– Ты понимаешь, Тойво, – проникновенно сказал Гриша, – я знаю, что у тебя хорошая реакция. Не блестящая, нет, но хорошая, добротная реакция профессионала. Однако вид твой… Пойми, как твой тренер по субаксу я просто считаю себя обязанным время от времени проверять, способен ли ты реагировать на окружающее или на самом деле пребываешь в каталепсии…
– Все-таки я сегодня устал, – сказал Тойво. – Сейчас досчитает программа, и пойду я домой.
– А что у тебя там, в программе? – спросил Гриша.
«У меня там», – написал Тойво на листке бумаги и сказал:
– У меня там киты. У меня там птицы. У меня там лемминги, крысы, полевки. У меня там много малых сих.
– И что они у тебя делают?
– Они у меня гибнут. Или бегут. Они умирают, выбрасываясь на берег, топятся, улетают с мест, где жили веками.
– Почему?
– Этого никто не знает. Два-три века назад это было обычным явлением, хотя и тогда не понимали, почему это происходит. Потом долгое время этого не было. Совсем. А сейчас началось опять.
– Позволь, – сказал Гриша. – Все это, конечно, страшно интересно, однако при чем здесь мы?
Тойво молчал, и, не дождавшись ответа, Гриша спросил:
– Ты считаешь, что это может иметь отношение к Странникам?
Тойво старательно, со всех сторон, оглядел стило, вертя его в пальцах, взял за кончик и почему-то поглядел на свет.
– Все, что мы не умеем объяснить, может иметь отношение к Странникам.
– Чеканная формулировка, – восхищенно сказал Гриша.
– А может и не иметь, – добавил Тойво. – Где ты достаешь такие красивые вещицы? Казалось бы – стило. Что может быть банальней? А на твое стило приятно смотреть… Знаешь, – сказал он, – подари ты его мне. А я подарю его Асе. Я хочу ее порадовать. Хоть чем-то.
– А я хоть чем-то порадую тебя, – сказал Гриша.
– А ты хоть чем-то порадуешь меня.
– Бери, – сказал Гриша. – Владей. Дари, преподноси, соври что-нибудь. Дескать, сам спроектировал для любимой, ночами мастерил.
– Спасибо, – произнес Тойво, засовывая стило в карман.
– Но имей в виду! – Гриша поднял палец. – Здесь за углом, на улице Красных Кленов, стоит автомат от мастерской некоего Ф. Морана и печет такие вот стилья со скоростью спроса.
Тойво снова вынул стило и принялся его рассматривать.
– Все равно, – грустно сказал он. – Вот ты этот автомат на улице Красных Кленов заметил, а мне бы и в голову не пришло его замечать…
– Зато ты заметил непорядок в мире китов! – сказал Гриша.
«Китов», – написал Тойво на листке бумаги.
– А вот кстати, – проговорил он. – Вот ты человек свежий, непредубежденный, – как ты думаешь? Что должно такое произойти, чтобы стадо китов, прирученных, ухоженных, обласканных, вдруг, как века назад, в древние злобные времена, выбросилось на отмель умирать? Молча, даже на помощь не позвав, вместе с детенышами… Можешь ты себе представить хоть какую-нибудь причину для этого самоубийства?
– А раньше почему они выбрасывались?
– Почему они выбрасывались раньше – тоже неизвестно. Но тогда можно было хоть что-то предположить. Китов мучили паразиты, на китов нападали косатки и кальмары, на китов нападали люди… Было предположение даже, будто они кончали с собой в знак протеста… Но сегодня!
– А что говорят специалисты?
– Специалисты прислали запрос в КОМКОН-2: установите причину возобновившихся случаев самоубийства китообразных.
– Гм… Понятно. А пастухи что говорят?
– С пастухов все и началось. Пастухи утверждают, что китов гонит на гибель слепой ужас. И пастухи не понимают, представить себе не могут, чего именно могут бояться нынешние киты.
– Н-да, – сказал Гриша. – Похоже, здесь и в самом деле без Странников не обходится.
«Не обходится», – написал Тойво, обвел слова рамочкой, потом еще одной рамочкой и принялся закрашивать промежуток между линиями.
– Хотя, с другой стороны, – продолжал Гриша, – все это уже бывало, бывало и бывало. Теряемся в догадках, грешим на Странников, мозги себе вывихиваем, а потом глянем – ба! а кто это там такой знакомый маячит на горизонте событий? Кто это там такой изящный, с горделивой улыбкой господа бога вечером шестого дня творения? Чья это там такая знакомая белоснежная эспаньолка? Мистер Флеминг, сэр! Откуда вы здесь взялись, сэр? А не соизволите ли проследовать на ковер, сэр? Во Всемирный совет, в Чрезвычайный трибунал!
– Согласись, это был бы далеко не самый скверный вариант, – заметил Тойво.
– Еще бы! Хотя иногда мне кажется, что я предпочел бы иметь дело с десятком Странников, нежели с одним Флемингом. Впрочем, это, наверное, потому, что Странники – существа почти гипотетические, а Флеминг со своей эспаньолкой – бестия вполне реальная. Удручающе реальная со своей белоснежной эспаньолкой, со своей Нижней Пешей, со своими научными бандитами, со своей распроклятой мировой славой!..
– Я вижу, тебе его эспаньолка в особенности жить мешает…
– Эспаньолка его мне как раз не мешает, – возразил Гриша с ядом. – За эту эспаньолку мы его как раз можем взять. А вот за что мы возьмем Странников, если окажется, что это все-таки они?
Тойво аккуратно засунул стило в карман, поднялся и встал у окна. Краем глаза он видел, что Гриша внимательно на него смотрит, расплетя ноги и даже подавшись вперед. Было тихо, только слабо попискивало в терминале в такт сменам промежуточных таблиц на экране дисплея.
– Или ты надеешься, что это все-таки НЕ они? – спросил Гриша.
Некоторое время Тойво не отвечал, а потом вдруг проговорил не оборачиваясь:
– Теперь уже не надеюсь.
– То есть?
– Это они.
Гриша прищурился.
– То есть?
Тойво повернулся к нему.
– Я уверен, что Странники на Земле, и действуют.
(Гриша потом рассказывал, что в этот момент он испытал очень неприятный шок. У него возникло ощущение ирреальности происходящего. Все дело здесь было в личности Тойво Глумова: эти слова Тойво Глумова было очень трудно состыковать с личностью Тойво Глумова. Слова эти не могли быть шуткой, потому что Тойво никогда не шутил по поводу Странников. Слова Тойво не могли быть суждением скоропалительным, потому что Тойво не высказывал скоропалительных суждений. И правдой эти слова никак быть не могли, потому что они никак не могли быть правдой. Впрочем, Тойво мог ошибаться…)