— Одна?
— Да.
— Но вы ведь слышали, как женщины ссорились там. Именно поэтому вы стали колотить в дверь и побежали на балкон через спальню. Как вы собираетесь объяснить свое поведение?
— А вы не догадываетесь? Моя версия будет такой: миссис Ферье разговаривала сама с собой, причем довольно громко и бурно — я не смог разобрать ни слова, — а когда постучал в дверь, она не отозвалась. Тогда я побежал к ней через соседнюю комнату, но не успел и увидел ее в момент падения.
— Ага… кха-кха! Предположим, полицейские спросят: как кто-то мог столкнуть ее с балкона, если она была там одна?
— Доктор Фелл, никто ее и не сталкивал!
— И все же предположим, что они спросят об этом или подумают, что вы сами напали на нее.
— Если они до этого додумаются, тогда конец. На самом деле этого не было. Эту женщину отравили, причем именно тем же таинственным образом, что и Гектора Мэтьюза в Берхтесгадене семнадцать лет назад! Если провести честное расследование — а в этой стране его проведут, — то истина будет установлена.
— Только в том случае, если обнаружится, что был использован какой-то наркотик или яд? И что тогда?
— Бог его знает! — отозвался Брайан после некоторой паузы. — Поймите! Это не лицемерная ложь. Я абсолютно уверен, что все произошло именно так. А теперь давайте! Читайте мне мораль, называйте меня эгоистичной и бесчувственной свиньей… Если вы решите все рассказать полиции и выдать меня, я не смогу помешать вам и даже вас упрекнуть. Вот так-то.
Потрясенный, доктор Фелл повернулся к нему и буквально «встал на дыбы»:
— Рассказать полиции? Выдать вас?
— Да.
Доктор Фелл смерил Брайана взглядом и с безупречной вежливостью объявил:
— Сэр, вас можно назвать по-разному, причем гораздо более нелицеприятно, чем вы полагаете, но только не эгоистичным и не бесчувственным. Неужели вы действительно считаете меня таким лицемерным ханжой?
— Я только сказал…
— Послушайте, — прервал его доктор Фелл. — Неужели формальное соблюдение закона — такой сильный и эффективный ритуал? Неужели утверждение статуса старшего брата важнее, чем защита безрассудного или невиновного? В этой жизни сильные люди, к примеру Джералд Хатауэй, могут сами позаботиться о себе, а вот слабые — Одри Пейдж или Десмонд Ферье…
— Ферье? И вы называете его слабым?
— Клянусь всеми архонтами — это так! Но я обещал ему помочь. Для этого, по моему скромному мнению, лучше всего будет скрыть от него местопребывание мисс Пейдж. А теперь нам лучше осмотреть кабинет.
— Доктор Фелл, мы больше не можем оставлять ее там лежать. Надо звонить в полицию!
— Конечно, и мы очень скоро сделаем это. Между тем, поскольку мы настаиваем на даче ложных показаний, не стоит действовать безрассудно. Показывайте дорогу.
Брайан тут же шагнул через открытое окно; его собеседник осторожно двинулся следом.
Хотя еще не упало ни капли дождя, непрерывно грохотали раскаты грома и эхом отзывались по всему небу. На балконе сохранять равновесие было сложнее. Ветер бил в лицо и трепал ленточку, висевшую сбоку пенсне доктора, пока тот добирался до окон кабинета.
— Так где же все это произошло? Откуда упала миссис Ферье?
— Отсюда, — ответил Брайан, встав примерно в метре левее более удаленного окна, лицом к перилам, — где я сейчас стою, только она стояла повернувшись спиной.
— Повернувшись спиной к мисс Пейдж?
— Да.
— Вы видели ее лицо?
— Нет, не все время.
— Осторожно! — воскликнул доктор Фелл, хватаясь за перила. — Эта балюстрада довольно неустойчивая: неожиданный толчок — и любой может упасть вниз, а миссис Ферье была женщиной высокой. Черт побери! Перила были ей по меньшей мере по грудь?
— Я вам уже говорил, что она была в туфлях на высоких каблуках.
— И в слаксах? Разве это обычная одежда для женщин?
— Вообще-то нет, но если речь идет о человеке с нестандартным образом мыслей… Насколько нам известно, миссис Ферье была именно такой.
— Насколько нам известно! Насколько нам известно! Ох… кха-кха! А теперь будьте добры рассказать еще раз, как все произошло.
