У Алексея Баскова есть увлечения: он любит читать — классику и современные детективы — и смотреть хоккей, но если бывает возможность, не по телевизору, а с трибуны Дворца спорта в Лужниках, куда берет с собою сына Сашку, первоклассника. Басков курит, предпочитая сигареты «Ява» московской фабрики «Ява»: он и выпить может по достойному поводу, предпочитая водку, но в меру, конечно, в меру. Короче: как принято выражаться в подобных случаях, ничто человеческое ему «е чуждо. А более всего он любит своего сына, жену Марию, которая работает инженером-экономистом, и свою работу.

Баскову тридцать восемь лет. Он среднего роста, крепко сложен, вполне здоров, у него первый разряд по борьбе дзюдо. В жизни он придерживается правила, сформулированного кем-то из великих писателей (Басков не помнит, кем именно): предполагай что хочешь, но верь только опыту.

Профессия выработала в Баскове умение не спешить с выводами и не полагаться на субъективное впечатление. Соприкосновение с носителями людских пороков несколько поубавило его природный оптимизм, но не испортило добродушного характера.

Таков в самых общих чертах человек, которому поручили дознание по происшествию, случившемуся на бульваре Карбышева. И еще надо сказать, что он научился с иронией смотреть на многие стороны бытия и обрел способность почти ничему не удивляться. Но это не имело ничего общего с той притворной, показной манерой лениво, как бы между прочим щеголять невозмутимостью и всезнайством перед неразвитыми, но убийственно опытными и рано состарившимися девочками, той манерой, которой помечены некоторые нагловатые молокососы.

К двенадцати часам дня Басков располагал ценными сведениями.

Во-первых, по представлению УВД из города П. еще 28 мая Балакин объявлен во всесоюзный розыск — он подозревается в крупном ограблении (вкупе с неким Петровым Михаилом Степановичем).

Во-вторых, Александр Иванович Балакин, чей паспорт обнаружили в кармане у потерпевшего, не кто иной, как вор-рецидивист редкой по нынешним временам специальности: он вскрывал сейфы, точнее, небольшие несгораемые ящики, и всегда выбирал мелкие объекты вроде колхозных или совхозных бухгалтерий, райпотребсоюзов и т. п. Первая судимость — в 1940 году, последняя, шестая, в 1969-м. Отбывал наказание в колонии строгого режима на Северном Урале. Освобожден в ноябре прошлого года (как будет сказано в полученной из города П. справке, вел себя Балакин хорошо, сам выходил на работу и заставлял выходить всех, кто жил в бараке, который Балакин «держал»). Несколько раз менял фамилии. Кличка — Брысь. Между прочим, последнюю кражу, за которую его судили, совершил он в Московской области, и задержали его сотрудники областного угрозыска, — значит, на улице Белинского должно быть дело на Балакина.

Басков позвонил в Управление внутренних дел Мособлисполкома, договорился, предупредил секретаршу отдела, что часа через два придет с улицы Белинского пакет. А потом послал по телетайпу запрос в город П., чтобы сообщили подробности, связанные с ограблением совхозной кассы и с пребыванием Балакина в городе.

В-третьих, точно установлено, что потерпевший — не Балакин. В картотеке имелись отпечатки пальцев Балакина.

Получив эти данные, Басков понял, что ему предстоит распутывать сложное дело, можно сказать, из ряда вон. Почему?

Он рассуждал так. Исходная посылка: у неизвестного гражданина находят паспорт рецидивиста. Характер ран показывает, что: а) нападавший покушался на убийство и б) при этом хотел обезобразить лицо своей жертвы настолько, чтобы его невозможно было распознать. Если выдвинуть предположение, что это сделал Балакин, оно тут же разбивается о вряд ли подлежащий сомнению довод: у матерого вора по кличке Брысь, которого несчетно раз фотографировали анфас и в профиль на белом фоне и у которого столько же раз брали отпечатки пальцев и ладоней, хватит ума сообразить, что попытка выдать за себя кого бы то ни было путем подмены паспорта обречена на провал. Басков отлично знал, что вор, подобный Брысю, скорее позволил бы какому-нибудь пижону плюнуть себе в физиономию, чем пойти на такой убогий прием.

