— На вот, держи, — протянул я Бугру относительно чистый носовой платок. — После вернешь. И ты, Сява, особо там не следи.

— Ладно, не учи ученого, — с ухмылкой протянул малолетка.

После того, как роли были распределены, мы с Мухой рассредоточились в разных концах проулка. В случае появления нежелательных прохожих и уж тем более милицейского патруля следовало зайтись в приступе кашля.

Признаться, пока я караулил свой участок проулка, меня изрядно потряхивало. Как-никак не было у меня особого опыта противоправных действий, поэтому вероятность быть пойманным и впоследствии отправленным в колонию для несовершеннолетних меня совсем не прельщала. Жизнь, блин, только начинается, а тут сразу большой и жирный крест. И так уже стою на учете в ПДН, из-за чего, по словам Мухи, мне, как и ему, пока не довелось вступить в ВЛКСМ. А быть вне комсомола сейчас — это лишиться многих плюшек.

Легкий свист отвлек меня от созерцания освещенного окна на втором этаже в доме напротив, где мелькал женский силуэт. Едва различимый в свете далекого уличного фонаря Бугор махал рукой. Похоже, можно было выразиться фразой Василия Алибабаевича: «О, украли уже? Ну, я пошел».

Действительно, дело провернули довольно быстро, Бугор уже успел вставить на место стекло. У киоска стояли три портфеля и объемистая сумка, принадлежавшая нашему боссу.

— Все отлично, отпечатков менты не найдут, — возвращая мне платок, довольно сообщил Бугор. — Сейчас чешем в наше потайное место и там скидываем барахло. А потом можно и по домам.

Потайным местом оказался подвал старого, еще дореволюционной постройки дома, уже который год, если верить Мухе, готовящегося под снос. У запасливого Бугра с собой был припасен фонарик, он шел первым, изредка посвечивая назад, чтобы мы не разбили себе лбы о низкий сводчатый потолок. Хорошо хоть земляной пол оказался относительно ровным и чистым.

Наконец остановились у дощатой двери, закрытой на навесной замок. Выяснилось, что ключ от нее у Юрки Крутикова тоже имелся. Комнатушка оказалась небольшой, в ней даже присутствовало что-то вроде стола. То есть крышка была от настоящего стола, но она покоилась на ящиках, склоченных их деревянных реек. Такие же ящики служили и в качестве стульев.

Пока Сява и Муха зажигали свечи, Бугор вываливал на импровизированный стол содержимое своей сумки и наших портфелей. Наконец появилась возможность как следует рассмотреть, что же мы приволокли.

«Октябрьские», «Курортные», «Строим», «Крым», «Днiпро», «Памир», «Ворошиловский стрелок», «Дюшес», «Север»… О, а вот и сигареты «Друг» от Ленинградской табачной фабрики им. Клары Цеткин. Но еще без собачей морды на красной упаковке, памятной по фильму «Берегись автомобиля». Плюс несколько пачек махорки и упаковок папиросной бумаги, и с десяток бензиновых зажигалок. Не какой-нибудь китайский пластиковый ширпотреб, а поблескивающие металлом, приятно оттягивающие ладонь прямоугольнички с выгравированным на боку рисунком.

— Ну вот, а то приходилось каждый раз мелочь искать на курево или стрелять по сигаретке-папироске, — довольно произнес Бугор. — Че, курнем на дорожку, и по домам?

— А давай.

Мы раздербанили пачку «Крыма», выкурили по сигарете, получили в подарок каждый по незаправленной зажигалке и отправились по домам. Благо что метрополитен еще работал, и до своей станции добрались без проблем. Оставалось пройти пешком минут двадцать, и постараться не попасться на глаза милиции. Хотя в Москве и не действовал комендантский час, однако гуляющие в ночное время сами по себе подростки могли вызвать ненужное подозрение.

Мягко провернув ключ в замке двери, крадучись направился через общую кухню в сторону нашей «полуторки». Свет на кухне не горел, но я все же разглядел на фоне окна, в которое пробивался слабый свет полумесяца, силуэт Никодима. Тот по привычке дымил в открытую форточку.

— Доброй ночи, — негромко поздоровался я, и постарался прошмыгнуть дальше.

— Девок, небось, выгуливал? — притормозил меня бывший сиделец.

— Вроде того.

Задерживаться тут в потемках наедине с соседом у меня не было ни малейшего желания, хотя по фактуре я был, пожалуй, помощнее Никодима, случись нам сойтись в рукопашной. Тут же себя одернул, мол, что за чушь лезет в голову. Да, тип достаточно неприятный, но не факт, что он прячем в кармане заточку и только и думает, как сунуть бы кому-нибудь перо в бочину.

— Хорошо поешь, и песни у тебя неплохие, — неожиданно выдал Никодим, заставив тем самым меня притормозить.