Пока Брайан повторял свой рассказ, доктор Фелл разглядывал в окно кабинет. Сначала его внимание привлек большой письменный стол, стоявший с восточной стороны, или, иначе говоря, у левой стены, на котором хромированная настольная лампа освещала груду листов бумаги, исписанных синими чернилами; затем взгляд доктора переместился к западной стене и каминной стенке, где часы с белым циферблатом показывали без двадцати десять, и, наконец, на запертую дверь напротив окон.
И вдруг в одно ужасное мгновение все его оценки сместились. На лице доктора Фелла появилось выражение такого явного и полного смятения, что у Брайана, знавшего его уже пятнадцать лет, внутри все похолодело.
— Что случилось? Что с вами?
— Сэр, я очень боюсь… — начал доктор Фелл. Казалось, у него перехватило горло. — Некоторое время назад вы, как я полагаю, — произнес он немного резко, — вы заперли эту дверь, а ключ положили к себе в карман? Не могли бы вы отпереть дверь? Отоприте ее!
— Отпереть дверь? Почему?
— Потому, что я боюсь, — повторил доктор Фелл, — что страшно ошибался, а Хатауэй был ужасно прав. Нравится нам это или нет, но мисс Пейдж не может быть исключена из этого дела.
— Что вы говорите?
— Говорю то, что думаю, — ни больше ни меньше. Вы только что назвали фактор, меняющий все. Вы не можете представить полиции ту версию, которую собирались. — Взрыв его эмоций был подобен раскату грома, но тут он увидел лицо Брайана. — Во имя Господа всемогущего, — произнес доктор Фелл голосом, который у него бывал довольно редко, — постарайтесь поверить мне ради мисс Пейдж. Вы не должны отрицать, что она была здесь и видела, как миссис Ферье упала, разбилась. Если вы станете это отрицать, то направите девушку прямо в ловушку, тогда как сейчас вы делаете все возможное, чтобы этого избежать. Поверьте моему слову!
— Нет, не могу. Когда так много нестыковок, которые надо фальсифицировать…
— Наоборот! Никаких! Только вам следует отказаться от вашей версии, которая может привести к аресту мисс Пейдж, тогда как я могу предложить вам другую. Послушайте меня!
Его свирепый тон заставил Брайана замолчать.
— Что является единственным реальным пунктом обвинения против мисс Пейдж? Это — очевидная ссора с Евой Ферье, обвинение в том, что она отбивала у миссис Ферье мужа, — то есть ряд, завершившийся насилием. Этого ни за что не следует говорить; это ни в коем случае не должно обнаружиться, потому что только введет в заблуждение.
— В последний раз…
— Вы будете слушать? — Металлический наконечник трости стукнул о пол балкона. — Ева Ферье, — продолжал доктор, — не предъявляла мисс Пейдж своих обвинений в присутствии других людей. Однако всем известно, что мисс Пейдж была напугана, поэтому она позвонила вам в восемь утра — это ведь вам нетрудно будет принять? Ну что, мне продолжать дальше?
— Продолжайте.
— Вы приехали, чтобы забрать ее отсюда, поговорили со мной, и я вам сказал, где находится ее комната. Вы поднялись наверх и тихонько постучали в ту дверь. Ответа не последовало, и вы вошли. Мисс Пейдж стояла у окна и с ужасом смотрела влево. Вы подбежали к ней, и в этот момент вы оба увидели, как упала миссис Ферье.
Тогда не будет нужды в этой неубедительной истории о женщине, «разговаривавшей с самой собой» в кабинете, а вместо этого у вас и мисс Пейдж появится алиби, которое, если вы будете его придерживаться, не сможет поколебать ни один допрос. Разве это не лучше того, что предлагаете вы?
Прошло секунд десять. Гром продолжал атаковать балкон.
— Да, вы правы, эта версия лучше. — На Брайана снова нахлынуло печально-ироническое настроение. — Конечно, у вас больше опыта. Но Одри убежала! Я велел ей сделать это!
— О нет! Это я велел ей!
— Вы?..
— Девушка испытала потрясение; она была в истерике, и от нее не было никакого толку, поэтому я предложил ей уехать, пока мы с вами займемся расследованием. Я немного знаком с мистером Обертеном, начальником здешней полиции, — он раз шесть приезжал в Лондон. Вы согласны поверить мне так, как вы и другие верили мне раньше?