Вероника задумалась и медленно продолжала:

— Да, да. Все именно так и было. Внизу нас со Стефаном застали врасплох. Поднялась тревога. Это чудовище — сын Ворского поспешил наверх, чтобы глаз не спускать с Франсуа. Но увидев, что камера пуста и заметив проделанную дыру, он пролез сюда. Да, все верно. Иначе как бы он сюда попал? Очутившись здесь, он сразу подбежал к окну, думая, что Франсуа скрылся этим путем. На подоконнике он заметил крюки лестницы. Затем наклонился, увидел меня, узнал и окликнул. А теперь… Теперь он спешит к Монастырю, где непременно встретит Франсуа.

Между тем Вероника не двигалась с места. Интуиция подсказывала ей, что опасность таится не в Монастыре, а здесь, в подземельях. Вероника засомневалась: а вдруг Франсуа не удалось убежать, вдруг он еще не закончил расширять дыру, когда тот, другой, застал его врасплох и оглушил?

Ужасные сомнения! Вероника поспешно нагнулась и, убедившись, что отверстие в стене достаточно велико, решила через него пролезть. Однако дыра, вполне подходящая по размерам для мальчика, оказалась ей тесна, и плечи женщины застряли. Однако она и не думала сдаваться: порвав блузку и вся изрезавшись об острые камни, она, благодаря своему терпению, на ощупь протиснулась в камеру.

Там никого не было. Но дверь, ведущая в противоположный коридор, стояла настежь, и Веронике показалось — только показалось, так как в камере царил полумрак, — что кто-то проскользнул в эту дверь. Хотя она смутно различила лишь чей-то силуэт, Веронику не оставляла уверенность, что здесь, в камере, пряталась какая-то женщина, которую спугнуло ее неожиданное появление.

«Это их сообщница, — подумала Вероника. — Она поднялась сюда вместе с мальчишкой, убившим Стефана, а теперь наверняка забрала с собой Франсуа. Быть может, Франсуа еще где-то здесь, совсем рядом, а она за мною следит».

Между тем глаза Вероники уже несколько привыкли к полумраку, и она отчетливо различила на створке открывшейся внутрь двери женскую руку, которая тихонько тянула дверь к себе.

«Почему она не захлопнет ее? — недоумевала Вероника. — Ведь она явно хочет закрыть дверь».

Ответ на свой вопрос Вероника не увидела, а услышала: створка скрежетала о камешек, попавший между нею и полом. И тут камень выскочил, и дверь затворилась. Не долго думая Вероника подскочила к двери и потянула за массивную железную ручку. Хотя женская рука исчезла, дверь с той стороны держали. Там, видимо, тоже была ручка.

Вдруг послышался свист. Женщина звала на помощь. И почти сразу где-то чуть дальше по коридору раздался крик:

— Мама! Мама!

Как этот крик схватил Веронику за душу! Сын, ее родной сын зовет на помощь, он еще в плену, но жив! Что за безмерная радость!

— Я здесь, милый!

— Скорее, мама! Они меня привязали! А свист — это их сигнал, сейчас они будут здесь!

— Я тут! Я еще успею тебя спасти!

В исходе борьбы Вероника не сомневалась. Ей казалось, что силы ее не имеют границ, что никто не сможет выстоять против ее отчаянного натиска. И верно: ее противница слабела, и дверь уже начала понемногу подаваться.

Дверь приоткрылась еще, и внезапно сопротивление прекратилось. Вероника выскочила наружу.

Женщина была уже в коридоре и тащила мальчика за веревку, заставляя его идти, несмотря на то что он был связан. Но тщетно. Женщина тут же отказалась от своей затеи. Вероника стояла уже перед нею с револьвером в руке.

Женщина отпустила мальчика и выпрямилась; на нее падал свет из открытых камер. Она была одета в белое шерстяное платье с короткими рукавами, перетянутое в поясе шнурком, лицо ее было еще молодым, однако увядшим, худым и морщинистым. В светло-русых волосах кое-где белела седина. Глаза сверкали яростной ненавистью.

Женщины молча смотрели друг на друга, словно враги, оценивающие друг друга перед схваткой. Вероника ликовала, на губах у нее появилась презрительная улыбка. Наконец она проговорила:

— Если вы хоть пальцем тронете моего сына, я вас убью. Уходите.

