От Гильдессы дорога поворачивает направо и входит в Гильдесское ущелье. Высокие, крутые, почти отвесные базальтовые скалы тесным коридором обступают узкое русло реки. Мул бредет, уже по мелкой прозрачной воде, а с боков торчат отвесные глыбы минерала. Чахлая травка лепится по горам, местами из маленькой каменной насыпи торчит сухая мимоза. Каменный грот задернут прозрачной зеленью лианы, дорога раздалась и желтое поле сжатой машиллы видно у склона горы. Ущелье дает разветвления, принимает вправо, животворящая влага дает себя чувствовать, появляются травы и чаще и чаще видны желтые поля сжатого злака. Еще час пути по гальке русла и тропинка поднимается на узкий карниз, лепящийся по горной круче — густая заросль канделябровидных кактусов, ползучие растения, касторовое масло с своими звездообразными темными листьями и шариками цветов, и кусты, покрытые, словно сирень, кистями ароматных цветов отделяют обрыв от тропинки. С другой стороны такая же густая заросль трав, кустов и цветов. Громадные, черные иркумы, с двойным клювом, с ресницами на глазах, величаво сидят на камнях. Выстрелом из винтовки я снял одного из них, другого убил Кривошлыков. Казаков так поразила величина этих птиц и сходство их издали с индюками, что они долго не хотели верить, что это птицы «дикие», а не «свойские». Маленькие трясогузки с желтой шеей и желтым задом прыгают по камням голубые дрозды перелетают, сверкая металлом своих крыльев с куста на куст. А сквозь ароматный переплет цветов и листьев видны по скатам гор круглые, черные хижины с коническими крышами, раскинувшиеся среди полей машиллы, большие стада баранов и коз, и громадные, и сытые горбатые абиссинские быки с большими, более аршина длиной, рогами. На полях и между хижин сидят и ходят черные люди в желтовато-серых шамах — это оседлые, трудолюбивые галласы, крепостные богатого Ато-Марши. По краям полей с уступа на уступ бегут арыки, одни полны свежей водой, другие на сжатых полях высохли и только каменное русло показывает их направление. А вдали крутые высокие горы, целая цепь гор, уходящих дальше и дальше, подымающихся округлыми вершинами одна над другой, тонущих в голубой перспективе. Каждый шаг мула открывает вам новые виды, один богаче, один совершеннее другого. Вот по крутым гранитным ступеням, нагроможденным самой природой, спускаешься вниз и идешь по руслу. Кусты протянули свои ароматные кисти цветов вам навстречу, — ручей звенит под ногами у мула. Крутая отвесная скала, вышиной саженей пять, преградила путь руслу и дороге и оттуда прямо навстречу вам падает прозрачная струя студеной воды. Кругом размытого водоема стеснились кусты и травы, они глядятся в прозрачную глубину, любуются друг на друга, смотрят на нависшие над ними скалы и слушают таинственную сказку, что рассказывает горный ручней. Однообразная скучная пустыня кончилась, пастухов-сомалей сменили земледельцы — галласы, появились зародыши культуры. Словно шагнули мы на несколько веков вперед от первобытного человека и попали в зачаток оседлости. Крутые горы поросли, мелким кустарником, более пологие скаты разбиты на площадки из наносной земли, на площадках, словно высокий камыш, торчат длинные стволы зеленовато-желтой машиллы, большая смоковница растет среди поля и под тенью ее теснятся стада белых коз и баранов. Навстречу идут женщины в черных юбках, с волосами, убранными в черные чепцы, с круглыми корзинами на головах — это харарийки спешат в Гильдессу со своими товарами. Вот ослы несут мешки кофе на спине, встретились с нами, столкнулись, заторопились и распустили свои уши по сторонам, растерянно глядя на наших мулов.

— «Мать, мать!», коротко кричит галлас и длинной хворостиной отгоняет ослов в сторону.

