Сердце Юнии забилось быстро и сильно. Ока поняла, что ждала именно этих слов, ей нужно было услышать этот призыв, это наивное и твердое убеждение, чтобы верой и силой своей сокрушить предел невозможного.

Она прижала сына к себе, шепча слова утешения и надежды, теперь уже почти радостно сосредоточившись на нем: «Ты — моя жизнь. Ты — мое счастье. Ты — лучшая моя часть, моя правда, моя надежда…»

Руки ее наливались силой, через них светло и мощно проходили сейчас лучи солнца, свет звезд и сияние радуги, волны теплого ветра и пение родника — все то, что связывает человека с жизнью и питает ее материнской любовью. Об этой любви молча говорила Юния своему Вашуру, думая о том, что эта любовь противостоит на свете всему злому и разрушительному, становясь сильнее войны и самой смерти.

Обняв сына, легко, но крепко прижав его тело к своему сердцу, Юния плавными движениями своих рук согревала его юную кровь. Жизнь ее переливалась в жизнь Вашура, и сердце ее помогало биться его сердцу, наполняя его светоносной силой.

— Мне хорошо, мама, — улыбнулся Вашур. — Я знал, что ты спасешь меня…

…И снова Юния проснулась от громкого стука в дверь и криков, наполненных теперь ликованием и любовью.

Женщина, что совсем недавно была согнута страданием, ворвалась в комнату в цветастом невесомом платье, сияя счастьем. Уронив огромную охапку цветов прямо на ковер, она упала на колени, подняв к Юнии синие, бездонные и такие юные сейчас глаза:

— Юния! Мой мальчик жив! Тело его стало чистым и светлым. Он жив, Юния! Он улыбается…

Какие-то люди окружили Юнию, и она еще долго не могла вырваться из кольца ликующих жестов и цветов, пока кто-то не сказал:

— Дайте ей отдохнуть… Ведь она уже валится с ног от усталости. Это будет сейчас нашей лучшей благодарностью…

Юния снова задремала, вспоминая улыбку Вашура, но и на этот раз сон ее был недолгим. Уже перед рассветом она услышала странные звуки, как будто кто-то издалека, еле различимо в шорохах космоса, но настойчиво повторяет одно и то же слово:

— Атла, Атла, Атла!..

Как будто вспышка резанула по глазам Юнии. Она вдруг увидела вороного коня, в стремительном беге споткнувшегося о камень, и всадника в ослепительных доспехах, упавшего в розовую предрассветную пыль…

Уже через несколько минут Юния бежала вниз по широкой мраморной лестнице отеля, ловя удивленные взгляды.

Юаш сидел в просторном холле возле кадки с пальмой, настороженно подавшись вперед, словно ждал здесь Юнию всю ночь.

— Нельзя терять ни минуты! — на бегу крикнула ему Юния — Мы должны немедленно быть а Атле. Что такое Атла?

— Это старый город. Ты, наверное, видела его развалин»! в горах. Там теперь в основном бывают только киногруппы. Сегодня в Атле начинаются съемки фильма из древней истории нашей страны, — быстро рассказывал Юаш, высматривал на площади хоть какую-нибудь машину, — кстати, а главной роли занят самый знаменитый наш киноактер Нейн…

— Скорее, скорее туда, Юаш, — торопила Юния, подняв тонкую руку. И, словно откликнувшись на ее неведомый сигнал, за спиной резко затормозил пыльный автомобиль.

В Атле они появились в самый разгар съемок. Среди развалин на каменистой площади перекликалась, дымилась, переливалась всеми цветами радуги пестрая толпа, одетая в сверкающие на утреннем солнце доспехи. Но правил ею худощавый усатый человек в белых брюках и полосатой рубашке, что-то громко крича в мегафон и поминутно чем-то раздражаясь.

— Ни одного выразительного лица в толпе горожан, — надсадно объявил он всей площади. — Найдите, черт возьми, кого-нибудь…

И вдруг, заметив Юнию, словно наткнувшись на ее сосредоточенный взгляд, закричал еще громче:

— Посмотрите, какая женщина! Посмотрите, какие глаза! Боже мой, что же вы все стоите? Немедленно переоденьте ее и поставьте в самый центр!

К Юнии уже бежали помощники усатого режиссера, и она молча повиновалась им. Через десять минут в длинном холщовом платье Юния уже стояла в толпе столь же просто одетых женщин и стариков, молча вглядываясь в нацеленные на нее кинокамеры.

