Николай Непомнящий

Казалось,  она  выросла прямо из воды. Еще и остров трудно было разглядеть  среди  синевы озера, а ее устремленный в небо силуэт уже выплыл из  бело-туманной  дали. Он становился  все четче, наливался   плотным  серым цветом, и вот от многоглавой   церкви отделилась   свеча колокольни, а за ней открылась   вторая   церковь — пониже, но тоже со многими   главами-луковками...

И потом, с какой бы стороны я ни подплывала к острову,  первым был  виден ансамбль   Кижского   погоста.

Остров     Кижи     лежит     к средней части Онежского озера.   Час   с   небольшим на  «комета»   от  Петрозаводска  — и   по деревянным   мосткам, проложенным прямо — от пристани, спешу  к церковной ограде,  чтобы   взглянуть на :эти храмы вблизи.

В давние времена жившие в этих местах финноугорские племена устраивали на острове языческие игрища — «кижат» (оттого, верно, местные и сегодня говорят «Кижи»). Но и позже, когда в эти земли пришли православные новгородцы, остров продолжал играть роль духовного центра. Сюда на лодках-кижанкнх съезжались люди с соседних островов — на православные праздники, на крестьянские сходы-суемы, на оглашение царских указов. Это были многолюдные сборища: десятки близлежащих деревень были приписаны к Кижскому погосту.

Впрочем, и сейчас я иду в густой толпе приезжих, сошедших с теплохода. Они прибыли, чтобы взглянуть на памятники деревянного зодчества, собранные на заповедном острове, и главный из них — ансамбль Кижского погоста, внесенный в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Это — Преображенская церковь, Покровская церковь и колокольня.

... Вот они — передо мной, взятые в кольцо ограды из камня и дерева. Сначала видишь только бревенчатые стены теплого коричневого цвета и серебристые главки, вырастающие одна из другой, поднимающиеся все выше, выше... Словно мощный хор голосов, устремленный в поднебесье. Я слышу его, и душа звенит от этой музыки, растворяющейся и высоких облаках...

Когда первое волнение проходит, пытаешься понять: как же построено такое? «Плотник думает топором», — говорят поморы. Но как уловить порядок его мыслей и действий? Скажу честно, с первого раза мне это не очень-то удалось. Только когда на помощь пришла Виола Анатольевна Гущина, старший научный сотрудник музея-заповедника «Кижи», и «расчленила» у меня па глазах всю Преображенскую церковь, я поняла, что к чему.

Мы стояли в десяти метрах от стел церкви.

— Для начала запомните несколько терминов, — предупредила Виола Анатольевна. — Без них не обойтись! Итак, восьмерик — восьмигранный бревенчатый сруб; прируб — дополнительный сруб, связанный с основным, и бочка — килевидная в разрезе кровля. Ну а слово «глава», «главка» — знают все. Теперь смотрите...

Я внимательно слежу за ее рукой и вижу: три восьмерика, один другого меньше, поставлены друг на друга. К нижнему — по сторонам света — пристроены четыре двухступенчатых прируба. Их ступени завершают бочки, на них стоят главы. Это уже два яруса глав. Третий ярус глав, тоже поставленных на бочки, венчает основной    восьмерик   со   всех    восьми сторон...

— А за основным восьмериком, — продолжаю я, — идет, как вы говорили, второй поменьше и тоже с бочками и главами... Так?

— Да, а там и третий восьмерик с центральной мощной главой, поставленной на барабан. И всего в Преображенской церкви 22 главы при высоте 37 метров.

— Поразительно. Вроде такое монументальное сооружение, а совсем не давит, возле него чувствуешь себя легко и просто, — замечаю я.

—  Ну   прежде   всего   потому,   что церковь сложена из бревен, а бревно, дерево по масштабу соразмерно человеку.   К  тому  же  зодчие  применили массу приемов, чтобы зрительно облегчить   объем   церкви,   лишить ее скучной монотонности.

— Какие же именно?