Женщина нисколько не испугалась. Казалось, она о чем-то размышляла, одновременно прислушиваясь, не идет ли помощь. Однако ничего не было слышно. В конце концов она опустила взгляд на Франсуа и сделала движение, словно собираясь снова завладеть своей добычей.

— Не прикасайтесь к нему! — яростно повторила Вероника. — Не прикасайтесь, или буду стрелять!

Женщина пожала плечами и проговорила:

— Хватит грозить. Если бы я хотела убить твоего щенка, он был бы уже мертв. Но его час еще не пробил, и умереть он должен не от моей руки.

Вероника вздрогнула и невольно прошептала:

— А от чьей руки он должен умереть?

— От руки моего сына. Того, которого ты только что видела.

— Ваш сын — убийца! Чудовище!

— Это сын…

— Молчите! Ни слова больше! — властно остановила ее Вероника, поняв, что женщина — любовница Ворского, и опасаясь, как бы она не сказала чего-нибудь лишнего при Франсуа. — Молчите, вы не должны произносить это имя!

— Когда надо будет, его произнесут, — ответила женщина. — Ах, как я страдала из-за тебя, Вероника, теперь пришел твой черед, и это только начало!

— Убирайся! — целясь в нее, воскликнула Вероника.

— Повторяю, хватит грозить.

— Убирайся, или буду стрелять! Клянусь жизнью сына!

Несколько встревожившись, женщина попятилась, но ее тут же охватила новая волна ярости. Она бессильно взмахнула кулаками и хрипло, бессвязно затараторила:

— Я отомщу… Вот увидишь, Вероника… Крест, понимаешь?.. Крест уже готов… Ты — четвертая… Вот это будет месть!

Ее жилистые, узловатые кулачки замолотили по воздуху. Она все не унималась:

— Ах, как же я тебя ненавижу! Пятнадцать лет ненависти! Но крест за меня отомстит… Я сама — слышишь? — сама привяжу тебя к нему! Крест готов… Вот увидишь… Крест готов…

С этими словами она выпрямилась и под дулом револьвера медленно пошла прочь.

— Мама, ты ведь ее не убьешь, правда? — пролепетал Франсуа, который догадался, какая борьба разыгрывается в душе матери.

Вероника, казалось, очнулась и ответила:

— Нет, нет, не бойся. Хотя, наверное, и нужно бы…

— О, прошу тебя, мамочка, оставь ее в покое и пойдем.

Она взяла сына на руки, хотя женщина еще не скрылась из виду, прижала к себе и отнесла в камеру, словно он весил не больше грудного ребенка.

— Мама… Мамочка… — бормотал Франсуа.

— Да, милый, я твоя мама, и теперь уж у меня никто не сможет тебя отнять, клянусь.

Не обращая внимания на острые камни, Вероника на этот раз быстро пролезла сквозь дыру, проделанную в стене Франсуа, втащила его за собой и только тогда освободила мальчика от пут.

— Здесь мы в безопасности, — сказала она, — во всяком случае пока. На нас могут напасть только из твоей камеры, а уж этот лаз я защитить сумею.

Мать с сыном крепко прижались друг к другу. Их губы и руки теперь не разделяла никакая преграда. Наконец-то они увидели друг друга, смогли заглянуть друг другу в глаза.

— Боже, как ты хорош собой, мой Франсуа! — воскликнула Вероника.

Она не находила в сыне никакого сходства с юным убийцей и удивлялась, как Онорина могла их спутать. Ее восхищало благородство, искренность и нежность, написанные на лице сына.

— А ты, мама? Я и представить не мог, что у меня такая красивая мать, — признался Франсуа. — Ты казалась другой даже во сне, когда ты являлась мне в виде феи. А ведь Стефан часто мне рассказывал…

Вероника перебила:

— Нам надо спешить, мой милый, и скрыться, чтобы они нас не обнаружили. Пора идти.

— Да, — согласился мальчик, — для нас теперь главное — уехать с Сарека. Я придумал план бегства, он обязательно удастся. Но погоди-ка: что стало со Стефаном? Я говорил, что слышал внизу, под моей камерой, шум, и боюсь…

Не отвечая на вопрос, Вероника потащила сына за руку.

— Мне нужно о многом тебе рассказать, сынок, о многих печальных событиях, ты должен о них знать. Но сейчас… Сейчас мы должны укрыться в Монастыре. Эта женщина пойдет за помощью, и они пустятся нам вдогонку.