Режиссер хлопнул в ладоши:

— Снимаем эпизод бегства вождя из плена. Нейн, вы готовы?

Красивый черноволосый мужчина в ослепительных доспехах улыбнулся и кивнул головой, положив руку на шею вороного коня, вздрагивающего от нетерпения и восторга предстоящей скачки.

Сигналы опасности зазвучали в тонких пальцах Юнии. Она вышла из толпы и быстрыми шагами устремилась к Нейну:

— Ты не должен сниматься в этом эпизоде. Тебя ждет беда!

Нейн нахмурился, что-то негодующе закричал в мегафон режиссер, зашевелились и зароптали ряды всадников.

— Ты в своем уме, женщина? — сурово спросил Нейн, сдвигая к переносице черные брови.

— Тебя ждет беда! — повторила Юиия, к которой уже бросились со всех сторон помощники режиссера, пытаясь увести дерзкую, непонятную в своих действиях женщину.

И тогда из-за развалин выбежал встревоженный Юаш. Он обхватил стремя вороного коня и взволнованно заговорил, обращаясь к актеру:

— Послушайся ее, Нейн. Это Юния. Она умеет говорить только правду.

Нейн посмотрел на умоляющего его Юаша, взглянул в горящие глаза Юнии и тихо сказал:

— Я не знаю, кто такая Юния. Но я уже готов поверить ей. Но ведь никто сейчас не в силах отменить съемку.

— Скажи, что ты болен… Скажи, что у тебя сегодня кружится голова, — шептала Юния. — Пусть сегодня скачет дублер.

— Но ведь и с ним может случиться беда? — резко спросил Нейн.

— Может, — не отводя взгляда, ответила Юния, — но его спасти могу я.

— Так предотврати эту беду, — усмехнулся Нейн.

— Я умею многое. Но я не могу влиять на время, — печально и твердо сказала Юния.

Возможно, эти слова и сумели убедить Нейна. Он подошел к усатому режиссеру и долго о чем-то совещался с ним. Режиссер долго чертыхался, а потом резко прокричал в свой мегафон:

— Оам! В седло!

Молодой каскадер, являющий собой копию черноволосого и мужественного Нейна, птицей взлетел в седло, галопом промчался мимо знаменитого артиста, усмехнувшись ему в лицо со всем превосходством молодости.

На площади установилась прочная, но тревожная тишина. Вождь и его преследователи выстроились в конце узкой каменной улочки, сдерживая разгоряченных предстоящей погоней коней. Режиссер поддернул белые брюки и трубным голосом полководца прогремел на всю притихшую площадь:

— Мотор!!!

Пыль взвилась из-под копыт. Черной молнией ворвался на площадь вороной конь, направляемый сильной рукой Оама.

И вдруг вся площадь вскрикнула. Вороной на полном скаку споткнулся о камень, и через его голову в розовую от рассветного солнца пыль полетел всадник в ослепительных доспехах. Опытный каскадер все же не растерялся, каким-то боковым зрением увидел, что через долю мгновения ударится головой о камень, и, пользуясь тем, что одна нога его была еще в стремени, изогнулся и уклонился от камня, нырнув под брюхо коня. Но в этот момент вороной ударил Оама копытом в самое сердце и, сбросив ношу, убежал вверх по узкой улочке.

Под крики ужаса толпа окружила распростертое на каменистой площадке тело Оама. Но Юния стремительно растолкала всех, простерла руки над каскадером и замерла, расставив напряженные пальцы.

Через полчаса Оам уже улыбался, но все же упрекнул Юнию.

— Почему ты предупредила Нейна, но ничего не сказала мне?

— Я бессильна влиять на время. Но я знала, что ты опытный всадник и сумеешь лучше справиться с бедой. Нейна я бы уже не спасла…

Юния улыбнулась актерам и усатому режиссеру, а затем, отыскав в толпе Юаша, сказала ему:

— Нам пора. У нас еще есть дело в городе.

Смущенный, обескураженный развернувшимися событиями, режиссер дал им свою машину, и они умчались в город, где, незаметно миновав охрану, почти час пробыли в научном институте.

Они вышли на площадь, и Юаш вдруг почувствовал, что ему сейчас придется расстаться с удивительной Юнией.

— Юаш, а теперь уходи, — печально сказала Юния.