Историю, напомнил себе Харрисон, могут изменить случайности столь маловероятные, что предвидеть их никому не под силу.

Возьмем нынешний мир, думал он: города в милю высотой и пустующие пространства вокруг. Любому под силу проследить, как Земля стала такой за два столетия. Можно ткнуть пальцем и заявить: «Вот, отсюда все и пошло» — указать на переломный момент, когда отжила свое модель, кропотливо совершенствовавшаяся людьми на протяжении пяти тысячелетий. Двести лет назад человек жил в городах, простиравшихся на мили и мили земной поверхности. Сейчас он живет в башнях, которые возносятся высоко в небо. Промышленные центры и электростанции, пожиравшие стремительно сокращающиеся ресурсы планеты, уже не нужны — их заменил ядерный синтез. И теперь человек тратит лишь малую толику той энергии, что уходила на его нужды раньше, потому что теперь он обходится очень малым.

Хотя тогда, двести лет назад, такие радикальные изменения вовсе не были необходимы. История помнит, что многим идея преобразований казалась чистым безумием. Всему виной было огромное отвращение, которое испытывало большинство людей к старому образу жизни. Именно благодаря этому отвращению, по сути дела массовому помешательству, преобразования вышли далеко за рамки необходимого, даже за рамки здравого смысла. И все же, возможно, они принесли плоды, потому что в результате человеческая жизнь стала во многих отношениях лучше, а планета — чище.

Харрисон попытался представить, каково это было: жить в те времена, когда реки несли грязные воды в грязное море, когда воздух и земля были ядовитыми, а землю сотрясал страшный шум…

Мир, в котором я живу, думал он, начинался с первой отравленной рыбы, всплывшей кверху брюхом, со скачков температуры, укутавших города плотным покрывалом смога, ими же и созданного, с отчаянных, гневных криков протеста против вонючих фабричных труб и потоков сточных вод, впадающих в реки. «Нужно построить новые города!» — кричали люди, и города были построены, однако совсем не те, что рисовались воображению. «Нужно прекратить растрачивать ресурсы!» — кричали другие, и старый, проверенный временем принцип «попользовался — выброси и купи новое» был отправлен на свалку, и вещи начали делать не на десять, даже не на двадцать лет — на века. В результате отпала необходимость в производстве многих товаров, использование природных ресурсов и энергии удалось сократить, со временем планета очистилась от ядов — и сегодня в море впадают кристально-чистые реки, воздух свеж и прозрачен, и земли лежат нетронутыми, потому что выращиванием растений и животноводством человек теперь занимается под крышей, не используя природные почвы.

Город… Когда-то это слово означало растянутое и беспорядочное нагромождение строений. Теперь город составляют всего лишь три гигантские башни: одна — жилая, во второй сосредоточены промышленность, земледелие и животноводство, третья отведена под правительственные, образовательные и научные учреждения, а также культурные центры и места проведения досуга. Три гигантские башни, вздымающиеся высоко в небо и уходящие глубоко под землю, полностью управляются электронной магией. К услугам людей кибернетические системы, которые превращают безликие коридоры в проселочные дороги, которые подарят вам неотличимую от реальности иллюзию всего, что угодно, выполнят за вас всю рутинную работу и заботливо вытрут вам нос, которые будут думать за вас и преподнесут на блюдечке любое знание.

И все это у нас есть потому, что чуть больше двухсот лет назад какой-то психопат (первый из великого множества психопатов) принялся дико орать, что отравленная планета умирает.

Один-единственный психопат, а к каким грандиозным последствиям привели его вопли.

«Вот почему я обязан исключить всякую возможность просчета», — сказал себе Харрисон. Он встал, подошел к рабочему пульту, достал из паза интегратор и надел его на голову. Много раз, сидя в операторском кресле, Харрисон вводил данные и задавал условия. И он сделает это снова. Необходимости лишний раз проверять себя не было. Он и так все знал наперед. Но в делах такого рода невозможно быть чересчур осмотрительным.

Конечно, это была лишь игра воображения, но каждый раз Харрисону чудилось, что он видит открывающиеся ему огромные массивы информации: медицинскую базу в Миннесоте, законодательную в Гарварде, теологическую в Риме, социологическую в Калифорнии, историческую в Йеле и многие другие.

