Через несколько часов тропа – если можно назвать тропой месиво из раскисшего мха и грязи – пошла под уклон, и мутные потоки дождевой воды побежали наперегонки с путниками.
Тишина давила. Даже шум дыхания, убаюкивающий скрип кожаного седла и хлюпанье почвы под лапами попрыгунчика не могли стряхнуть оцепенения. Туман поглощал все звуки. Только изредка гулкие шлепки срывающихся с листьев крупных капель достигали ушей священника. Казалось, путники навсегда затерялись в безмолвном, затянутом молочной дымкой мире, неподвижном, навеки отданном во власть туманов и гигантских сырых лопухов. И само движение здесь выглядело неким вызовом, а уж о громких звуках и говорить не приходилось. Только заросшие мхом валуны-лежебоки да глядящиеся в сонные лужи огромные хвощи и папоротники имели право существовать в этом не знающем солнца мирке. И все же путники продолжали идти вперед по топкой тропинке, петляющей между отполированных водными потоками каменных стен, на которых неприхотливый мох не смог найти опору для корней. Густой туман клубился вокруг путешественников, глуша звуки, словно укутывал их толстым ватным одеялом.
Но вот Иеро инстинктивно определил, что они выезжают на открытое место. Пелена тумана нисколько не поредела, но чутье убеждало, что каньон вывел их в огромную котловину – прямо в сердце страны холмов. И здесь кто-то давно поджидает его, как поджидал многих других, пришедших сюда раньше. Они одолели десятки миль, чтобы попасть в это место по воле властелина державы туманов. Иеро заставил Сеги остановиться и бездумно оглянулся вокруг. Туманная завеса медленно поднялась, и он увидел воду.
Прямо перед ним раскинулось небольшое горное озеро, и мгла, клубясь, отступала к его дальнему берегу. Оказалось, что пришельцы забрели на низкую косу, глубоко вдававшуюся в неподвижную водную гладь. Под ногами уже не хлюпала каша из грязи и мха, а похрустывало что-то плотное, хотя и не такое твердое, как камень. Священник поглядел вниз. Какое странное нагромождение чего-то белого, округлых и изломанных очертаний, помельче, покрупнее – с человеческую руку или даже со ствол дерева! Неожиданно что-то сдвинулось в голове, и он, на секунду прикрыв от напряжения глаза, раскрыл их снова. Кости! Вот это что такое! Перед ним, от берега до берега, простиралось огромное кладбище!
Сколько поколений живых существ из внешнего мира внесло лепту в создание этого чудовищного по размерам могильника, не мог сказать никто – даже, пожалуй, сам обитатель горного озера.
С первого взгляда становилось ясно, что таинственное существо не было разборчиво в пище: массивные выпуклые черепа с метровыми бивнями, принадлежавшие травоядным исполинам, валялись вперемешку с плоскими и вытянутыми черепами антилоп. Торчавшие из-под мха челюсти хищников, оскалившиеся рядами острых, как кинжалы, клыков, подтверждали, что и они нередко фигурировали в меню хозяина озера. Гигантские каркасы из ребер и позвонков, чудовищные берцовые и бедренные кости крупных животных были покрыты толстым ковром маленьких косточек, черепов и их обломков. Здесь покоились останки рептилий, земноводных и млекопитающих, принявших общую смерть и соединившихся в вечном сне. Единственным свидетелем посмертного союза была разъедающая их плесень, а единственной эпитафией – молчание.
Человек и прыгун тоже молчали. Сеги перестал дрожать и погрузился в странную апатию. Иеро же просто сидел и ждал – бронзовая статуя наездника. Две пары глаз зачарованно уставились в черную воду. Человек и животное словно заранее согласились ждать, сколько потребуется. Ждать терпеливо, совсем как те холмы, что заманили их сюда мечтой о вечном спокойствии. Туман мелкими каплями оседал на кожаной головной повязке Иеро, в то время как его зрачки не отрывались от озерной глади, и даже проблеск сомнения не мелькал в их темной глубине. Слуга покорно ждал послания от господина. И когда оно наконец пришло, мускулистое тело сотрясла дрожь удивления. Потому что слова зазвучали в мозгу:
– Привет тебе, Двуногий! Ты слишком долго добирался сюда, если считать в тех интервалах, в которых тебе подобные измеряют время. Создание, на котором ты сидишь, помогло приблизить встречу. А теперь оставь животное. Оно уже отслужило свое и теперь бесполезно. Иди по берегу направо, там можно спокойно отдохнуть. Нам предстоит еще многое обсудить.
