Вторник, 6 января. От Лаго-Корса до Урабилэ — 20 верст.

Из Лаго-Корса мы выступили около 7 1/2 часов утра, и через какой-нибудь час вошли в громадный лес пихт и кипарисов. Высокие деревья простирали свои пушистые нежные ветви над нашими головами, маленькие туйи обступили дорогу, а сквозь переплет их ветвей видны были толстые серые стволы, охватов в шесть или восемь. Сухая трава и мох покрывали почву. Большие молочаи, громадные кусты дикого гелиотропа показывались здесь и там, среди густого, темного леса. Дорога то подымалась, то опускалась, то шла по карнизу, попадая вглубь высокого леса, то выбивалась на его опушку. Аромат туйи, гелиотропа и трав, мягкая прохлада воздуха, в тени развесистых дерев, делали путешествие весьма приятным.

Около 12-ти часов, мы круто спустились вниз и попали в долину, окруженную густыми лесами. По долине протекал неширокий ручей. Эта местность называлась Урабилэ. Вечером, после переклички, я приказал казакам, по случаю праздника Крещения Господня, спеть «Во Иордане крещающуся Тебе господи». Ночь прошла спокойно. В лесу выли шакалы, a no склону лесной горы с вечера загорелась бездна галласских костров. Среди тумана в темноте южной ночи, эти костры висели в воздухе один над другим волшебной декорацией; синеватые дымы вертикально поднимались к верху, образуя ровные освещенные полосы.

Среда, 7-го января. От Урабилэ до Челенко — 18 верст. Выступили между 7-го и 8-го часами, по прекрасной лесной дороге, и около полудня прибыли на широкую холмистую прогалину, поросшую высокой сухой травой — место боя между абиссинцами и хараритами в 1886 году.

12 лет тому назад 1-го января, потомок эмира Нура — эмир Харарийский Абдул-Аги прибыл на эту местность, чтобы воспрепятствовать движению абиссинских войск к стороне Харара. Все население города, способное носить оружие, галласы с копьями и щитами, арабская артиллерия из четырех орудий заняли опушку леса и приготовились к упорному бою. Каждый знал, на что он шел. Галласы защищали свои дома, нивы, стада, харарийцы стояли за свой город, за своих жен и детей. Но они были слабо вооружены, не имели силы воли, твердости духа, чтобы смело вынести и неудачи и несчастия начала боя. Это были купцы и земледельцы, в место плута и весов, взявшиеся за ружье, копье и пушку.

На рассвете на опушке леса показалась абиссинская пехота. Она шла пятью колоннами — раса Маконена, раса Дарги, негуса Менелика, раса Гувена и Дадьяча Ольде-Габриеля. Местность, на которой предстояло столкнуться противным сторонам, представляет из себя лесную прогалину версты две шириною и верста глубиною. Перерезанная несколькими некрутыми балками, она в общем, имеет форму котловины, со всех сторон окруженной густым лесом.

Бой предстоял лесной.

Абиссинцы рассыпались в несколько цепей (лав) и открыли частый беспорядочный огонь по войску Абдул- Аги. Харариты отвечали им, но без большого успеха. Артиллерия их не могла пристреляться, да за громадными стволами вековых туйй, ядра почти не наносили вреда.

Бой развивался необыкновенно быстро, Начавшись около 8-ми часов утра, он к 10-ти достиг наибольшего напряжения. В это время конница всех пяти отрядов собралась в одном месте, на правом фланге абиссинских войск и врассыпную кинулась на артиллерию Абдула-Аги. В несколько минут они достигли пушек и начали бросать свои дротики, которыми пронизали насквозь харарийских артиллеристов. Одновременно с атакой на батарею, пехотные лавы, подбодряя себя воинственными кликами «Айгумэ! Айгумэ!», линия за линией побежали на войска противника. Харариты не выдержали и обратились в бегство. Абиссинская конница понеслась преследовать бегущего неприятеля. По крутым склонам, поросшим громадными деревьями, кустами и высокой травой, бежали галласы и харариты, разбиваясь на отдельные кучки, за ними, обгоняя их, нанося страшные удары своими саблями, скакали абиссинские всадники. Привычные кони не спотыкались о камни, перелезали через поваленные стволы, прыгали через горные потоки. Трупы несчастных покрывали узкий путь от Челенко до Харара.

