— Какие у него отношения с Кра… с твоей мамочкой?

— Ревнуете?

— Честно трекнуть — ревную. Очень уж люблю твою мамашу.

В принципе, разговор можно заканчивать, Жетон узнал от глупой телки все и… ничего. Полученные сведения плавают в зыбком, изменчивом тумане то темного, то светлого спектра.

— Пора — на боковую, — подобрав расплывшееся на коленях пузо, неожиданно заявил он. — Поздно уже, а завтра рано вставать, трудиться…

— Вы же пообещали отвезти меня домой?

— Обязательно отвезу. Вот только разделаюсь со срочными делишками. И чего тебе здесь не живется? Ухаживают, постельку меняют, поят-кормят… Может пристают по бабьему делу? Так ты трекни мне — ноги повыдергиваю, за члены к потолку подвешу.

Вика постаралась покраснеть.

— Не замечала… Вот разве мордоворот, которого я свалила, пытался… А так — не замечала, — повторила она, опустив плутовские глазки.

— Ну, раз не замечала — живи спокойно. Завтра, крайний срок — послезавтра, заскочу, еще побазарим. По родственному… Только ты люби будушего своего папочку, все остальные мужики — вонючий офицерик, к примеру — пакостники и прохиндеи. В том числе, сыскарь… Так и цынкани мамаше, когда… вернешься.

Выразительная пауза перед словом «вернешься» показала Вике — ее освобождение откладывается на неопределенный срок. В результате длительного раздумья она выделила из состоявшейся с похитителем беседы его необычный интерес к двум людям: неизвестному ей отставнику Федорову и сотруднику уголовного розыска подполковнику Купцову. Что таится за этим: какой-нибудь коммерческий расчет или ревность отвергнутого «жениха»?

Ужином девушку кормил не поверженный ею громила — мужик с умным взглядом и хитрой улыбкой. Девушка подметила еще одного охранника. Такого же огромного, с выпуклой грудью, распирающей летнюю безрукавку.

Наверно, боится Жетон как бы заключенная не повторила попытку побега. * * *

По странному стечению обстоятельств, в это же время Надежда Савельевна тоже думала о Купцове.

Знакомство криминальной бизменсменши и сотрудника уголовного розыска произошло, как принято говорить, в нестандартной ситуации. Сыскари повязали шестерку Сотовой, который возглавлял чрезвычайно важную для нее отрасль бизнеса — транспортировку и оптовую продажу наркоты.

Страшно не то, что наглухо перекрыт канал, по которому доставлялось в лаборатории зелье — наркоделец слишком много знал, из него умелый следователь мог выкачать немало красулиных грехов.

Уголовка вцепилась в Хлыстуна — такую кликуху носил пенсионер — не хуже дальневосточного клеща. Расколется — потянется ниточка, вытаскивая на свет Божий и среднеазиатских поставщиков и прибалтийских перекупщиков.

Надежда Савельена рискнула пойти на крайнюю меру — отправилась в уголовку. Без малейшей надежды на успех. Просто сидеть в бездействии, ожидая окончательного разгрома прибыльной отрасли не было сил. Не привыкла женщина мириться со случайными обстоятельствами, выражаясь по фене, привыкла банковать.

В уголовке тоскующую женщину принял подполковник Купцов.

Чего только она не нагромоздила доверчивому сыскарю! Безвинно сидящий в следственном изоляторе старичок — давнишний друг ее умершего мужа, ветеран войны, бывший разведчик, репрессированный невесть за что сталинским режимом…

За что на самом деле — ей было отлично известно: за кражи со взломом, спекуляцию, причастность к зверским убийствам…

По фальшивому обвинению обманутые милиционеры обидели заслуженного человека, посадили его в одну камеру с грязными преступниками. Господи, что за время, что за нравы!

На длинных ресницах, под которыми прячутся невинные голубые глазки, повисли слезинки. Пухлые губки обиженно кривились.

Подполковник участливо слушал исповедь красивой женщины, исподволь разглядывал ее изящную фигурку, хорошей лепки ножки, отчеканенное, будто для тиражирования на монетах, личико. Видимо, все это лишило его способности трезво оценить факты и отличить ложь от правды.

