Губы девушки тронула легкая улыбка.

— Прошу вас, садитесь, я только сменю платье.

Она исчезла за ширмой, а Тао Гань налил себе чаю из чайника, стоявшего в корзинке. Прихлебывал чай, он с любопытством разглядывал коробочки, прикрепленные к бамбуковому шесту, под скосом крыши. Их оказалось не меньше дюжины, разных размеров и форм. Обернувшись, Тао увидел на полке под скамьей четыре больших глиняных горшка с туго прилаженными плетевыми крышками. Он озадаченно нахмурил брови и прислушался. Сквозь шум большого города слышался настойчивый, стрекочущий звук, который ему никак не удавалось распознать. Звук вроде бы исходил из-под крышек коробков.

Тао Гань поднялся со стула и подошел к ограде, дабы повнимательнее к ним приглядеться. На каждом коробке были крохотные отверстия, откуда и доносился звук.

И тут он наконец догадался. Внутри сидели сверчки. Самого Тао Ганя не особо занимали эти насекомые, однако он знал, что очень многие увлекались пением сверчков и держали их дома, зачастую — в дорогих маленьких клетках из слоновой кости или серебряной проволоки. А кое-кто питал пристрастие к сверчковым боям. Такие люди приносили своих лучших бойцов винные лавки или на рынок, где пару таких насекомых помещали в бамбуковую трубку с большим отверстием и, понукая тонкой палочкой, принуждали драться. Зрители обычно бились об заклад на немалые деньги. Тао Гань вдруг заметил, что каждый коробок издает слегка отличный от других звук, но все перекрывало чистое, мелодичное пение, исходившее из крохотной тыквенной бутыли, подвешенной к самому краю шеста. Начинаясь с низкого звука, постепенно становившегося все выше, это пение достигало удивительной звонкости и чистоты. Тао снял тыковку и поднес к уху. Но внезапно вибрирующее пение сменил низкий гул.

Сзади из-за ширмы выпорхнула девушка, одетая теперь в чистое платье оливкового цвета с черной отделкой по краю и черным же тонким пояском вокруг талии. Подбежав к гостю, слепая в ужасе захлопнула ладонью отверстие на тыкве.

— Будьте осторожны с моим Золотым Колокольчиком! — воскликнула она.

Тао Гань передал ей бутылочку.

— Я просто хотел насладиться его восхитительным пением, — объяснил он. — Так ты продаешь сверчков?

— Да, — кивнула девушка, возвращал тыковку на прежнее место. — На рынке или прямо тут добрым людям. А это мой любимец. Такие сверчки — большая редкость, особенно здесь, на юге. — Она села на скамью, сложив на коленях тонкие руки. — А вон там, на полке, я держу несколько бойцовых сверчков. У них плачевный вид. Мне больно думать о крепких ножках и прекрасных длинных усиках, обломанных в драке. Но бедняг хочешь не хочешь приходится держать для продажи, так как они пользуются постоянным спросом.

— А как ты их ловишь?

— Просто брожу наугад вдоль стен какого-нибудь сада и у старых домов. Хорошего сверчка я узнаю по голосу и приманиваю кусочками фруктов. Эти крохи необыкновенно сообразительны; временами мне кажется, будто они узнают меня. А когда я выпускаю их тут погулять, каждый возвращается в свой коробок, стоит мне только позвать.

— За тобой кто-нибудь присматривает?

Я ни в ком не нуждаюсь — сама могу совсем управиться.

Тао Гань кивнул и тут же резко вскинул голову: ему почудилось, будто снаружи донесся какой-то звук.

— Ты, по-моему, говорила, что соседи возвращаются лишь глубоко за полночь?

— Так оно и есть, — подтвердила слепая.

Тао навострил слух. Но теперь улавливал только пение сверчков. Должно быть, он обманулся.

— Негоже молодой девушке годами жить одной в пустом доме, с сомнением пробормотал он.

— А что тут особенного? Вы, кстати, можете говорить на родном языке. Я с ним знакома.

— Нет, мне куда полезнее поупражняться в кантонском. У тебя в городе есть родственники?

