Но вскоре ему пришлось обнаружить собственную незначительность. Когда огромный бесшумный серебристый “мерседес” выехал в сторону Ганновера, Кених, полуобернувшись, обратился к Маршанту:
— Извините, господин майор, в каком отеле вы хотели бы остановиться?
— В отеле? — брови Маршанта взметнулись вверх. — Боюсь, вы ошибаетесь, господин Кених! Мы должны остановиться в качестве гостей Томаса Шредера в его поместье в Харце.
— О, нет, господин майор. Это как раз вы ошибаетесь. Капрал должен остановиться там. А на ваш счет не было сделано подобных распоряжений. Возможно, сообщение было послано, но, очевидно, слишком поздно.
— Но, я...
— Полковник проинструктировал меня доставить вас в Ганновер в отель “Интернационал”. Ваше проживание там будет полностью оплачено. Берите все, что вам нужно. Если вы захотите что-то еще, спросите. Если не будет этого, требуйте, для вас найдут. Желаю вам приятно провести время. Разумеется, отель “Интернационал” принадлежит полковнику.
— Но... — Майор сегодня весь день говорил “но”.
— Ваш багаж прибудет в отель почти сразу после вас. Я надеюсь, вы останетесь довольны. — Кених любезно улыбнулся через плечо.
Сидя на заднем сидении, Маршант в конце концов взорвался:
— Сам начальник военной полиции приказал мне сопровождать капрала Гаррисона и действовать в его интересах. Я не могу понять, как...
— Его интересы будут соблюдены. В этом я вас могу заверить, — ответил Кених.
— Вы заверяете меня? Вы всего лишь шофер вашего хозяина и...
— И он уполномочил меня говорить от его лица, — Кених снова улыбнулся. — Как бы то ни было, полковник уже переговорил с вашим начальником военной полиции. Менее часа тому назад они разговаривали по телефону.
— Они разговаривали? Полковник, вы говорите... Но что общего имеет этот полковник с мистером Шредером?
— Это одно и то же лицо! — сказал Кених. — Я думал, вы знаете. Возможно, вас не слишком хорошо проинформировали.
— О, — произнес Маршант и нырнул обратно в глубокую роскошь сидения. Теперь его голос был гораздо спокойнее. — Да, пожалуй, вы правы. Похоже, я действительно не слишком хорошо был проинформирован. Итак, господин Шредер был полковником?
— Был? — Кених повернулся и без улыбки уставился на него. Его глаза превратились в холодные бусинки. — Он и сейчас есть, господин майор. Для некоторых из нас он всегда будет...
Высадив майора, они остановились на автостраде около Хильдесхайма.
— Я вижу, вам не очень нравится эта белая палка, отлично, оставьте ее в машине, — сказал Кених. — А теперь дайте мне вашу руку.
Он провел Гаррисона в ресторан к двери с табличкой “М” и, пока капрал отвечал зову природы, заказал напитки и шницель. Когда Гаррисон вышел из туалета, Кених встречал его у двери.
— Ну как, было трудно? — спросил он.
— Что, помочиться?
— Нет, — усмехнулся немец, — найти путь обратно из туалета.
— Не особо, — Гаррисон пожал плечами. Он почувствовал, как его спутник одобрительно кивнул.
— Хорошо! — Кених взял его за локоть. — Видите, полковник был прав! Он сказал, что эти так называемые средства помощи, белые палки и повязки, все просто запутывают.
Он провел Гаррисона к столу и помог ему сесть на стул.
— А что он за человек, ваш полковник? — спросил капрал, устроившись поудобнее.
— Ну, вы знакомы с ним.
— Боюсь, слишком недолго. И обстоятельства были... — лицо Гаррисона скривилось, — ., трудные.
— Да, конечно, — сказал Кених.
Гаррисон кивнул.
— События того дня для меня все еще, как в тумане. Расплываются в голове. Наверное, они навсегда останутся такими.
— Я понимаю, — сказал Кених, — ну, полковник — человек, которого уважают. Люди, совершенно незнакомые, когда встречают его, то сразу же ему подчиняются. Он обладает властью, силой. Он изумительный офицер и изумительный человек. Нет, это не совсем правильно. Согласно букве закона, он, возможно, очень плохой человек по единственной причине — он не платит налоги. Или платит ровно столько, сколько желает платить. Понимаете, он не особо лояльно относится к законам и правилам, которые установлены другими.