Жизнь кипит в этой благодатной стране, кипит жизнью, а не нервами, кипит действительностью, а не вымыслом неврастеничного декадентства. Вот куда, на этот ручей «Белау», посылать нервнобольных, чтобы жизнь мерная, как колебания маятника, погасила порывы страстей, чтобы ровная природа, тишина высоких гор уняла жар крови…

Но какая дорога! Иногда камни в 3/4 аршина вышиной, на самом краю карниза пересекали узенькую тропинку, нужно было удивляться, как взбирался на эти камни мул, как не скользил и не падал он на шлифованной поверхности гранитной глыбы. Местами круглые валуны величиной с большую тыкву, нагроможденные один на другой, поднимались на саженную вышину. Возьмешься за гриву, пригнешься к передней луке, a терпеливый, выносливый мул уже вскарабкался на верх, ни разу не поскользнувшись, ни разу не сделав неверного шага. Им не нужно управлять, да он и не послушает тут никакого повода, он сам своим инстинктом, своим животным чутьем, опытом и умом, светящимся в кротких глазах, знает куда поставить тонкую ногу, где перешагнуть через камень, где на него подняться.

Мы поднимались выше и выше. Чаще попадались канделяброобразные кактусы, больше было цветов, сильнее аромат.

Вечерело. Солнце пряталось за горы. Прозрачные тени тянулись от кустов и домов. Синяя дымка кутала ущелье — мы приближались к ночлегу у «Белау».

Белау — по-абиссински значит нож, это наименование присвоено целой группе галласских деревень, расположенных на ручье того же имени и составляющих имение правителя гильдесского округа, Харарской провинции, Ато-Маршы. Галлаская деревня состоит из пяти, шести хижин, раскинувшихся на протяжении нескольких десятин, окруженных машилловыми полями и банановыми кустами. Было около 6-ти часов вечера, когда мы подъехали к перекрестку дорог. Дорога направо вела в имение Ато-Марши, прямо к деревне Белау, у которой стоял наш отряд. При свете луны мы разбили палатки. Конвой на ночь поместился в просторном каменном сарае. Нужно было почиститься, приготовится к завтрашнему въезду в Харар.

24-го декабря (5-го января), среда. От Белау до Харара.

Было 4 часа утра и полная луна светила из-за гор, когда резкий звук кавалерийской трубы поднял наш отряд. При свете костров напились мутного чаю, поели холодного мяса антилопы — и начали собираться в путь. Галласы накладывали седла на верблюдов и ослов, грузили их багажом и чуть загорелась бледная заря на востоке, как первые верблюды и ослы пошли карабкаться по горной круче. В 6 1/2 часов выехал начальник миссии, за ним все офицеры — в кителях при шашках, а сзади конвой в полном составе, в чистых рубашках с погонами, при караульной амуниции. Я ехал на белой абиссинской лошади, подаренной мне в Баядэ поручиком Б-м. Она за время путешествия через сомалийскую пустыню подбилась на острых камнях и еле шла передними ногами. В Гильдессе, на дневке, я подковал ее на перед и теперь хотел испытать, возможна ли ковка на этих кручах — лошадь шла прекрасно. Подъем начался с самого места бивака; вскоре мы опять втянулись в горное ущелье. Узкая тропинка шла по горному карнизу, состоящему из гладких и крупных обломков горной породы. Местами проход был так узок, что лошадь еле помещала ноги между камнями. Горный кряж густо порос мшистой, сероватой травой, высокими кактусами, лианами, пихтой и туйей. Только что вставшее солнце еще не проникло в ущелье и зеленая сырость лежала по пути. Внизу на страшной глубине струился ручей, то ниспадая с груды камней небольшим потоком, то припадая к песку и разливаясь узким разливом. Кругом была зелень. Дорога, достигнув почти вершины горы, вдруг по крутым каменным ступеням сбегала вниз, мы брели через ручей и снова поднимались по узким карнизам, по уступам скал, на страшную высоту. He смотря на то, что солнце пекло немилосердно — в тени была прохлада. Пихты и туйи поросли между серой травой и желтым песком разложившейся каменной породы и вес пейзаж напоминал унылые, хвойные пустыри Финляндии. Мы были на высоте 1,260 метров над уровнем моря. Оглянешься назад — длинные цепи гор уходят в голубую даль, далеко на горизонте чуть синеют горы Арту. За ними уже, невидная больше, лежит сомалийская пустыня. Теплый воздух дрожит и переливается внизу, а верхи необыкновенно чисты…

Широкий горизонт холмов, покрытых полями, убегает перед нами. Узкая тропинка, обсаженная с обеих сторон высокими кактусами, вьется по холмам. Камень сменяется песком, супеском и черноземом, еще дальше синеют громадные горы, влево полная таинственности, стоповидная высокая гора Джарсо. На вершине ее лежит озеро. Ни один белый не был на этой горе. Львы, леопарды и носороги гнездятся на ее вершине — это заповедная охота вице-короля Харара, раса Маконена.