— Вот, к примеру, мы с вами насчитали пять ярусов глав, — терпеливо продолжает Гущина. — Но присмотритесь:   главы-то   все   разные! Самые   большие   в   третьем ярусе,   чуть   поменьше   —   в первом, а самые маленькие — в четвертом. Да и главы трех нижних    ярусов    на    одну треть   «вдвинуты»   в   бочки. Что это, по-вашему, дает?

Приглядываюсь: купола как бы прижаты к телу церкви, и от этого ее силуэт становится более цельным, пирамидальным. А их разновеликостъ словно рождает музыку... И финальный аккорд — главный купол. Да, каскад куполов Преображенской церкви поет. И играет с солнечными лучами...

Стены церкви сложены из сосновых бревен; плотники обходились топором, хотя, конечно, знали пилу, — просто бревно, обработанное топором, лучше сохраняется в сыром климате. А главки покрывали лемехом — маленькими дощечками, вытесанными, тоже топором, из осины. Именно осины — дерева легкого, пластичного, разбухающего от дождя и не пропускающего влагу. Несколько десятков тысяч таких лемешинок надо было вытесать вручную для куполов Преображенской церкви! Осина легко меняет свой цвет: при солнце — лемех серебристый, в пасмурные дни — стальной, а на закате — розоватый... Потому церковь каждый раз выглядит по-новому.

И лемех, и бревна, рубленные топором, и конструктивные элементы храма — восьмерик, прируб, бочка, главка — все это традиционно для русской деревянной архитектуры и, конечно, было хорошо известно мастерам, возводившим храм. Но здесь все приемы доведены до совершенства... Кто же строил Преображенскую церковь? Снова обращаюсь к Виоле Анатольевне — она историк, уж сколько лет копает архивы.

— А сие до сих пор неизвестно, — ответ прозвучал просто. — Известно лишь, что церковь была освящена в 1714 году, видимо, незадолго до этого и построена. Не исключено, что ее строила та же плотницкая артель, которая перед этим возводила многоглавую Покровскую церковь в селе Анхимово под Вытегрой. Ее мы потеряли уже в наше время, в начале 60-х, сгорела из-за преступной небрежности... С этой церковью связаны две фамилии — Невзоров и Буняк, но от предположения, что это были строители, пришлось отказаться: в архивах говорится о них как о жертвователях. Так что остается только легенда...

Я уже слышала о мастере, который в одиночку построил Преображенскую церковь. Окончив работу, он вышел на берег озера, полюбовался своим творением и закинул топор в Онего со словами: «Построил эту церковь мастер Нестор. Николи не было, николи не будет».

Красивая легенда. Начнешь ее уточнять (как это не было? один построил?) — и все посыплется... Пусть живет, нетронутая.

Как только я высказала вслух эту крамольную для историка мысль, что-то словно толкнуло меня: говорю о легенде, а думаю, кажется, о реставрации...

Уже 18 лет Преображенская церковь стоит закрытой. С того самого времени, когда — для укрепления храма — внутрь его поставили металлический каркас, сняв полы, «небо», иконостас...

Конечно, дерево не вечно. Еще во второй половине XIX века осуществили «благолепное поновление» храма, закрыв стены тесовой обшивкой; это был своего рода каркас, державший срубы, и в то же время церковь приобрела вид, соответствующий вкусам того времени. Скучный, надо сказать, вид.

И потому, естественно, когда в конце 40-х, в 50-х годах развернулись масштабные реставрационные работы (ими руководил известный архитектор Александр Викторович Ополовников), первым делом была снята тесовая обшивка; кровельное железо, которым были покрыты главки, вновь заменили на лемех. Церковь приняла прежний вид, но вопрос инженерного укрепления памятника решен не был. И процесс разрушения продолжался.

Тогда-то, после многолетних дебатов, в которых принимал участие десяток институтов, и был осуществлен проект, в результате которого церковь оказалась для людей закрытой. Мощные металлические скобы легли и на внешнюю сторону стен, сильно испортив их бревенчатый рисунок.