Алан задержался на пороге. Сердце подсказывало, что нужно подойти к Еве и успокоить ее, но рассудок советовал уйти.
Когда Ева справилась со своими эмоциями и повернулась, она увидела, что комната пуста. Алана она нашла на кухне.
Он увидел следы слез на ее щеках и отвернулся.
– Я собирался сделать кофе, – сказал он, – но ничего не смог найти.
– Вот здесь. – Она подошла к полке у двери.
– Ну вот, – Алан закрыл папку. – Теперь у меня есть адрес Олимпии Мэй.
Они ели то, что приготовила Ева, пока Алан изучал документы, привезенные из колледжа. Она рассказала ему все, что ей было известно со слов Чарли: его отец погиб во время Корейского конфликта, а мать – через несколько лет, от тяжелой болезни.
Теперь они знали, что, по крайней мере, часть этой истории – ложь.
– Что вы теперь собираетесь делать?
– Сниму комнату в мотеле на ночь, а утром отправлюсь разыскивать мать Чарли.
– Мы отправимся утром, – мягко поправила его Ева.
Алан только взглянул на нее, но ничего не сказал, затем собрал бумаги, собираясь уходить.
– Останьтесь, – попросила Ева. – У меня есть комната для гостей. А ранним утром отправимся в путь.
Предложение было разумным, и он согласился.
Ева показала ему комнату.
Они решили выехать в шесть утра. Алан пожелал ей спокойной ночи и ушел.
Он никак не мог заснуть. Посмотрев на часы, изумился: только два часа ночи.
Алан сел на кровати, на которую лег, не раздеваясь, поверх покрывала, сняв только пояс и ботинки. Снова обувшись, он тихонько сошел вниз, стараясь не беспокоить хозяйку.
В кухне горел свет. Полоска света пробивалась и из приоткрытой двери маленькой комнатки сбоку от гаража. Алан пересек двор, осторожно приоткрыл дверь и в изумлении остановился.
Хотя он не издал ни звука, Ева почувствовала его присутствие.
– Вы тоже не могли уснуть? – спросила она, откладывая ацетиленовую горелку и снимая защитные очки.
– Да, – ответил Алан.
Потом он медленно обошел комнату.
– Это ваши? – только и спросил Алан, не скрывая, что поражен увиденным.
– Мои, – улыбнулась Ева. – Кажется, не успела сказать вам, что я своего рода скульптор.
– Нет, не успели. Они прекрасны. – Он не лукавил.
Комната, залитая светом, сверкала и переливалась от разноцветных стеклянных птиц. Одни свисали с проволоки на потолке, другие примостились на ветках дерева, тоже сделанного из стекла, третьи стояли на полках у стен. Как заметил Алан, там были самые разные изображения, но большей частью – птицы.
– Я думал, вы учительница…
– Да, – подтвердила она, мягко улыбаясь. – Но не только.
– А давно это? – Он обвел рукой комнату.
– С тех пор, как я училась в средней школе. Моя мама, орнитолог, заинтересовала меня птицами. Однажды я увидела, как человек делал статуэтки из стекла. Решила попробовать. – Она пожала плечами. – И вот, увлеклась.
– Моя… кое-кто, кого я знал когда-то, собирал стеклянные статуэтки. У него накопилась целая полка, но ничего подобного я не видел. – Алан взял маленькую птичку с острым клювом и зелеными крыльями. – Ничего столь прекрасного, как это.
– Спасибо. – Что-то промелькнуло в ее глазах. – Это любимая птичка Рози, – грустно улыбнулась Ева.
Алан тут же поставил фигурку на место.
– Вы очень талантливы, – убежденно сказал он.
– Мне кажется, это требует не столько таланта, сколько твердой руки и терпения. – Она с сожалением покачала головой. – Теперь руки у меня не очень крепкие.
Он долго смотрел на нее, потом сказал:
– Не похоже, что мы уснем сегодня. Может быть, тогда отправимся в путь?
– Согласна.
Было шесть утра, когда Алан въехал в парк, находящийся в нескольких милях от цели поездки, и остановился. Ева проспала большую часть пути. Он не смотрел на нее с той минуты, как ее голова соскользнула со спинки сиденья и легла на его плечо. Теперь он скосил глаза на это успокоенное лицо.