Как только беззвучный голос проник в сознание, Иеро испытал внезапный шок; казалось, отравленные наркотиком нервные окончания в ментальном центре мозга ожили, затрепетали, вновь готовые чувствовать и воспринимать. Пока что они еще не поддавались сознательному контролю, но уже не молчали! Священник снова мог ощущать ментальную ауру говорившего с ним существа, хладнокровно оценить понесенные потери. Он чувствовал, что разум вырвался из гнетущего плена; пришел конец заточению мысли в темнице черепа. И все же он должен был подчиниться.
Иеро спешился. Прыгун продолжал неподвижно сидеть на корточках, словно большая пушистая кукла. Широко распахнутые добрые глаза бессмысленно уставились в одну точку, как будто он не видел перед собой ничего. Метс медленно побрел вдоль берега, лавируя между кучами особо крупных костей. Проснувшийся мозг напряженно работал, сравнивая, анализируя, отбирая.
Очевидно, голос, воззвавший к нему, не принадлежит человеку. В нем слышался холод и ощущение вечности, как в голосе Дома. Но тот был средоточием кипящей ярости, ненависти ко всему инородному, противостоящему желанию океаном разумных спор затопить мироздание. А загадочный разум, наоборот, спокоен и безмятежен, как горное озеро, что раскинулось сейчас перед Иеро. Голос звучал отстраненно, словно его обладатель, чуждый зависти и презрения, отринул суету жизни, не желая тратить силы на такую мелочь, как чувства, или запрятав их поглубже.
Не оставляя попыток разгадать природу таинственного собеседника и пытаясь унять лихорадку мысли, Иеро продолжал карабкаться по грудам костей, поросших скользким мхом. Наконец он очутился на небольшом уютном каменистом пляже и подошел к берегу. Над озером продолжал куриться туман, и лучи появившегося из-за туч светила окрашивали призрачную дымку во все цвета радуги.
Иеро присел на покрытую мхом кочку и задумчиво вперился взглядом в гряду мокрых темных камней. Сейчас хозяин озера молчал, и мозг Иеро ощущал только гулкую пустоту; впрочем, было ясно, что владыка туманной страны рядом. Одно неверное движение – и разум человека вновь ощутит его власть. С той стороны, откуда только что пришел священник, донесся тяжелый всплеск, но и только. Иеро оставалось гадать, что там произошло. Но вот знакомый голос снова зазвучал в сознании пораженного священника:
– Ну что ж, Двуногий, я читаю в твоих мыслях, что ты не голоден и не хочешь пить. Хорошо. Очень хорошо. Теперь мы можем спокойно побеседовать.
Странный голос вещал не словами, а скорее, непрерывно сменяющимися образами, что было совсем непохоже на ту прямую мысленную речь, которую Иеро всегда использовал при общении с Гормом, например. Создавалось впечатление, что непонятное существо овладело мысленной речью совсем недавно и не успело еще достаточно попрактиковаться; однако, в силу исключительных возможностей мозга, оно каким-то образом умудрилось моментально наладить взаимопонимание с человеком.
– Ты тоже можешь говорить со мной, Двуногий. Конечно, мысленно – только так и только со мной. Здесь нет никого, с кем можно разговаривать звуками, как делают существа твоего вида. Поэтому ты будешь говорить только со мной и ни с кем больше.
Мозг Иеро дрожал от напряжения. Очень осторожно он попытался использовать мысленную речь, одновременно стараясь установить хоть какое-то подобие ментального экрана, чтобы собеседник не смог проникнуть в самые глубины разума.
– Кто ты, – спросил он, – и чего хочешь? Почему я не могу тебя увидеть? И что это за место?
Он мог бы поклясться, что ощутил ту смесь иронии и удивления, которую вызвал у собеседника град вопросов. Человек также понял, что сознание хозяина озера не таило угрозы, не излучало ауры враждебности, отличающей слуг Нечистого. Но все это он отметил мимоходом, сосредоточившись на том, что пыталось сообщить неизвестное существо. Священник действительно мог говорить пока только с ним. Ментальные способности восстановились в одном, достаточно узком диапазоне. И вне его Иеро был по-прежнему глух и слеп ко всем телепатическим излучениям внешнего мира.