– Спасибо. – Ева отбросила волосы со щеки и посмотрела на него. И хотя она не успела по-настоящему испугаться перспективы оказаться в ледяной воде, это не избавило ее от шока, рожденного неожиданным чувством его близости. У нее перехватило дыхание.

Глядя на нее, Алан ощутил странную боль. Он старался не видеть эти ясные серые глаза, дрожащие розовые губы, но, несмотря на все усилия, его взгляд вбирал каждую ее черточку, запечатлевая ее облик в памяти. Он знал – хочет он того или нет, но будет помнить это милое лицо еще долго после того, как она исчезнет из его жизни.

Ева чувствовала, как стучит ее сердце от его напряженного взгляда. Он смотрел на нее так, будто фотографировал. Почему? Ей и в голову не приходило, что он может видеть в ней привлекательную молодую женщину.

– Все в порядке? – хрипло спросил он.

– Д-да.

Он видел, что это так, и знал, что пора отпустить ее. Но делал это так медленно, будто разрыв контакта между ними стал для него самым трудным делом, которое выпадало на его долю.

Они продолжали так же молча идти рядом. Но теперь кое-что изменилось: никто из них не мог игнорировать близость другого.

– Вы давно здесь живете? – спросила Ева, пытаясь придать видимость непринужденности их отношениям.

– Нет, – односложно ответил он.

– И не собираетесь привести дом в порядок?

– А разве он не в порядке? – недовольно прозвучал вопрос.

– Я просто имела в виду… собираетесь ли вы провести центральное отопление, установить кондиционеры…

– Не знаю, не думал. – Он пожал плечами и снова замкнулся в угрюмом молчании.

Ему, казалось, удобнее было молчать. Ему да, но не Еве.

– Почему вы оставили работу в ФБР?

Наконец-то она задала ему тот единственный вопрос, который не оставлял ее в покое со времени разговора с Генри Милтоном в Вашингтоне.

– Разве Генри не рассказал вам?

– Нет.

Они как раз были у входа на кладбище, где Ева впервые увидела его. Она прошла за ним через ворота к этому месту, с двойной могилой.

– Вы знаете, кто здесь похоронен? – тихо спросила она.

– Да, – коротко ответил он. – Из-за этого я и оставил работу в агентстве.

– Не понимаю.

– Вам и не нужно понимать. – Он развернулся и пошел прочь.

Ева стояла, глядя на его удаляющуюся спину, потом наклонилась, пытаясь прочитать имена на могильных камнях. Буквы расплывались в наступившей темноте.

– О нет, – прошептала она минуту спустя и поспешила за Аланом. Она и не думала, что газетные вырезки имели прямое к нему отношение.

Был ли этот ребенок тем, о ком они упоминали, эти вырезки, найденные ею в ящике письменного стола? Связан ли Алан с его смертью?

Эта мысль заставила Еву содрогнуться. А как с ее ребенком? Генри Милтон сказал, что этот человек – единственная ее надежда, только он может найти Рози. Милтон говорил правду?

– Подождите! Подождите меня, пожалуйста! – Ева побежала, чтобы догнать его. – Откуда вы знаете ребенка, который похоронен здесь? Я помню газетный заголовок с его именем. Что случилось?

– Не хочу говорить об этом.

– Но я хочу знать, что случилось. Хочу знать!

– Они мертвы.

– Они? Кто они?

– Мать и сын. – Он внезапно остановился и холодно посмотрел на нее.

– Ч-что случилось?

– Поищите в газетах. – Засунув руки в карманы, он повернулся и пошел прочь, оставив ее смотреть ему вслед.

Почему он взял ее с собой, почему не отказал, когда она напрашивалась на прогулку? Алан кипел от злости. Зачем только он взялся за это проклятое дело?

Ева думала, что Алан уже дома, но его еще не было, когда она вернулась. Суп за это время сварился, она выключила плиту и, вернувшись в гостиную, единственную комнату, где было тепло, стала смотреть в окно. Хлопнула дверь – вернулся Алан, продрогший, но спокойный. По крайней мере, внешне.

Ева молча смотрела в окно, не обращая на него внимания.

– Чем это пахнет из кухни? – спросил он, подходя к ней.

– Овощным супом.

