Чижиков вгляделся. Во весь экран раскинулось изображение разворота российского паспорта — той страницы, где фотография и имя владельца, а также соседней. С фотографии смотрел Котя Чижиков — один в один, хотя снимок был другой, как если бы Котя пошел фотографироваться не вчера, а, к примеру, сегодня. Но эту мельчайшую разницу заметить было трудно, а еще труднее было объяснить. К тому же имя и фамилия владельца совпадали точь-в-точь.

— Похоже, это мой паспорт, — помедлив, сказал Чижиков. — хотя мой паспорт у вас в руках, лейтенант Чжан!

— Вы уверены, господин Чичжикоф, что в компьютере тоже ваш паспорт? — На мгновение Чжан забыл контролировать лицо, и Котя успел заметить явно проступившее выражение сомнения и даже недоумения. — Вы точно уверены?

— Ну как же… — Чижиков окончательно перестал понимать, что происходит. — Фотография моя, имя и фамилия тоже…

— В этом и состоит проблема, господин Чичжикоф, — слегка наклонил голову Чжан. — Потому что тот паспорт, который вы видите на экране, почти идентичен этому, — лейтенант взял со стола и показал Коте его действующий паспорт. — С той разницей, что серии и номера у этих двух документов разные. И еще: некто господин Чичжикоф законно въехал в КНР неделю назад.

* * *

— …Слушай, старик, пока суть да дело, дай-ка мне первый свиток «Илиады» полистать, — попросил Сумкин, хищно орудуя во рту зубочисткой. Это было за пару часов до пересечения границы, еще в самолете. Только что забрали грязную посуду, и у великого китаеведа, вкусившего курицы с макаронами, на сытый желудок прорезался исследовательский зуд. — До посадки еще час с лишним, надо же себя чем-то занять. Котя посмотрел на него с сомнением: время ли?

— Ну а что? — правильно истолковал его взгляд Сумкин. — Того парня, который, по твоим словам, опасен, ты не даешь мне с самолета ссадить. Так я хоть «Илиаду» почитаю. Знаешь, старик, как говорил мой университетский преподаватель, кстати, китаец: пятнадцать минут — тоже время. И вообще, я считаю, что нельзя рисковать этим раритетом феерической важности, сосредоточивая его полностью в твоих неопытных руках неофита.

— То есть? — улыбнулся Чижиков. — Что не так с моими неопытными руками? Недостаточно цепкие?

— Да то, что история человечества недвусмысленно учит нас не складывать все яйца в одну корзинку, старик! — разгорячился Федор. — Ты вообще понимаешь своим замшелым от бездействия мозгом, обладателями чего мы стали? Нет? Так я тебе кратко и доходчиво разъясню: мы стали обладателями вещи, которой в живой природе в принципе быть не может. Исходя из всего того, что мы знаем о взаимодействии Китая с другими древними цивилизациями, старик, никакой «Илиады» у Цинь Ши-хуана быть не могло — такую простую мысль ты можешь усвоить? И ладно бы просто «Илиада», так на ж тебе — в переводе на древнекитайский! Задумайся, старик: в пе-ре-во-де! Записанная к тому же головастиковым письмом! если в двух словах, то это — переворот в китаистике, который тянет как минимум на Нобелевскую премию!

— А Нобелевская премия — это сколько? В смысле денег? — спросил Чижиков, думая о том, как в Пекине отделаться от Борна, который наверняка станет за ним следить.

— Фу, какой ты меркантильный! — возмутился Сумкин. — Не все в этом мире измеряется деньгами, старик. есть еще всякие вечные ценности и чистое знание. Тяга к открытиям, понимаешь? Наука. хотя… ты прав, премия нам не помешает, — и взор его сделался мечтательным.

— Нам? — саркастически поинтересовался Котя.

— А что? — живо повернулся к нему Сумкин. — Я признаю, что ты тоже много сделал для того, чтобы это величайшее в истории открытие состоялось, а поэтому радостно возьму тебя в долю и даже согласен разделить с тобой славу. Только надо будет подумать над легендой прикрытия. Ну, типа, где мы взяли эту рукопись и все такое.

— Не знаю, как ты, а лично я стащил книгу из сокровищницы Цинь Ши-хуана.

— Вот видишь! — назидательно воздел палец Сумкин. — А теперь представь, старик, как отреагирует общественность на такое смелое заявление? Думаю, для начала общественность вызовет специализированный транспорт для отправки тебя в дурку на предмет галоперидолом подколоть, чтобы Цинь Ши-хуан наяву не являлся. В дурке ты встретишь множество интересных и уникальных людей: Наполеонов, вице-королей Индии, Владимиров Ильичей лениных, а также представителей внеземных цивилизаций. В дурке тебе будут ставить очистительные ромашковые клизмы и завертывать на ночь в мокрую холодную простыню…

— Похоже, ты знаешь обо всем этом не понаслышке, — не удержавшись, съязвил Котя.

— Ладно, ладно, — улыбнулся в ответ Сумкин. — Премию потом поделим. Сейчас важно начать изучение добытого нами манускрипта. И не складывать яйца в одну корзину, как я только что тебе доходчиво объяснил. А вдруг ты сумку потеряешь или у тебя ее кто-нибудь сопрет? Поэтому предлагаю передать первый свиток «Илиады» на хранение и для изучения мне, и прямо сейчас. Ты ведь все равно ни черта в нем не поймешь, старик, — просительно заглянул в глаза Коте Сумкин. И вдруг, скривившись, ухватился за щеку. — Уй…

— Что, снова зуб?

— Он… проклятый… — Сумкина аж перекосило, на глаза навернулись слезы. — ой, гад…

— Слушай, ну, может, обезболивающую таблетку попросим какую у стюардессы? — предложил Котя сочувственно. он терпеть не ног зубной боли, а стоматологов и весь процесс, связанный с лечением зубов, не любил того пуще. Но все же предложил: — А в Пекине пойдем к доктору.

— Не, старик… — Сумкин на время замер, прислушиваясь к ощущениям, потом облегченно вздохнул. — отпустило, кажется. Гадость какая!.. Никаких докторов, слышишь? Во-первых, это дорого, а во-вторых, я уже почти привык. он же не все время болит, зараза, он вдруг как вступит на полминуты, как советское радио, а потом опять целый день порядок. Дома с зубом разбираться буду, — решительно заключил великий китаевед. — Сейчас есть дела поважнее. Так что, даешь «Илиаду»? — ладно, — великодушно согласился Котя. Резон в словах друга определенно был, как в части изучения, так и в части сохранности книги. Действительно, мало ли что может случиться.

Чижиков вытащил из сумки свитки, и Федор, бегло осмотрев их, выбрал первый. — Ну все, старик, я пойду к себе, погружусь с головой в первичное исследование. — С этими словами Сумкин поднялся, бережно прижимая свиток к груди, и пересел вперед, на свое место.

Котя лишь улыбнулся.

Нобелевская премия.

Надо же.

* * *

Шпунтик привыкал к новым ощущениям.

Исходившее от спрятанной в лотке клетки круглой штуковины тепло полностью умиротворило кота. Исчезло напрочь безумное желание любым способом вырваться из узилища, пропала злость на хозяина-предателя. Шпунтику стало хорошо и уютно. он купался в незримых волнах, пронизывающих его, он был спокоен, невозмутим и громко мурлыкал от удовольствия, не замечая того. Сейчас кота можно было выдрать из клетки разве что силой, и то, едва оказавшись на свободе, Шпунтик немедленно бы ринулся обратно, так необыкновенно хорошо было коту.