Около одиннадцати утра рыбаки стали возвращаться с утреннего лова, и мы с Анатолием влились в толпу встречающих женщин и детей. Причаливающие лодки были заполнены разнообразной морской живностью, среди которой попадались и осьминоги. Над лодками кружили птицы — пеликаны и чайки, олуши и фрегаты и дрались за каждую рыбину, забракованную рыбаками и выброшенную за борт. На берегу улов переходил в руки домочадцев. Жены и дети чистили рыбу, солили ее и кидали в бочки — в таком виде она и хранилась до прихода катера. У каждой хижины стояло несколько таких бочонков.

Между тем никаких омаров и лангустов, ради которых мы предприняли это путешествие, видно не было. Ситуация настоятельно требовала выяснения. С просьбой просветить нас — ловят ли в этой деревне деликатесных ракообразных и, если ловят, то как, — мы обратились к «Хефе Фернандо», одному из старейших и уважаемых рыбаков. На основе его рассказов и наших собственных выходов в открытое море на рыбалку у нас сложилось четкое представление об этом промысле, коим я сейчас и поделюсь.

Для начала на суше рыбаки и члены их семейств плетут из полосок

пальмовых листьев гигантские сетки — ловушки и укрепляют их на каркасе. Получается своеобразная коробка с двумя входами, сужающимися внутрь. Эта ловушка действует примерно так же, как наша рачня, то есть для привлечения морских ракообразных внутрь кладут куски протухшей рыбы, У каждой семьи имеется целый арсенал этих коробок. Большую часть времени сети-ловушки находятся на дне морском в постоянной работе, а сверху их можно обнаружить по пенопластовым буйкам. Отправляясь на промысел, рыбаки первым делом опустошают эти «рачни», причем в среднем за ночь в каждую заползают по нескольку особей. Их складывают в лодки и везут на «базу» — большую ловушку-накопитель, установленную недалеко от берега. Там омары и лангусты живут до прихода катера, получая каждый вечер корм. Ведь покупателей, в основном работников ресторанов, интересует живой товар.

Покончив с этой, наиболее доходной частью рыбалки (к приходу катера на ракофермах у каждого рыбака живет по 100-150 животных, которых они продают по 1-2 доллара за штуку), мужчины направляются к обычным сетям. Именно из-за такого способа хранения добычи мы и не увидели раков и лангустов в рыбацких лодках на берегу. Интересно, что некоторые рыбаки и вовсе пренебрегают рыбой, как, например, Фернандо, у которого в море постоянно находилось около 30 ловушек. По закону, вылов омаров и лангустов ограничен, а в периоды размножения запрещен, однако, пользуясь удаленным положением своей деревушки, рыбаки ловят их регулярно, не считаясь ни с какими запретами. На наш вопрос, не поредеют ли ряды ракообразных, жители беззаботно отвечали «море большое, новые приползут». Единственное, в чем проявлялась их забота о своем хлебе насущном, было то, что животных менее двух ладоней в длину они отпускали на волю — подрасти.

У рыбаков мы прожили около десяти дней. Однажды в деревне появился странный человек. Он был одет в вылинявшую на солнце рубаху неопределенного цвета и штаны, сшитые из парусины много лет назад. Кожа его была настолько черной от солнца, что мы поначалу приняли его за африканца, но, приглядевшись, заметили, что черты лица у него — европейские. Рыбаки за глаза называли его «сумасшедшим, который живет в пещере». Оказалось, Родригес (так звали этого человека) — один из старожилов этих мест. Всю свою сознательную жизнь, более сорока лет, Родригес провел к пещере, на диком пляже, километрах в пятнадцати от деревни — сначала с семьей, а после смерти жены и отъезда детей в город — в одиночестве. Лет за двадцать одинокой жизни Родригес практически перестал общаться с миром, появляясь в деревне лишь несколько раз в год. Пока мы выясняли все это, старик, раздобыв у кого-то табаку, отправился в обратный путь.