— Есть. Но после того, как с моими глазами случилось несчастье, я всех оставила. О, простите, совсем забыла: мое имя — Ланьли. И все-таки я думаю, вы очень важный чиновник.

— Да, ты права. Я один из приближенных высокопоставленного лица. А зовут меня Тао Гань. Хватает ли тебе денег от продажи сверчков на повседневные нужды?

— Даже более чем! Мне и надо-то немного: масляную лепешку утром и вечером да миску лапши на обед. Сверчки ровно ничего не стоят, а идут по хорошей цене. Возьмем, например, Золотой Колокольчик. За него, между прочим, дают немало серебра! Но я и не помышляю его продать! Я почувствовала себя такой счастливой сегодня утром, когда, просыпаясь, услышала его пение. — Слепая улыбнулась. — А нашла я его только вчера вечером. Мне редкостно повезло. Я случайно проходила мимо западной стены Хуада… Вы знаете буддийский храм?

— Ну конечно, Цветочная пагода в западном квартале, верно?

— Она самая. Ну так вот, я вдруг услышала голос сверчка, и он казался испуганным. Тогда я положила у стены ломтик огурца и позвала его вот так. — Девушка, вытянув губы, издала звук, забавно походивший на трель сверчка. — Затем притаилась, поджидая. Наконец Золотой Колокольчик высунулся, и я услышала, как он хрустит огурцом. А когда сверчок насытился и почувствовал себя довольным, я заманила его впустую тыковку, которую всегда ношу в рукаве платья. — Ланьли подняла голову. — Послушайте! Как сладко он опять поет, правда?

— О да!

— Мне кажется, со временем и вы смогли бы их полюбить. У вас такой добрый голос… Вы не можете быть большим и грубым. Не понимаю, как вы управились с теми негодяями, что напали па меня… А ведь оба явно вопили от боли…

— Я не боец, И если хочешь знать, далеко немолод — более чем в два раза старше тебя. Зато я многое повидал на своем веку и теперь умею за себя постоять. Очень надеюсь, что сегодня и ты получила урок, Ланьли. На свете много злых людёй, способных обидеть такую девушку, как ты.

— Вы и вправду так думаете? Вовсе нет! Чаще всего я вижу людей добрыми и сердечными. Даже если они злятся, то в основном потому, что несчастны или одиноки, не могут получить то, чего желают, или же получают слишком много из желаемого. Как бы то ни было, я готова поспорить, что у тех бедолаг не было ни медяка, чтобы купить себе самую простую пищу, не то что женщину! Сперва я испугалась, как бы меня не избили до смерти, после того как все закончится, но сейчас я уверена: они не стали бы этого делать, понимая, что я, будучи слепой, не смогу никого опознать.

— В другой раз, повстречав этих добрых молодцев, — сердито пробурчал Тао Гань, — я выдам каждому по серебряной монете за благие намерения! — Он допил чай и с довольной усмешкой подвел итог: — А что до серебра, полагаю, они будут в нем очень нуждаться, поскольку первый больше никогда не сможет действовать правой рукой, а второй, даже смыв кое-как известь с глаз, до гроба останется калекой!

Девушка вскочила.

— Какое страшное зло вы им сделали! — гневно воскликнула она. — Да еще радуетесь этому! Вы отвратительно жестокий человек!

— А ты молоденькая дуреха! — не остался в долгу Тао Гань. Поднявшись со стула, он направился к двери и уже с порога мрачно процедил: — Благодарствую за чай!

Слепая, взяв свечу, поспешила следом.

— Осторожно, — предупредила она, — ступеньки очень скользкие!

Пробормотав что-то себе под нос, Тао Гань стал спускаться.

На улице помощник судьи Ди дал глазам привыкнуть к темноте, дабы получше разглядеть дом. «На всякий случай, — сказал он себе. —Разумеется, я вовсе 7е собираюсь возвращаться сюда. Женщины мне ни к чему. А тем более эта глупая сопливая девица со своими сверчками!» И Тао Гань, не в силах скрыть досаду, зашагал прочь.