— Да, спасибо за оценку моих скромных трудов, — не смог удержаться я от легкого пафоса.

— А эту, про гоп-стоп, сам, что ли, сочинил?

Блин, не рассказывать же правду, пришлось говорить, что песня принадлежит вашему покорному слуге.

— Ты это, Егор, может, слова мне как-нибудь на бумажке перепишешь?

— Да без проблем. Хоть завтра с утра.

Или уже сегодня? Ну да, время-то, пожалуй, было уже первый час. На том мы и расстались с Никодимом, а я отправился спать, даже забыв умыться перед сном. Нет, с криминалом нужно завязывать, рано или поздно такая дорожка приведет в места, не столь отдаленные. Только как откреститься от этой шпаны? Единственный вариант — полностью посвятить себя футболу и музыке, чтобы на встречи с братвой не оставалось времени. Тем более что с футболом уже кое-что вырисовывалось, а вот насчет музыки… Вряд ли в училище имеется свой ВИА, их сейчас и в Москве не так уж много. Джаз-оркестр Утесова во времена Фурцевой и то считается довольно фривольным. Так-то министр культуры вроде благоволила Леониду Осиповичу, однако по ее команде из оркестра выперли дочку певца — Эдит Утесову. Якобы чтобы не плодить семейственность в этой сфере. Кстати, любопытно было бы поглядеть вживую на Екатерину Великую от культуры, как ее прозвали когда-то за глаза. В свое время не успел, она отошла в мир иной в 1974-м, я тогда только мечтал о покорении советской эстрады. Ну, даст Бог, еще свидимся, за 13 лет может произойти немало интересного.

Ограбление табачного киоска для нас, к счастью, закончилось без последствий. Во всяком случае, в течение ближайшего месяца правоохранительные органы особого интереса к моей персоне не проявляли. Правда, приходил как-то инспектор из Комиссии по делам несовершеннолетних при районном Совете народных депутатов. Инспектор оказался немолодым капитаном со смешной фамилией Ивашкин, с виду уже порядком уставшим от всей этой работы, и выполнявшим свои должностные обязанности исключительно согласно уставу.

Ивашкин пообщался со мной, мамой, соседями. Спросил, не вожусь ли я с плохой компанией, на что я ответил, что ни Боже упаси! Затем похвалил, что я решил связать свою судьбу с железной дорогой, после чего отбыл восвояси. После его ухода я поинтересовался у мамы, чего это он к нам приходил.

— Ну а что ты хочешь, работа у него такая. Он же обязан тебя проверять раз в три месяца. А ты у меня молодец, взялся за ум.

Последовало дежурное чмоканье в лоб, и предложение сходить всей семьей в ближайшую субботу в кино, а то мы давненько никуда не выбирались. Почему и нет, можно, главное — чтобы фильм оказался приличный. В смысле интересный, а так бы я и неприличный посмотрел, но пока для советского зрителя даже что-то типа «Эммануэли» или «Греческой смоковницы» остается недостижимой мечтой. Тем более что их еще и не сняли.

А между тем Муха разузнал фамилию того парторга с электро-механического завода. Помог моей маме поднести сумку с продуктами из магазина, а по пути и вызнал все, что можно. На самом деле не так уж и много — название цеха и фамилию. Фамилия была вроде бы простая, но в то же время относительно редкая — Шапкин. Ни имени, ни отчества узнать не удалось. Как выглядит этот самый Шапкин — можно было только догадываться. Но понятно, что возраст должен быть за сорок.

Ну что ж, на безрыбье, как говорится… Завод располагался на Дмитровском шоссе, куда я отправился уже на следующий день сразу после тренировки. Попасть на режимное предприятие, занимающееся выпуском сложной радиоэлектронной аппаратуры, радиолиний и радиолокационных станций, нечего было и думать. Но можно для начала хотя бы сделать рекогносцировку на местности. Где-то с час побродил поодаль, посмотрел, как в разгар рабочего дня через проходную изредка снуют то рабочие в спецодежде, то какие-то начальники в костюмах и шляпах, и собирался уж было идти обратно на станцию метро и ехать домой, но задержался у стенда с черно-белыми портретами передовиков производства. Вот тут мне и повезло — увидел физиономии сразу двух Шапкиных. Один — бригадир цеха сборки Матвей Васильевич — выглядел лет на тридцать пять, и похоже, это был тот самый племянник, на которого переписали отцовское изобретение. А вот председатель профкома завода точно, тот самый Шапкин, который мне нужен. Прокофий Игоревич — ну и сочетание… Взгляд глубоко посаженных глазок и безгубый рот на физиономии с двойным подбородком вызывал неприятное чувство, а может быть, я просто заранее себя настроил, что подонок должен выглядеть отталкивающе, хотя, вполне вероятно, для многих его внешность смотрелась вполне обычно.