Через несколько дней вместе с рейнджером Мишелем мы отправились к нему в гости. Шли то по берегу моря, то продирались среди уже знакомых кактусовых зарослей. Примерно на полпути на нас обрушились малюсенькие мушки, напоминающие нашу сибирскую мошку. Из-за этих мушек здесь и не селились люди. Родригес же обосновался в самом центре царства этих насекомых. Впрочем, как мы выяснили позже, они его совершенно не беспокоили, за долгие годы кожа привыкла к постоянным укусам. Когда мы приблизились к его пещере, старик сидел на корточках у огня и варил пальмовых крабов. Эти крабы живут в норах, лишь изредка выползая на свет и совершая быстрые перебежки. Угнаться за ними довольно трудно, тем более, что при этом краб держит наверху две раскрытые клешни, что делает охоту трудной и небезопасной. Родригес поделился некоторыми своими профессиональными секретами: он не ловит крабов на бегу, а подкарауливает в момент, когда они выползают из норы, и палкой оглушает их. За несколько часов довольно утомительной «охоты», большую часть которой он неподвижно сидит над норкой, ему удается добыть трех-четырех крабов, что несколько разнообразит его чисто рыбное меню.

Итак, старик варил пальмовых крабов. Пока Мишель объяснял ему, кто мы такие и зачем пожаловали в гости, мы осмотрели нехитрое жилище. Его «квартира», а точнее пещера, состояла из обширной прихожей, которую он использовал под кладовую, и маленькой пещерки-спальни, где для тепла были постелены шкуры. Весь его скарб — два котелка, запасы соли, фляги с бензином и рыболовная сетка. Поскольку запасов продуктов Родригес не делал, ему приходилось ежедневно добывать себе пропитание. Когда мы познакомились поближе, он пригласил нас с собой на берег, порыбачить.

Мы шли по пляжу, причем сам старик шел по воде и что-то постоянно высматривал в море. Иногда он быстро кидал сеть в направлении ему одному видимой добычи и каждый раз выбрасывал на песок по несколько мелких рыбешек. Собственно эта рыба и крабы и было все, что он ел год за годом. Во время этой прогулки Родригес показал еще одну пещеру большего размера и сказал, что здесь он жил, когда у него была семья... Никаких признаков сумасшествия мы с Анатолием у него не заметили, напротив, старик казался бодрым и жизнерадостным, а на наш вопрос, почему не идет жить в деревню, отвечал просто: «Не хочется».

Мы тепло попрощались с Робинзоном, ставшим таковым по собственной воле, а спустя короткое время и е рыбаками, которые тоже привыкли полагаться в жизни только на свои руки. И удачу.

Влад Кеткович / фото автора и Анатолия Хижняка

Доминиканская Республика

Солнце уже клонилось к закату, когда кавалькада белых джипов, свернув с автострады Дубай — Эль-Бурайми, остановилась у песчаных дюн. После невыносимо влажной духоты города ветерок пустыни казался прохладным. Дышалось здесь легко и свободно. Туристы с удовольствием высыпали из машин — побродить по медленно остывающему от дневного зноя песку и поразмять ноги после получасовой поездки из центра Дубая. Еще мгновение — и мы отправимся в путешествие по бездорожью дюн, желто-оранжевыми волнами уходящим к горизонту.

Но мгновение затягивалось... В назначенное время к нам не присоединился еще один джип с туристами. Что-то задержало его в пути. Наши водители — они же гиды дубайской турфирмы «Нетт-турс» — озабоченно переговариваются с опаздывающим экипажем по мобильному телефону.

А мы тем временем разбредаемся — послушать тишину пустыни, изредка нарушаемую едва уловимым шуршанием колес от проходящих но автостраде машин.

Ветер и песок — вот практически и все инструменты участвует еще и солнечный свет, придавая окружающему ландшафту какой-то неземной вид. Чем ближе к вечеру, чем длиннее тени, отбрасываемые большими и малыми дюнами, тем загадочнее становится этот мир...