Такси мягко проурчало мимо ярко освещенных витрин Мульти-Продуктов, за которыми выписывали бесконечную восьмерку роботы-манекены, довольно неплохо изготовленные и лоснившиеся от обилия искусственной замши. Юнона, неуклюже сгорбившись, наклонилась вперед и мощным окриком велела водителю остановиться.

Понти всю дорогу она молчала, словно от виски ее мутило. Едва Фил протянул руку, чтобы расплатиться, она раздраженно оттолкнула его руку. Он с удовольствием выскочил из такси: внезапно ему захотелось узнать, что за дом у Экли. Казалось, его надежды и опасения вновь ожили.

После упоминания Юноны о Храме он представил себе нечто вроде греческих колонн либо египетского портала. Вместо этого взгляд уткнулся в прямоугольник темноты, окруженный тротуаром, с двух сторон на небольшом расстоянии светились витрины и виднелись опоры улиц верхнего ряда. Фил пересек тротуар и резко остановился, будто увидев перед собой край пропасти. Действительно, было очень темно, даже для нижнего уровня. Натриевая луна села.

Вскоре, когда глаза привыкли к сиянию витрин, дом приобрел форму. Это было старое трехэтажное здание совершенно невероятного цвета, словно оно было построено из дерева, со странным покатом крыши, закрытыми ставнями эркеров, сквозь которые пробивался свет, и причудливыми, запыленными окошками над дверями.

Под ногами Фила зашуршало, он понял, что между ним и домом пролегает полоска земли, проросшая травой или сорняками. Должно быть, несколько сотен лет назад это был самый нижний уровень города. Теперь, на уровне верхней улицы, высоко над головой, светились окна третьего этажа. Через просвет в улице верхнего ряда тянулась балка. Видимо, дом был настолько старым и дряхлым, что нуждался в подпорках.

Внезапно возникла другая иллюзия. Фил знал, что дом расположен в самом сердце города и со всех сторон окружен огромными зданиями. По идее, совсем рядом находились ряды освещенных окон, а там, далеко вверху, должен был темнеть квадратик ночного неба. Вместо этого царила кромешная тьма, словно доатомный дом существовал в собственной, отдельно взятой ночи.

По верхней части дома скользнул отсвет фар заворачивающей на два уровня выше машины, и Фил заметил, что все поверхности вокруг дома выкрашены глухой, поглощающей свет краской. Плоский черный «потолок» лежал всего сантиметрах в тридцати над самым высоким шпилем.

— Вполне законное дело, — тихо объяснила Юнона, подходя сзади. — Джек мне как-то рассказывал, что настоящих владельцев в свое время не могли выселить, тогда город захватил права на воздух и продолжал строиться над ними… Гадостное местечко, словно вот-тот развалится от гнили — как раз для таких, как Экли. — И уже громче добавила. — Я сказала, что врежу им — значит, врежу! Пошли.

Фил последовал за ней через двор к расшатанным ступенькам крыльца. В поисках перил он коснулся рукой облупленной, совершенно старой краски. На полдороге мимо них стрелой промчался кот. На секунду Филу показалось, что сердце выпрыгнет из груди, но едва кот остановился на площадке, он увидел, что животное сплошь покрыто темными и светлыми пятнами. Вряд ли это был Счастливчик. Кот вприпрыжку завернул за угол крыльца. Следуя дальше, Фил и Юнона увидели шестистворчатую дверь, освещенную облупленным шаром. Фил догадался, что это, по всей видимости, древняя вольфрамовая лампа. Кота нигде не было видно, и непонятно было, куда он исчез. Наконец Фил заметил крохотную дверку, возможно, на пружине, находящуюся ниже большой двери.

Не обращая никакого внимания на дверной молоток в форме кошачьей головы, позеленевшей от яри-медянки, Юнона заколотила кулаком по двери с такой силой, что Фил втянул голову в плечи и испуганно поднял глаза кверху. Однако дом не рухнул.

Через какое-то время над дверным молотком открылся «глазок» и водянисто-серый глаз принялся изучать их.

— Я хочу видеть своего никудышнего мужа, — заорала Юнона, но без обычной уверенности в голосе.

— Ну-ну, дорогая, ты так расстроена, — услышал в ответ Фил и по голосу узнал Сашеверелла Экли. — Твоя аура землистого цвета. Я с трудом тебя вижу сквозь нее.

— Слушай, — продолжала гудеть Юнона, — либо ты меня пустишь, либо я снесу твой поганый дом.

Фил подумал, что даже при отсутствии в Юноне обычной уверенности угрозами такого рода пренебрегать не стоит, однако Сашеверелла это не обескуражило.

— Нет, Юнона, — твердо заявил он, — я не могу этого сделать в то время, как от тебя исходят такие вибрации и ты просто лучишься гормонами ненависти. Может быть, попозже — тогда мы сможем даже помочь тебе достичь внутреннего покоя, но не сейчас.

— Но послушай, — жалобным, удивительно смирным тоном сказала Юнона, — со мной друг, у него к тебе дело. — Она отступила в сторону.

— Какое дело? — скептически осведомился Сашеверелл. Фил посмотрел прямо в моллюскообразный глаз и сказал:

— Зеленый кот.

Дверь распахнулась, и Сашеверелл, теперь уже не в оранжевых берете и брюках, а в халате бронзового цвета, украшенном зеленой вышивкой, приветственно взмахнул рукой, отливающей шелком. Сейчас его экзотически смуглый цвет кожи наводил на мысль о восточном колдуне. — Все двери должны распахнуться перед тем, кто произнесет это имя, — сказал он просто. — Вы ручаетесь за миролюбие вашей спутницы?

— Да я тут ни до кого и ни до чего не дотронусь, — ворчливо пробасила Юнона, пробираясь вслед за Филом. — Я уже и так чувствую себя неуверенной.

— Из шипов вырастают розы, Юнона, — нежно напомнил ей Сашеверелл, — добро расцветает из зла. Будь счастлива тем, что тебе довелось пережить великую трансформацию.

Фил стоял на пороге большой гостиной, утопавшей в серой дымке благовоний и забитой мебелью в викторианском стиле и различными побрякушками — от украшений до культовых предметов всевозможных мировых религий. Это помещение тоже освещали вольфрамовые лампы. В дальнем конце комнаты виднелся проем, прикрытый тяжелой портьерой из черного бархата. Сквозь смолистый аромат благовоний пробивался глухой смрад несвежей пищи, одежды и немытых тел; чувствовался также кислый дух, шедший от животных.