Слава Богу, Хлыстун держался разработанной на всякий случай версии. Его попросили захватить из Алма-Аты груз для бедной женщины, живущей в Риге. Будучи глубоко порядочным человеком, он не стал копаться в чемоданчике, проверять уложенные там вещицы, искать двойное дно. Кто попросил? Сейчас трудно вспомнить. В аэропорту подошел человек в очках, бородка — клинышком, глаза раскосые. Сколько получил за перевозку? Чистую мелочь — каких-нибудь полтора куска, но для несчастного пенсионера — целое состояние. Он готов немедля возвратить полученные деньги милиции, пусть она отыщет раскосого мужика и вернет ему эти деньги…

Следователи, сменяя друг друга, бузуспешно пытались расколоть ветерана. Созрело решение повезти его в Алма-Ату, попытаться на месте припереть неопровержимыми фактами. Хлыстун униженно благодарил за доверие, обещал всестороннюю помощь правоохранительным органам. Как там не говори, бывший разведчик, столько приволок из вражеского тыла полезных «языков».

Купцов помог. Трудно сказать, чем он воздействовал на начальство, какие выдвинул обоснования. Скорей всего, сыграл на «героической» биографии подследственного.

Хлыстуна выпустили под подписку.

На следующий же вечер после благополучного вызволения шестерки Надежда Савельевна пригласила подполковника в гости. Любая услуга должна быть оплачена, если не деньгами, то, по крайней мере, застольем. К тому же, полезно иметь в уголовке уже, считай, завербованного «приятеля».

Стол шестерки накрыли шикарный, но водки — ни-ни, бар заставлен коньяками и винами. В основном — зарубежных разливов. Зато закуска — отечественная: зернистая икорка, балычек, селедочка.

Немного выпили, долго разговаривали на все темы, начиная от полетов в космос и кончая преобразованиями в России, от развития среднего препринимательства до появившейся возможностью поездить по миру, повидать другие страны.

Купцов не сводил с хозяйки наивных голубых глаз, не возражал — соглашался со всеми ее высказываниями. Он походил на прирученного хищника, готового защитить ласковую дрессировщицу.

Лиха беда — начало. Зачастил мужик в квартиру красавицы. Жаловался на фактическое одиночество, на жену, которая превратилась в чужого человека, на трудную и зачастую неблагодарную работу. А сам отводил горящий взгляд от глубокого декольте, в котором, будто крупные рыбы в озере, плескались упругие груди. И — краснел до звона в ушах, до слез на длинных, как у женщин, ресницах.

Позже, похоронив умершую от рака жену, Купцов стал проявлять большую активность, но дальше невинных поцелуев в ароматную ладошку так и не продвинулся. Зато предложения «руки и сердца» сыпались мелким осенним дождиком. В ответ — туманные обещания подумать, многозначительные взгляды, легкий румянец на щеках. Расценивай как угодно: предверием вечного блаженства либо хитрыми уловками.

Надежда Савельевна не сомневалась — подполковник разгадал истинную подоплеку ее бизнеса. Не зря же он работает в заведении, где на веру ничего не принимается. Странно, знает и помалкивает! Скорей всего она так заворожила страстного мужичка своей красотой, что он начисто позабыл сыщицкие ухватки.

В другой ситуации было бы полезно завербовать сыскаря, посадить его на «оклад» и выкачивать секреты уголовки. Сотова медлила, колебалась, Будто знала — наступит такой момент в ее жизни, когда Купцов понадобится для решающего броска или в виде спасательного круга.

Похоже, такой момент настал. Вика, Викочка, находится во власти жестокого бандита и вызволить ее оттуда может только один человек — Купцов. Какую плату потребует Сергей от несчастной матери? Она готова на все: лишиться накопленного богатства, отойти от дел, превратиться в жену спасителя, стать его любовницей.

Дожидаться вечера, когда воздыхатель возвратится с работы нет терпения, звонить в уголовку опасалась. Этим видом связи пользовалась только в самых крайних случаях и не чаще одного раза в месяц. Установленный «лимит» уже исчерпан.

— Петенька!

Рыжеволосый слуга возник в дверях, вопросительно моргая белесыми ресницами. Где бы он не был, чем бы ни занимался, негромкий призывный голос хозяйки звучал для него трубой архангела, призывающий на Страшный Суд.