Такс встал на колени рядом с Марагом и снова закутал его в тряпки. Ему было страшно касаться Марата, и от запаха у него помутилось в глазах, но он не мог видеть, как тот лежит в грязи в окружении германцев. Такс аккуратно закутал ноги Марата и засунул внутрь тюка его застывшие руки. Потом надвинул шкуру медведя ему на лицо. Когда он увидел лицо друга, хотя уже распухшее и искаженное, оно вновь напомнило ему, что он один, а его друг — мертв. Такс выпрямился, начал колотить себя по телу кулаками и прокричал вопль горя и одиночества.

У германцев лица стали цвета сыворотки, они попятились еще дальше назад. Такс поднял Марата на руки. Тело застыло в той позе, как оно было положено поперек спины его серой лошади. Его было тяжело поднимать, но потом Такс легко перевалил его через седло. На дороге валялась разрезанная на два куска веревка. Плохая примета, когда ты разрезаешь веревку, и германцы заслужили того, чтобы с ними случилось несчастье. Такс стянул куски веревки вместе и быстро привязал тело к седлу. А затем, взяв лошадь Марата под уздцы, он пошел по тропинке назад от моста и посвистел своей черной лошадке.

Когда он прошел почти сотню шагов по дороге, лошадь вернулась к нему. Глаза у нее были красные и воспаленные от пыли. Она подскакала к серой лошади и потерлась о ее морду. Такс поднял волочившиеся поводья и сел на лошадь.

Когда германцы увидели, что он возвращается к мосту, они разошлись в разные стороны. Такс заставил свою лошадь скакать быстрее, и лошадь Марата тоже начала двигаться резвее.

Они приблизились к перекладине на мосту. Такс почувствовал, что его лошадка начинает бояться, сильнее сжал ноги, и она легко перепрыгнула через препятствие. За ней этот маневр повторила лошадь Марата. Они пролетели галопом по мосту и вырвались на равнину. Такс свернул, чтобы ехать вдоль реки. Но он поехал потише только тогда, когда мост остался далеко позади. И так же далеко остались германцы.

Он не смог найти лягушек. Они все пропали к зиме. В темноте, у маленького костра, он всю ночь боролся со сном. По спине бегали мурашки, и все тело начинало дрожать при малейшем звуке. Мараг в своем тюке спокойно лежал вдали от огня. Лошади то дремали, то щипали траву вдоль берега реки. Глаза у Такса горели от бессонницы. Один раз он задремал и проснулся от того, что чуть не угодил в огонь.

Как только встало солнце, он отправился на север, следуя за изгибами реки. После того, как он много месяцев провел один, без защиты своего народа, река напоминала ему друга. Он слушал ее голос и даже парочку раз пел для нее. Теперь, когда в небе сияло солнце, он уже не чувствовал себя усталым. Над головой синело небо, такое же яркое, как краски, которыми римляне раскрашивали стены своих домов. Он и Мараг как-то провели ночь в одном из покинутых домов на холмах в Италии к югу от Городаnote 2. Полночи они разглядывали картины на стенах дома. Они бродили по дому с факелами, спорили и рассматривали все картины.

Люди, изображенные на стенах, были странно похожи на живых, но в то же время чем-то от них отличались. Мараг Упорно отказывался верить, что это были картинки демонов.

Такс начал снова перебирать в памяти детали путешествия. Он считал его уже законченным, и ему хотелось все рассказать своим друзьям, когда он наконец окажется среди них.

Семья Марата должна знать все, что с ним случилось. Черная лошадка спокойно трусила вперед, и уздечка лежала у нее на шее. Такс вытащил из своих длинных черных волос перья и камешки и расчесал волосы пальцами. По тени он увидел, как сильно отрасли волосы за это время.

В конце лета его волосы были гораздо короче, когда он и Мараг вернулись в основной лагерь кагана. Они ожидали застать там тысячи солдат, но нашли только потухшие костры и летящую клубами пыль. Сначала они надеялись догнать основные отряды и помчались вслед за армией. Он и Мараг убили и съели одну лошадь и почти прикончили другую, но каган всегда двигался очень быстро, он ушел за месяц до их возвращения, и никто их не ждал там…

Такс засунул камешки в кисет за поясом и снова вплел перья в свои длинные черные волосы. Река порожком спустилась вниз по долине, и ее берега превратились в полузамерзшие болота.