— Он мне уже нравится, — Гаррисон рассмеялся.
— О; он вам обязательно понравится. По-моему, у вас много общего.
— А чем он занимается? — спросил Гарри-сон. — То есть, я знаю, он промышленник... — он замолчал, прислушиваясь к звяканью стаканов, когда официантка принесла им напитки.
— Она хорошенькая, — прошептал капрал, когда она ушла. — Молодая и много улыбается.
— Откуда вы знаете? — шепнул ему в ответ Кених.
— Только молодые улыбчивые девушки пользуются такими духами, — ответил Гаррисон. — К тому же, ее бедро прижалось к моему очень твердо и приветливо!
Немец засмеялся и кивнул.
— И снова полковник прав. Он говорит:
"Слепота, это только термин для отсутствия зрения”. Он также говорит, что этот термин еще используется как синоним к словам идиот, кретин или овощ. Вы слепы, капрал Гаррисон, но вы не овощ!
— Вы можете звать меня Ричард, Вилли, — Гаррисон громко засмеялся.
— Нет, — немец затряс светловолосой головой. — Это не будет правильно. В конце концов я всего лишь хорошо воспитанный человек моего господина. Это принизило бы вас. Я также не буду называть вас капралом, это тоже должно принижать вас. Видите ли, я был фельдфебелем! Нет, я буду называть вас “сэр", по крайней мере, когда слышат другие.
Гаррисон вздохнул и с издевкой покачал головой в притворном молчании.
— Господи, — сказал он, — опять то же дерьмо! Сегодня я один раз уже прошел через него с Маршантом.
— Правда? — брови Кениха поползли вверх. — Да, я подозревал что-то в этом роде. Ну, полковник не такой.
— Вы рассказывали мне о нем, — подсказал Гаррисон.
Кених кивнул, словно Гаррисон мог видеть.
— Думаю, он не возражал бы, что мы его обсираем. Он стал полковником в конце войны. Как и многие молодые офицеры. Я был его самым юным подчиненным, не получившим офицерского звания, его ординарцем, если хотите, хотя на самом деле я был его телохранителем. Мы были членами... — он замолчал.
— СС?
— Замечательно! — произнес Кених. — Да, СС. Это наводит на вас ужас?
— Нет, а что, должно?
— Многие люди все еще относятся к этой организации по-глупому, особенно немцы!
— Ну, я ведь военный полицейский, по крайней мере еще неделю или две. Я много читал об СС. В ней было и хорошее, и плохое. Как во всех армиях, во всех войсках и полках.
Кених усмехнулся. Его веселость отразилась в голосе.
— Королевская военная полиция и СС — это два совершенно разных понятия, могу вас заверить! — произнес он, выговаривая слова медленно и четко.
— Да, я знаю это, — ответил Гаррисон. — Но у меня такое чувство, что вы и полковник.., ну, что вы не были солдафонами и палачами.
— Одно скажу, мы были отличными солдатами, — ответил Кених. — Что касается того, были мы хорошими или плохими людьми, — как вы это назвали? — скажем так, полковник и я не получали удовольствия от наших обязанностей. И это правда. К счастью, полковник Шредер был действующим командиром, фактически мы постоянно были в зоне боевых действий то на одном фронте, то на другом. По-моему, это было наказанием ему. Видите ли, он происходит из очень плохой семьи.
На липе Гаррисона появилось замешательство.
— То есть?
— Его дедушкой был генерал первой мировой войны граф Макс фон Зунденберг. А бабушка была еврейкой!
Гаррисон усмехнулся и немного отпил из стакана.
— Это могло бы объяснить его уклонение от уплаты налогов, а? — затем усмешка исчезла с его липа. Он сделал еще глоток. — Это очень дешевый бренди.
— Но вы любите его.
— Да, это так. Я провел два года на Кипре в звании младшего капрала и едва ли мог позволить себе пить что-то другое. Можно сказать, что как пьющий человек я был воспитан на очень плохом бренди! Мы, младшие капралы, обычно пили двухзвездочные “Хаггипавлу”. Галон этого пойла можно было купить за пару фунтов.