Как жаль, что он бросил курить.
7
Олимпия Мэй с любопытством разглядывала молодую женщину, сидящую напротив.
– Итак, это вас мой сын выбрал себе в жены? – спросила она. – Чересчур молоды для него, правда? И вы говорите, что есть ребенок? Впервые слышу об этом. Это его ребенок, я полагаю? – Маленькие темные глаза за стеклами очков уставились на Еву.
Алан быстро пришел ей на помощь.
– Мы приехали, чтобы задать несколько вопросов о вашем сыне, миссис Мэй, – вмешался он. – Как я уже говорил, ваш сын украл свою дочку…
– Украл?! – Глаза-бусинки остановились на его лице. – Как человек может украсть собственного ребенка?
– Суд присудил опекунство матери, потому что ваш сын угрожал убить их обеих.
– Гм! – фыркнула Олимпия. – Угрожал, вы говорите? Любые его угрозы можно преспокойно забыть. Он бесхарактерный, мягкотелый человек, как и его отец. – Махнув рукой, она отбросила эту мысль как нелепую.
– Но факт остается фактом, – продолжал Алан. – Вашего сына разыскивают из-за похищения ребенка…
– А что я могу поделать? – спросила она. – Я не видела его и не слышала о нем уже восемь лет. Он засунул меня в эту дыру и тут же забыл обо мне. Я ничего не знаю о своем неблагодарном щенке! Сижу день за днем в этом чертовом изобретении, – она стукнула рукой по ручкам кресла на колесиках, – и с трудом могу обслужить себя. Это его беспокоит? Конечно нет. Совсем как его отец до него… Тот тоже не интересовался мною, ушел на войну, допустил, чтобы его убили, и оставил меня одну с ребенком. Он заслужил то, что получил, – горько подытожила она. – Я отдала ему все – ему и его ребенку! Отказалась от своей сценической карьеры, отказалась жить со своей теткой, чтобы родить ему ребенка. Она собиралась оставить мне все, вы слышите? Только бы я не пошла против ее воли и не вышла за него замуж!
– Миссис Мэй, – прервал ее Алан, пытаясь вернуться к тому, что их интересовало. – Мы приехали не ворошить болезненные воспоминания. Мы приехали спросить, слышали ли вы о своем сыне и знаете ли, куда он может уехать, чтобы скрыться ото всех?
– Я не живу больше под своим именем, – резко проговорила она. – И мне ничего не известно о местонахождении моего сына. Я даже не знала, что он женился. Он никогда не пишет и не звонит. Я не получаю от него даже поздравлений. Ни открытки, ни звонка. – Она надменно выпрямилась.
– Вы упоминали про тетю, – поспешила вставить Ева. – Тетя еще жива?
Олимпия посмотрела на нее изучающим взглядом.
– А если жива? Вы от нее тоже ничего не узнаете. Она все отдала ему.
– Ему? – насторожился Алан.
– Чарли, – ответила она.
– И где живет тетя? – спросил Алан, бросив быстрый взгляд на Еву.
– Живет? В частной лечебнице, – ответила Олимпия с неожиданным удовлетворением. – Я поместила ее туда. Она и мой сын не оставили мне ничего, кроме этой комнаты, этой жалкой комнаты! – Глаза ее потухли. – Когда-то у меня было все: путешествия, наряды, драгоценности, моя музыка, – пробормотала она, останавливая взгляд на распухших суставах своих пальцев. – А теперь… я даже не могу застегнуть себе блузку.
– Олимпия, – ласково обратился к ней Алан, – где эта лечебница?
– Это не имеет значения, – ответила она громче, возвращаясь из прошлого. – Тетя не видела его с тех пор, как он оставил меня здесь. Она ухаживала за ним только одно лето – то лето, когда я путешествовала по Европе, но именно тогда она украла у меня его любовь, а он – мое наследство.
– Скажите только имя вашей тети и адрес лечебницы. – Алан открыл блокнот.
Через несколько минут они вышли из комнаты.
– Надеюсь, вы найдете его! – громко крикнула им вслед Олимпия. – И когда найдете, скажите ему от меня, что он неблагодарный ублюдок!
Алан предполагал, что Ева расстроилась, но не думал, что свидание настолько ее разволновало, пока они не оказались на улице.