавленное куриное яйцо.
– Он жил один?
– В тот момент один. Жена с дочерью, когда его месили, отдыхали на Капри.
– Это имеет какое-то отношение к Геннадию Полякову?
– Увы. Вся комната, где произошло убийство, залита кровью и заляпана отпечатками пальцев. Так же явно видны следы протектора башмаков.
– И следы эти принадлежат?..
– Да! Геннадию Петровичу Полякову.
– Отлично. Вот вам и весь ответ.
– Послушайте, Гончаров, не держите меня за идиота. Может быть, я несимпатичен вам, я многим неприятен, но в отсутствии профессионализма меня обвинить невозможно.
И тут я был полностью с ним согласен. Преступника он видел насквозь, впрочем, как и следователя, как и прокурора. Острый мозг его на пять ходов опережал мысль обвинителя, а логика и хорошо подвешенный язык заставляли судей выносить аховые приговоры. Его побаивались, относились брезгливо и за глаза называли Блевако.
– Нет, Владимир Яковлевич, чего-чего, а профессионализма у вас не отнять, но…
– Никаких «но». Во-первых, поляковской группировке это гребаное грабленое зубное золото совершенно без надобности, своего хватает. Добытого, между прочим, относительно легальным путем. Во-вторых, разбой, грабеж и убийства посторонних граждан идут вразрез с их негласным уставом. И в-третьих, чего ради Гена Длинный отбивал зубника, как кореец пуделя перед съедением. У него довольно богатый арсенал оружия со всевозможными глушителями. Пук, и зубник тихонько ложится кверху копытами с минимальной потерей крови. Там же устроили целый мясокомбинат.