Два аиста, не успевшие улететь на юг, медленно поднялись в воздух, расправили широкие крылья и полетели. Дорога хрустела под копытами лошадей, и его лошадка делала короткие шажки, чтобы не поскользнуться. Шум реки стал приглушенным.

Такс думал о дороге, по которой прошла армия, так же, как и о бормотании реки, которая медленно билась о берега совсем недалеко. Пока он шел вслед за ней, он чувствовал себя в безопасности. Они следовали за ушедшей вперед армией все время, что выбирались из Италии, хотя пропала вся дичь и была съедена трава.

Но на высоте, в горах, где на них обрушился снег и ревущий ветер, они потеряли след армии. Через два дня одна из лошадей поскользнулась и упала со скалы. На следующее утро Мараг заболел. К середине дня он уже не мог ехать верхом. Они остановились под прикрытием скалы. И они оба знали, что к утру Мараг умрет. Мараг сам заговорил об этом и взял слово с Такса, что тот все расскажет его отцу. Когда наступил рассвет, Такс привязал тело Марата к седлу и отправился дальше. В тот же день он убил снежного козла, ковыляя за ним по скользкому насту. Он съел сырыми его сердце и язык…

Через месяц тут все занесет снегом, но до этого времени он должен вернуться домой. Он зорко следил, не покажутся ли здесь германцы. Днем он увидел вдали три повозки, которые тащили быки, и за ними следовали четыре или пять лошадей. Семья на зиму уезжала из Хунгвара на юг. Мужчины, которые погоняли лошадей, при виде его остановились. Такс в приветствии поднял руку вверх, и оба всадника в ответ тоже подняли свои правые руки. Такс очень обрадовался, увидев их. Он вернулся домой. Следуя за рекой среди деревьев, Такс запел песнь о том, как он шел по следам армии кагана из Италии.

Черная лошадка продолжала свой путь. Было уже так темно, что Такс почти не различал дороги. Резкая ночная прохлада колола его, как иголками. Впереди, на вершине холма, высвечивались высокие стены частокола кагана. К западу от реки блестели огоньки, но Такс решил, что там стоит лагерем король гепидов. Лошадь продолжала двигаться вперед, ее нос был направлен в сторону частокола.

Весь день усиливался северный ветер, и сейчас Такс видел, как он раскачивал обнаженные ветви дуба у ворот частокола. Когда лошадь проскакала последний отрезок крутой дороги, он слышал, как бились ветки. У него зашевелились на затылке волосы и встали дыбом. Такс быстро огляделся. Но в темноте он ничего не увидел, кроме огней, светивших за рекой, и он повернулся к огням, горевшим перед ним на холме кагана. Он, наверно, сошел с ума, продолжив путь с наступлением ночи. Ему следовало подождать, пока не придет утро.

Серый конь следовал за ним. Дул и завывал холодный ветер. Он подталкивал его вперед. На спине серой лошади закутанный труп двигался и шевелился. Такс начал шептать заклинания. Когда-то он знал заклинания против мертвецов, но сейчас забыл почти все, кроме каких-то частей. Хотя от слов было мало толку, он все равно продолжал их повторять.

Лошадка привезла его к самому дубу, повернула за угол и остановилась перед огромными воротами частокола. Такс глубоко вздохнул. Ветер выл и что-то бормотал ему. Над его головой скрипели изогнутые ветви дуба. Ворота были заперты, и никто так поздно не впустит его внутрь. Но он не может оставаться здесь за оградой в темноте. Он наклонился и начал колотить кулаком по воротам.

— Впустите меня! Впустите меня внутрь!

Он мог поехать к стоянке на равнине. Но было так темно, что он мог ошибиться и приехать к германцам, а он сейчас не желал их видеть. Никто не откликнулся на его стук, и он продолжал колотить по воротам. Они были сделаны из бревен, расколотых вдоль их длины, и на них оставалась кора, которая приглушала его стук.