Без корма, без еды, в продолжении 12-ти часов гнали абиссинцы обезумевшего от страха противника и в 10 часов вечера победителями вошли в Харар, рассеялись по его улицам, всюду внося смерть и ужас за собой.

Харар пал, Абдул-Аги с веревкой на шее был введен в город, которым столько лет правили его предки. Абиссинские чиновники сели в домах и таможня заработала в пользу нового правителя Харара раса Маконена…

Под сенью раскидистой туйи, лежа на желтой соломе, я выслушал этот рассказ от абиссинца Марка. Когда, слегка путаясь в русском языке, он повествовал о натиске конницы на арабскую артиллерию, стоявшую «вот здесь, на этом самом холме», его глаза разгорелись. Суровые призраки воинов для войны, воинов от рожденья появились между стволов, в зелени гелиотропов и лиан… Виднее стали серые и вороные кони, гордо с крутившие свои точеные шеи, грызущие острые мундштуки, раздался воинственный вой, загудела земля, запестрели победные лемпты на плечах у черных. всадников, запели жгучую песню чуть колеблющиеся при полете дротики и умолкли арабские пушки…

Вся лощина покрылась белыми шамами; видны черные круги кожаных щитов; сверкают копья, у иных видны ружья за плечами. Мстительный, дикий, полный страсти африканский бой в разгаре.

Смолк Марк, задумчиво опустив курчавую голову свою… Тихо шелестит в долине сухая трава, да временами мирно шумят при налетевшем ветерке высокие туйи…

Четверг 8-го января. От Челенко до Дэру 27 верст. Конвой выступил непосредственно за начальником миссии в 7 1/2 часов утра.

С громкими песнями подвигались мы по красивой, доросшей цветущими кустами лощине. За лощиной начался крутой подъем на высокую гору. Усеянная мелким булыжником дорога шла по узкому карнизу над глубокой пропастью. Деревья и кусты всех пород поросли по круче. Шелковица свешивала кисти еще сырых ягод, красных и плотных. Ее ветви поднимались на несколько сажень, образовывали густую светло-зеленую заросль. Кругом бледно-розовые шток-розы, белый шиповник и жасмин, переплетенные лианами, сплошной стеной стояли по горе и проливали нежный сладкий аромат. А за пропастью поднимались новые горы, мохнатые от густого леса, такие же высокие, дикие, неприступные. Эти горы уходили вдаль, выдвигаясь одна за другою, синея своими покрытыми лесом вершинами. За горами тянулись беспредельные пески Данакильской пустыни. Голубое небо, яркое солнце и зелень всех тонов и оттенков!!

He напрасно зовется Абиссиния — Африканской Швейцарией. Эти горные склоны, покрытые девственным лесом, красивее, богаче Европейских лесов. Размеры и форма Африканских гор грубее и резче, растительность удивительно разнообразна.

С каждым шагом открывались новые красоты. To дорога опускалась круто вниз, между мелкими каменьями струился тихий ручей, дерево-великан легло поперек него, по серой коре порос тонкими нитями нежный, зеленый мох, за стволом подняли ажурные головки туйи, дальше громадный рицинус раскинул свои лапчатые блестящие листья, еще дальше целая компания темно-серых великанов стволов поросла так густо, что черные тени легли в лесу и таинственно глядят оттуда заросли молодых кипарисов…

С высокой горы дорога постепенно спускается вниз. Пейзаж достигает удивительной красоты. Громадная долина, чуть всхолмленная, покрыта желтой травой, вышиной в рост человека. И среди этой травы здесь и там видны густые острова кустов и развесистых дерев. Высокие горы окружают долину. Горы поросли лесом. Лес сбегает тут и там остроконечными мысами в долину. Неширокий ручей струится через нее, камыш и зеленая трава поросли по его берегам…

Но особенно красива эта картина вечером перед закатом солнца. Яркий диск опустился уже за горы. Багровый закат догорает. Природа затихла. Мрачный, таинственный, чернеет вдали тропический лес. Чуждые голоса слышны оттуда. To фыркают гуарецы (гверецы), визжат шакалы, неизвестные птицы кричат в самой чаще. Там своя жизнь; жизнь, чуждая людей, жизнь, полная кровавой борьбы за существование…