Барбара Пирс

Порочная любовь

Et spes inanes, et velut somnia quaedam, vigilantium.

Напрасные надежды как сны проснувшихся.

Квинтилиан. Риторические наставления, книга 4, 2, 30

Пролог

Октябрь, 1808, Чешир, Англия

Пэйшенс Роуз Фарнали обладала бунтарской, своевольной натурой, а вдобавок могла и приврать.

Эх, жизнь была бы куда проще, родись она мужчиной!

Кулак Джулиана Феникса врезался ей в подбородок, и она упала на грязный амбарный пол. Она глотнула сдобренной навозом пыли и переполошила кур, которые, возмущенно захлопав крыльями, бросились врассыпную, подальше от сцены насилия.

С трудом встав на четвереньки, она отвернулась от своего мучителя и сплюнула в сено. Свобода дорогого стоила, и при необходимости Пэйшенс готова была заплатить даже кровью. В ее голубых глазах плескалась ненависть. Она подняла голову и встретилась с холодным, невозмутимым взглядом.

– Больше не пытаетесь добиться моего расположения сладкими речами, мистер Феникс? – насмешливо процедила она сквозь зубы. Пэйшенс медленно поднялась, присела на корточки и кончиками пальцев осторожно потрогала левую щеку, которая немного дергалась. Этот двуличный негодяй вложил в удар всю свою силу. – От отчаяния не знаете, что еще предпринять?

Не успела она опомниться, как он схватил ее за руки и рывком поставил на ноги. Такой прыти она не ожидала.

– Я отнюдь не отчаялся, милая моя голубка. Просто мне надоело сносить высокомерие и заносчивость. Твои вспышки гнева меня больше не привлекают.

О, Джулиан Феникс был дьяволом в человеческом обличье! Мало того что ее истерзанное тело было брошено к его ногам, теперь этот мерзавец хотел прибрать к рукам и ее душу.

Она стряхнула его цепкие пальцы.

– Я была еще совсем девчонкой, когда ты обманом выманил меня из родительского дома. Сейчас мне шестнадцать, и меня больше не ослепляет обманчивое пламя страсти. Теперь я вижу, что кроется за маской лести и смазливой внешностью. – Ее губы скривились от отвращения. – Жаль только, что отец вовремя не разгадал твой коварный план. Одна-единственная пуля в черное, ничтожное сердце избавила бы сотни людей от «счастья» иметь с тобой дело.

Джулиан шагнул к ней, черты его лица исказила ярость.

– Ах ты, дерзкая маленькая ведьма! Да я…

Пэйшенс проворно увернулась от удара. Если ее неповиновение послужило поводом для рукоприкладства, то что уж говорить теперь, когда задета его гордость. И хотя она до смерти боялась этого человека, отступать все равно не собиралась. Он и без того слишком дорого ей обошелся.

– Ты становишься неповоротливым, Джулиан. Поберегись, иначе кто-нибудь обязательно уложит тебя на лопатки.

Она держалась на безопасном расстоянии от него. Во взгляде ее читался неприкрытый вызов.

Мистеру Джулиану Фениксу удалось одурачить Пэйшенс с первой же секунды, как она увидела его два года назад, когда он настоятельно убеждал в чем-то ее отца, сэра Рассела Фарнали. Мистера Феникса и его труппу ангажировал на несколько спектаклей один из их соседей. Четырнадцатилетняя Пэйшенс была счастлива. Родовое поместье в сельском Девоне находилось далеко от блистательных подмостков Лондона, а среди прихожан церкви по-настоящему одаренных людей практически не было. Что же касается Джулиана Феникса, то каждому, кто с ним сталкивался, становилось ясно, что в свои девятнадцать лет молодой человек обладает прирожденным талантом.

Еще два года назад Пэйшенс с немым восторгом наблюдала, как красивое лицо Джулиана искажает гримаса притворной муки и зрители начинают рыдать, проникаясь его бедами и переживаниями. Девушка буквально бредила им. Но мистер Феникс и его труппа вели слишком вольный образ жизни, о котором дочери баронета не пристало даже и думать.

Однако мечтать ей не возбранялось.