– Я не ел домашний овощной суп с… очень давно, – задумчиво закончил он.

– Он уже готов. Если вы голодны, можно поужинать.

К дверям кухни они пошли вместе. Алан остановился, пропуская Еву, затем неторопливо двинулся вслед за ней. Он следил за ней с момента возвращения и должен был признать очевидное: хотел он того или не хотел, но эта женщина начала ему нравиться.

Под его изучающим взглядом Ева дрожащей рукой наливала суп в тарелки. Что-то в его глазах тревожило ее, сообщало неловкость всем ее движениям. Больше она не спрашивала об умершем ребенке, но это не означало, что она не думала о нем. Ева даже решила поздно ночью, когда Алан уснет, позвонить Генри Милтону.

Вдруг черпак выскользнул из ее пальцев и ударился о край кастрюли. Алан успел перехватить его, Ева не пострадала, но отпрянула от его прикосновения, и горячая жидкость обрызгала его больную руку. Плотная повязка уберегла его от ожога, но не спасла от неловкости, вызванной происшествием. Реальная угроза ожога не волновала его так, как тревожило прикосновение к нежной женской коже. Это поразило его сильнее, чем кипящий суп.

Когда они сели за стол, Ева едва прикоснулась к еде. Вскоре она извинилась – это было ее единственное слово за обедом – и вышла из кухни. Алан тоже ел мало, но остался, чтобы вымыть посуду.

Возникшая между ними неловкость подтвердила, что его план вести дело в одиночку, с ее согласия или без него, самый лучший вариант для них обоих.

Скелет женщины с пустыми горящими глазницами преследовал его по темному кладбищу. Алан бежал изо всех сил, но не мог сдвинуться с места, и скелет настигал его. В одной руке скелет держал ремень с блестящей пряжкой, в другой – открытую бритву. Голова Алана металась по подушке. Пот струился по его телу, он громко стонал, пока наконец не сел на кровати, уставившись в темноту.

Что-то разбудило его. Узкая полоса света пробивалась из-под двери ванной комнаты. Он прислушался. Звук стал яснее. Он поднялся с постели, подошел к двери и нажал на ручку. Дверь открылась.

Ева смущенно смотрела на него. В руке у нее была бритва. Алан рванулся к ней.

– Вы глупая, глупая женщина! Что вы делаете?

Она отпрянула назад.

– Уходите отсюда!

На ней была только тонкая ночная рубашка.

Не обращая внимания на ее слова, Алан схватил ее за кисть руки, в которой она держала бритву.

– Отпустите меня! – закричала Ева. Что случилось, почему он ворвался в ванную комнату, когда она там, и ведет себя, как безумный?… – Отпустите меня, мне больно!

– Дайте мне, дайте… О!

Испуганная Ева изо всех сил ударила его ногой. Она не понимала, что с ним, но не терпела, чтобы кто-нибудь применял к ней силу.

Алан уклонился от удара одной ноги, но получил довольно болезненный удар от другой. Ева тоже ушиблась, поскольку была босиком. Неизвестно, кому пришлось больнее, но это ее не остановило.

– Отпустите мою руку! – Ева крутилась, пытаясь вырваться, а он не обращал внимания на ее попытки освободиться. В конце концов, отчаявшись, она наклонилась и попыталась укусить державшую ее руку.

– Бритву, дайте мне ее. О черт! Отдайте бритву!

– Почему?

– Потому что я сказал, вот почему!

– А я не хочу! – Она не верила ему. Он ворвался в комнату, напал на нее, а теперь требует, чтобы она отдала ему бритву? Что он собирается с ней делать?

Алан грозно нахмурился:

– Я сказал: отдайте!

– Нет!

Ева сжала губы. Будь она проклята, если отдаст ему бритву. Что он о себе думает? Кроме того, она ему не доверяла, что-то в его глазах пугало ее. Алан усилил нажим. У меня слабые кости, подумала она, они могут сломаться. Закрыв глаза, чтобы не видеть его пугающего безумного взгляда, она попыталась сдержать болезненный стон.

– Бросьте ее, – грубо потребовал Алан.

– Нет! – отрезала она.

Если сейчас уступить ему, значит, можно будет попрощаться со своей самостоятельностью, а она этого не хотела.