Мало было просто получить доступ к информации. Требовалось больше: суперинтеллект, который можно обрести только благодаря связующему звену, интегратору. Человек и компьютер, мозг живой и мозг машинный, сообща вгрызались в мировые сокровищницы знания, и электронные реле ждали только приказа подключить их к любым хранилищам данных.

Когда подготовка была завершена и условия заданы, Харрисон сформулировал вопрос: каковы будут последствия для человеческой расы, если разум обретет возможность жить вечно? Если будет найден способ перенести сознание человека в кибермозг?

Хотя это, конечно, не совсем точно. Нет смысла переносить человеческое сознание в искусственный мозг, чтобы потом поставить этот мозг на полку рядом с ему подобными. Нет, его поместят в некое передвижное устройство, способное выполнять функции тела. Таким образом, человек обретет искусственное тело — тело робота: более сложно устроенное, способное делать многое из того, что недоступно человеческому телу, но при этом все же нечеловеческое. Это дает возможность обрести вечную жизнь разума и — до известной степени — вечное тело, но бессмертие человека как такового по-прежнему остается за гранью возможного. Чтобы стать бессмертным, человеку придется превратиться в робота.

«Что здесь не так? — мучительно гадал Харрисон. — Где та загвоздка, которая не дает мне покоя? Почему мне так не хочется торопить окончательный результат? Что раз за разом заставляет меня возвращаться и вновь обсчитывать модель будущего?»

Человек живет в мире компьютеров, роботов и киберсистем. Киберы выполняют всевозможную черную работу. Киберы удовлетворяют почти все человеческие капризы. Город, в котором мы живем, да и квартиры, которые зовем своим домом — это кибернетические системы. Люди привыкли доверять им, полагаться на них. Ведь киберы не только облегчают нам быт — они заботятся о том, чтобы мы были счастливы. Домашняя кибернетическая система способна создать для вас неотличимую от реальности иллюзию любого места. Например, она может перенести вас на пляж, и это будет не просто впечатление, будто вы на пляже. Это будет именно пляж. Вы будете лежать на песке, чувствовать кожей ветер с моря и жаркие солнечные лучи, слышать шум прибоя и ощущать покалывание соленых брызг. Словом, вы обнаружите, что очутились на берегу моря, и вам не понадобится подключать собственное воображение или притворяться. Вы в самом деле окажетесь на берегу. Или в лесу, на вершине горы, в джунглях, на плоту, плывущем по морю, на одном из спутников Марса. Кибер может отправить вас в прошлое, и вы будете гнуть спину вместе с крепостными крестьянами на полях вокруг средневекового замка, или сражаться на рыцарском турнире, или путешествовать с викингами.

И если уж люди так легко сжились с подобными фантазиями и считают их частью своей жизни (что не так уж трудно, ведь они неотличимы от действительности), то почему они не смогут принять самый что ни на есть реальный факт: человек, если пожелает, способен обрести возможность жить вечно? Искусственный мозг и искусственное тело сами по себе не должны вызвать массовое отвращение, поскольку во всех компьютерных моделях будущего, которые предпочли испытать на себе добровольцы, роботы играли не меньшую, а иногда даже и большую роль в жизни людей, чем сейчас.

Харрисон сидел перед рабочим пультом, постоянно ощущая присутствие огромных массивов данных, хранящихся в информационных центрах. Пока он выстраивал свои рассуждения, эти призрачные хранилища маячили на пределе досягаемости, достаточно лишь захотеть — и знания лягут в ладонь. Словно все мыслители прошлых веков, все его предшественники стояли у него за спиной, готовые при первой же необходимости поделиться знаниями, помочь советом. Преемственность, подумал он, великая общечеловеческая преемственность, простирающаяся в глубь веков вплоть до того доисторического человека, который приручил огонь, до того примата, который сложил вместе два кусочка кремня и создал первое в мире орудие труда. «И то, что я делаю, — сказал себе Харрисон, — тоже вольется в эту реку. Человеческий разум — достояние нашей расы, необходимый ресурс, но срок его службы в прошлом не достигал и ста лет (хотя сейчас, в 2218-м этот предел удалось отодвинуть, и продолжительность жизни увеличилась до полутора веков). Однако наука не стоит на месте. Если интеллект индивидуума — достояние человечества, то почему мы должны смириться с тем, что этот ресурс можно использовать лишь ограниченное время? С тем, что он служит всего лишь полтора века, а потом умирает? Разум, помещенный в искусственный мозг, сможет и дальше приносить пользу человечеству, что еще больше укрепит преемственность мысли».