Нет, Басков не мог поверить, что нападал Балакин. И что кто-нибудь другой, но по его наущению — тоже маловероятно, и по той же причине.

Но тогда кто? Безусловно одно: только тот, кто каким-то образом заполучил паспорт Балакина.

В таком случае преступник, если он намеревался с помощью чужого паспорта направить следствие по ложному пути, — малоопытный индивидуум, незнакомый с возможностями уголовного розыска.

Это обязывающий вывод. Но необязательно верный. Нельзя исключать, что тут все-таки петляет сам Балакин…

Майор Басков не был педантом, но в некоторых определенных ситуациях строго придерживался предписанной формы. Положив перед собой блокнот, он принялся составлять план действий.

За этим занятием и застал майора Марат Шилов, стажер, проходивший у него практику. Шилов вернулся из больницы, где в нейрохирургическом отделении пострадавшему сделали операцию на черепе. «Склеили, как разбитую чашку», — сказал излишне взволнованный Марат. Он привез окончательное заключение медицинской экспертизы, самый печальный пункт которого констатировал, что ранение затылочной части вызвало кровоизлияние с поражением жизненно важных центров и полным параличом. Прогноз неутешительный.

В заключении говорилось, что неизвестному примерно пятьдесят пять — пятьдесят восемь лет от роду. Из особых примет: осколочное ранение правого бедра с повреждением кости и зажившим остеомиелитом, вероятно, полученное во время войны; на левом запястье с внешней стороны — бледно-синяя татуировка в виде черепахи.

— Пусть сфотографируют черепаху, — не поднимая глаз от бумаги, сказал Басков.

Марат кинулся к двери.

— Подожди, — остановил его майор. — Садись.

Марат сел к низкому столику.

Дочитав заключение медиков, Басков сказал ворчливо: — Не бегай. Ты не на палубе военного корабля. Слушай. — Басков закурил. — Скажешь в лаборатории о черепахе, а потом вот что… — Басков протянул ему паспорт Балакина. — Попроси быстренько сделать с этого карточку покрупнее, девять на двенадцать, пусть дадут штучки три посторонних портрета, ну, сам понимаешь, для опознания… Поедешь в ресторан «Серебряный бор», возьмешь адреса официанток вчерашней смены… И буфетчицы тоже… Разыщи всех, предъяви карточки… Может, признают,

Шилов вскочил, — Не суетись, — осадил его Басков, выкладывая на стол из серого фибрового чемоданчика белье. — Захвати чемодан, покажи… Не вспомнят ли вчерашнего посетителя с таким сереньким… Если там гардероб летом не работает, сдавать ручную кладь некуда, в зал несут…

Марат Шилов, взяв чемоданчик и паспорт, покинул кабинет — все-таки почти бегом, — а Басков позвонил дежурному по райотделу милиции Ворошиловского района и попросил его передать настоятельную просьбу начальнику угрозыска, чтобы срочно связался с ним, Басковым. И правила, и простой здравый смысл требовали, чтобы районные его товарищи проверили, не замешаны ли тут местные, обитающие на территории района лица, сомнительные по части уголовной. Начальник районного угрозыска позвонил через несколько минут. Они условились о контактах.

Теперь оставалось составить телеграмму. К сожалению, о неизвестном пострадавшем можно было сказать только, что это мужчина 55–58 лет, особые приметы — татуировка в виде черепахи (просьба сообщить, не было ли заявлений об исчезновении мужчин этого возраста). О рецидивисте Балакине Александре Ивановиче все известно, кроме его нынешнего местопребывания. Надо объявить розыск в связи с новым делом.

Телеграмма эта еще до часу дня будет получена в отделах и управлениях внутренних дел, где стоят телетайпы, то есть в сотнях городов Советского Союза. Оттуда ее передадут по иным каналам в малые города, городки, поселки, и уже сегодня к вечеру в дело включится милиция всей страны. Когда Басков представлял себе, как срабатывает этот механизм, у него появлялось такое чувство, словно он обладает сверхъестественной способностью, не покидая собственного кабинета, окунуть руку в студеную воду Берингова пролива.