Любопытство заставило бы дона Рафаэля еще долее смотреть на это жутковатое зрелище, но ему хотелось поскорее узнать дорогу в гасиенду, и потому он крикнул им, чтобы обратить на себя внимание. Но, хотя его легкие были сильными, рев водопада заглушил его голос. Тогда он решился подойти к индейцу и негру и с большим трудом взобрался до свода, образованного двумя кедрами; но оба уже исчезли. Он осторожно поднялся по стволу и осмотрел водопад, надеясь найти какое-нибудь объяснение занятию этих двух людей, но увидел только то, что видел уже раньше: широкую, покрытую пеной массу воды.

Между тем только что оставленное офицером место на дне ущелья оказалось опять занятым, на сей раз индейцем и негром. Можно было подумать, что они забавляются игрой в прятки с незнакомцем, если бы их лица не были совершенно серьезны и торжественны, в особенности лицо негра, на котором иногда появлялся тайный страх.

— Черт побери этих бродяг, которые, кажется, улетают, когда я к ним приближаюсь! — воскликнул нетерпеливый офицер и снова стал наблюдать за их занятием.

По знаку индейца негр положил на некогда свалившийся вместе с другими в реку камень охапку сухого хвороста, собранного на берегу, и зажег его. Река осветилась ярким светом, и белая пена приняла пурпурный оттенок.

В то время, пока негр сидел без движения, устремив взгляд в огонь, Косталь снял камышовую шляпу, распустил свои косы и сбросил шерстяное одеяло, окутывавшее его плечи и грудь. Волны черных, как вороново крыло, волос спустились по его сильному медно-красному телу и закрыли часть лица.

Теперь офицер впервые услышал и увидел, что индеец трубил в морскую раковину, хриплые звуки которой походили на вой голодного ягуара. Когда потомок касиков нашел, что дух водопада достаточно потревожен, он перекинул раковину через плечо и пустился в дикий пляс вокруг огня, все сильнее и сильнее разбивая ногами воду. Все это время негр стоял на камне неподвижно, подобно статуе.

Это было странное, но в то же время красочное и жуткое зрелище.

— Ей-богу, — пробормотал офицер, — любопытно бы узнать, в честь какого языческого божества дикари дают это безумное представление, однако еще любопытнее узнать от них, куда мне следует ехать.

С этими словами он схватил пригоршню маленьких камушков и бросил их вниз; они упали в воду около индейца и негра.

Средство, без сомнения, возымело действие: индеец одним движение руки сбросил пылающие сучья в воду. В ущелье снова воцарилась тьма, под покровом которой индеец и негр исчезли в одно мгновение.

Капитан дон Рафаэль на собственном опыте убедился, что проворный человек должен употребить с четверть часа, чтобы взобраться по заросшему кустарником скату ущелья; он заметил также, что оба цветных находились на противоположной стороне реки. Так как он предполагал, что они вернутся к вершине ущелья, то решился поскорее сходить за лошадью, переправиться вброд через реку и поискать обоих смельчаков на той стороне неподалеку от водопада.

Все произошло так, как он задумал, и меньше чем через десять минут он возвратился с лошадью, ведя ее за узду и отыскивая на берегу место, где бы лошадь легко могла сойти вниз и перейти через реку.

Когда он уходил от водопада, ему почудился какой-то грозный рев, заглушаемый шумом воды и доносившийся от реки. Эти хриплые звуки, которые он слышал в первый раз, возбудили в нем неприятное чувство. Подобно своей лошади, которая беспокойно фыркала, он инстинктивно почувствовал грозившую откуда-то опасность, хотя и не знал, в чем она заключается. На всякий случай, чтобы быть готовым к любой неожиданности, он отстегнул от седла ружье и пошел дальше.

Скоро нашел он отлогий спуск, сел на лошадь и заставил ее частично вплавь, частично по дну перейти реку, между тем как сам держал над головой ружье, чтобы не замочить его.

Поднявшись вверх по течению до водопада, он закурил сигару, которая должна была привлечь внимание заклинателей, и стал терпеливо поджидать их.

Между тем цветные люди, потревоженные в их странном занятии, поднимались вверх по ущелью, причем индеец изливал в проклятиях свой гнев на докучного зрителя, присутствие которого, без сомнения, помешало появлению духа. Брут тоже ругался, но это было только лицемерие с его стороны, так как в глубине души он был гораздо менее рассержен, чем его спутник.

— Пусть гром небесный разразит неверующего, который помешал моему заклинанию! — воскликнул взбешенный индеец. — Еще несколько минут — и водяной дух предстал бы перед нашими глазами.

— Ты напрасно поторопился потушить пламя, друг Косталь.

— Я хотел скрыть от глаз неверующего белого тайну, которая готова была обнаружиться.

— Так ты все-таки думаешь, что кто-нибудь видел нас?

— Конечно!

— Что в нас в самом деле бросали камнями?

— Разумеется!

— Ну а я совершенно другого мнения!

— Какого же? — небрежно спросил индеец, прислонясь к стволу ясеня, чтобы перевести дух.

— Я думаю, — отвечал Брут, тоже останавливаясь, — что при небольшом терпении с твоей стороны наше дело удалось бы вполне. Я готов поклясться, — прибавил он с глубоким убеждением, — что в ту минуту как водопад был освещен до самой вершины, я заметил среди двух кедров золотую корону. Теперь спрошу тебя, кто же может носить золотую корону в этих лесах, кроме водяного духа?

— Ты ошибаешься, тебе просто почудилось…

— Я не ошибаюсь и убежден также, что прилетевшие камни были вовсе не камни, а кусочки золота, которые нам бросила сирена с вьющимися волосами.

— И ты позволил мне уйти от этого места! — с жаром воскликнул индеец, потрясенный словами негра.

— Мы сожгли наш последний кусок трута, так что не смогли бы снова развести огонь. При этом я опять слышал рев этих негодных тигров и вспомнил, что завтра утром у нас будет достаточно времени, чтобы подобрать золото.

Индеец ничего не ответил и снова пустился в путь, негр последовал за ним, как тень. Вдруг Косталь остановился и воскликнул, ударив себя по лбу:

— Завтра утром мы не успеем подобрать золото, да и теперь, — прибавил он беспокойным тоном, — мы хорошо сделаем, если как можно скорее выйдем из ущелья.

— Почему же? — поспешно спросил негр, смертельно испуганный беспокойством, которое слышалось в голосе Косталя.

— Сегодня новолуние, а я и забыл, что в это время года, именно в новолуние, реки разливаются и затопляют наши поля. Ты знаешь, что наводнение накатывается внезапно. Может быть, ты уже слышишь вдали его глухой шум?

— Благодаря Богу, нет! Пока я слышу только шум водопада; но поспешим, если нам угрожает опасность.

— Как только мы выберемся из этого ущелья, нам уже нечего особенно опасаться, — сказал Косталь. — Любая верхушка дерева послужит надежным убежищем, если наводнение захватит нас врасплох; здесь же мы наверняка погибнем.

Молча и с удвоенной вследствие страха быстротой поднимались они по крутому склону и скоро достигли края ущелья. Очутившись в относительной безопасности, Брут вздохнул было с облегчением; но спустя минуту, дрожа, схватил Косталя за руку и указал ему на темную движущуюся вдоль берега реки фигуру, на голове которой при ярком лунном свете негр заметил уже поразившую его однажды золотую корону.

— Корона духа! — шепнул он на ухо индейцу.

Косталь посмотрел по указанному Брутом направлению и тотчас увидел, в чем дело, так как вследствие движения лошади драгуна лунный свет упал на всадника и осветил верхнюю часть его тела. Широкий золотой галун, обтягивавший, по мексиканскому обычаю, края его шляпы, послужил причиной ошибки негра сначала у водопада, а потом и здесь.

— Не прав ли я был, — воскликнул Косталь, — когда говорил, что неверующий белый помешал духу явиться!

Эти громко произнесенные слова, должно быть, долетели до драгуна, так как он крикнул: «Кто там?»— впрочем, вовсе не в угрожающем тоне.

При этом оклике и негр и индеец вышли из чащи, и офицер тотчас признал в них тех, кого поджидал.

— Рад, что наконец могу потолковать с вами, — сказал он с чисто военной непринужденностью, подъехав к пришельцам.