Они были словно менестрели из давних времен, которые странствовали, принося вести из мест, где Пэйшенс наверняка никогда не доведется побывать. И на короткий миг эти удивительные люди наполнили серый мир цветами и красками. Они вдохнули в него больше жизни, чем уроки танцев, чтение скучных книг и бледные оттенки акварелей, которые, оттачивая свое умение, она рисовала каждый вечер. Как же она завидовала свободе бродячих актеров, за игрой которых с восторгом следили члены ее семьи и их соседи!

Она едва не лишилась чувств, когда отец изволил представить ее мистеру Фениксу. Пэйшенс робко взглянула в его выразительные карие глаза и почувствовала родственную душу. Последующие встречи, которые происходили втайне от домочадцев, лишь укрепили ее в этом мнении. Она вверила ему свое нежное сердце, а Джулиан поклялся ввести ее в свой захватывающий мир. И даже когда он показал истинное лицо, она все равно была на его стороне. Оставшись с разбитым сердцем и став чуточку мудрее, она поняла – и даже лучше, чем Феникс, – что родители сочтут ее поведение непростительным. И поэтому ей некуда теперь податься…

– Давай же, любовь моя, – сладко сказал Джулиан, поняв, что силой от нее ничего не добьешься. – С того самого знаменательного дня, как ты сбежала из дома, в тебе проснулся недюжинный актерский талант. Я не прошу от тебя ничего сверхъестественного. Да на твоем месте любая предприимчивая девушка, будь у нее на примете такой богатый джентльмен, пошла бы на многое, лишь бы заполучить часть его деньжат.

Прерывисто дыша, Пэйшенс, чтобы удержаться на ногах, схватилась за один из деревянных столбов, на которых держалась постройка.

– Мой ответ ты знаешь, и меня не волнует, что ты уже взял у лорда Грэттена задаток. Я не собираюсь становиться шлюхой! – закричала она, чувствуя, что теряет остатки самообладания. Она крепко зажмурилась и несколько раз ударилась лбом о деревянную балку, в очередной раз поражаясь собственной глупости и наивности, после чего повернулась к Джулиану и смерила его взглядом, полным ненависти.

– Ты клялся, что с его светлостью речь шла исключительно о театральных постановках. Ты заверил меня, что это не очередная подлая и бесчестная выходка. – Она покачала головой, всем своим видом показывая, что больше не верит ни единому его слову. – И как только я не почувствовала подвоха, когда ты велел остальным подождать нас в гостинице? Сколько же вам заплатили за мою честь, мистер Феникс? Неужели так много, что вы не побоялись поставить мне парочку синяков, чтобы сделать сговорчивее?

Джулиан неожиданно рванулся вперед и успел схватить ее. Он заломил ей руку за спину, прижимая к столбу. Но Пэйшенс скорее откусила бы себе язык, чем закричала.

– О какой чести ты говоришь, голубушка? Я прекрасно помню, какое удовольствие получил, лаская твое изящное тело и избавляя тебя от целомудренности, – заявил он, сально усмехаясь. – Лорду Грэттену девственницы ни к чему. Они слишком скучны и с ними много мороки. Ему нужна очаровательная актриса, которая будет искусно изображать добродетель, но при этом охотно удовлетворит его с изощренностью шлюхи из Ковент-Гардена.

– Отправь к нему Дейдру, – сказала Пэйшенс, вздрагивая при мысли о том, что ее судьба в руках человека, воспринимающего ее как вещь, которую можно покупать и продавать. – Ей все равно, с кем делить постель, если перенесенные неудобства будут как следует оплачены.

За это дерзкое замечание Пэйшенс была вознаграждена болью в руке. Она крепко зажмурилась и сдержала крик. В голове ее, как туманное видение, промелькнул образ Дейдры, которая без особых угрызений совести торговала своим телом, если того требовали обстоятельства. И хотя это особо не афишировалось, Пэйшенс знала, что Джулиан и Дейдра уже много лет были любовниками. Всякий раз, когда Дейдра смотрела на Феникса, в ее взгляде читались такая собачья преданность и обожание, что Пэйшенс становилось тошно. Дейдра была постоянным напоминанием о том, что любовь зла. Она превращает людей в болванов.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: