Это было веселое занятие, и ребята согласились. На вершине остались двое: Санька и Катя. Вскоре они увидели, что мальчишки надели лыжи и разбрелись вокруг островины.

— Ничего не найдут! — сказал Санька и спросил у Кати: — А ты почему не пошла с ними?

— Так!

— Тогда помогай!

Санька развернул свою карту, а компас отдал Кате.

— Ты мне говори направление и расстояние до островин.

— Правая островина, — произнесла Катя и, подумав, сказала: — Метров восемьсот... Юго-восток...

Санька стал вычерчивать контуры правой островины.

С болота долетали голоса. Где-то далеко прокричала птица. Вечерело. Над мхами подымалась легкая дымка. Но воздух оставался прозрачным. Он только уплотнился, потяжелел. Удлинились тени от деревьев. Островины словно приподняли зеленые шапки. Косые лучи солнца осветили стволы.

А птица все кричала, отрывисто и беспокойно.

— Как-то непонятно тут, — сказала Катя. — И красиво, и печально, как осенью. И одной остаться страшно. Как ты не побоялся.

— Сколько до центральной островины? — перебил ее Санька.

— Тоже метров восемьсот... А скажи, Саша... Неужели ты тогда из-за меня?

— Не только! — буркнул Санька.

— Значит, из-за меня тоже? А я перетрусила — ужас!

— Сколько до левой? — спросил Санька.

— Сейчас, только ты мне еще вот что скажи: ты и на будущий год здесь останешься?

— А что?

— Да так!

— Ну и останусь! Здесь не хуже города будет! Хочешь знать — тут даже ванны в новом доме установят!

— Я не о том... Ты не будешь сердиться, если я летом опять приеду?

— А мне что — жалко, что ли? Даже интереснее...

— Интереснее? — оживилась Катя. — А почему? Санька отмахнулся от нее.

— Привязалась! Потому что ты не как все девчонки... Не пищишь и с мальчишками везде бродишь!

Катя почему-то рассмеялась.

— Ты скажешь, сколько до левой островины или нет? — рассердился Санька.

Катя прикрыла рот ладошкой, посмотрела на островину сияющими глазами да так и застыла с немножко смущенным счастливым лицом. На одном из далеких деревьев, освещенных сбоку заходящим солнцем, виднелся какой-то нарост.

— Смотри! — шепотом произнесла Катя. — А я загадала: если мы с тобой увидим, будет все хорошо! И увидела! Смотри!

Санька тоже разглядел странное дерево, на ствол которого будто надето что-то вроде колеса.

— У-са-чи-и! — закричал он во все горло. — Ви-жу-у... Что я говори-и-ил?

И снова все собрались на верху островины. Но мнения разделились: одни видели нарост, другие нет. Не видел его и дед Евсей. А через несколько минут нарост вообще исчез. Солнце опустилось еще ниже, и ориентир снова стал невидимым. Хорошо, что Ксения Даниловна и Мария Петровна успели заметить необычное дерево. И судьба завтрашнего похода к островине была решена.

Утром восемь лыжников по одному опустились с берега на мох. Дед Евсей впереди, сзади — Катина мама. Команда Гени Сокова и Мария Петровна остались в лагере.

Нарост по-прежнему прятался где-то в густой зелени. Вероятно, издали его можно было видеть только под вечер, да и то всего несколько минут — когда солнце находилось невысоко над горизонтом, в каком-то определенном положении. Но Санька заметил вчера, что нарост виднелся на дереве, которое стояло слева. На левый край островины и ориентировался пасечник. Остальные шли по его следу.

— Ждем вас! — долетел голос Гени Сокова.

Ребята шли и чувствовали под ногами что-то живое, неустойчивое. Но лыжи держали отлично, и, когда первые сто метров остались позади, мальчишки перестали опасаться.

— На лыжах по самой трясучей трясине пройдешь! — крикнул Вовка.

— Не останавливайся! — сердито сказал дед Евсей. — Хвастать потом будешь!

Болото было удивительно бедно растительностью — однообразные мхи. Даже кочки встречались не часто. На них топорщились какие-то колкие щетинки, зеленели листки клюквы, изредка попадался стебелек морошки.

Под ногами хлюпало. Пропитанный влагой мох легко проминался. Стоило чуточку задержаться, как на лыжи наплывала ржавая болотная жижа.

Дед Евсей вел отряд быстро. Старик и сейчас еще не видел никакого колеса на дереве. Но вскоре все поняли, что идут правильно.

Во мху лежала жердь.

— Димкина вешка! — весело сказал пасечник.

Старик приободрился и пошлепал на лыжах дальше, а все остальные, проходя мимо вешки, невольно замедляли шаги. Когда-то эта жердь стояла торчком, но нижний конец сгнил, и она упала. Дерево обесцветилось от времени, стало серым, как оберточная бумага. Мальчишкам хотелось рассмотреть вешку получше, но дед Евсей сердито покрикивал:

— Не стой! Не стой!

Островина приближалась. Теперь уже и старик видел на дереве серый кольцевой нарост. Это была береза. Она росла вбок, будто какая-то сила пригибала ее к земле.

Подошли еще ближе, но прибрежные заросли заслонили дерево. Нетерпение ребят все возрастало. Последние метры преодолели бегом. Сбросив на берегу лыжи, мальчишки пробились сквозь густой кустарник и выскочили на поляну. Береза стояла в центре пестрой от цветов лужайки. На ствол дерева было насажено большое каменное кольцо.

— Силища! — воскликнул потрясенный Санька. — Кто его туда надел?

— Жернов! — узнал дед Евсей. — А кто надел?.. Никто! Сама береза надела. Проросла сквозь дырку и подняла жернов. Вот ее и повело в сторону от тяжести...

— Силища! — повторил Санька.

— Вы ниже посмотрите! — тихо произнесла Катина мама.

Под березой возвышался продолговатый холмик. К стволу дерева была прибита жестяная планка. Рука предусмотрительного человека сделала на ней надпись не карандашом и не краской, а ровными дырочками, аккуратно пробитыми гвоздем. Дырочки почти слились, перемычки перержавели и раскрошились, но слова еще читались: «Партизан Дим. Бол. Погиб 09.11.43. Память о тебе не умрет».

Печальные вернулись ребята в лагерь.

Цель была достигнута. Но никто не испытывал радости. Отправляясь в поход, ребята, конечно, не рассчитывали на чудо. В том, что Дима погиб, не сомневался никто. И все же могила и надпись потрясли усачей.

Остаток дня прошел невесело. На островине не было слышно ни шуток, ни смеха. Говорить старались тихо. На болото и на еще не исследованные островины поглядывали без прежнего волнующего чувства. Даже костер не подбодрил ребят. Сидели вокруг и задумчиво смотрели в огонь.

— Завтра оградку временную поставим, — сказал дед Евсей.

— Памятник бы... — добавил Вовка.

— Памятник есть — жернов... Лучше не придумаешь,— ответил старик.

— Да... Памятник удивительный, — согласилась Катина мама.

— А мы и не увидим! — жалобно произнес Геня Соков.

— Увидите! — возразила Мария Петровна. — Завтра же сходим на могилку. Это наш долг!

Мальчишки из команды Гени Сокова хоть и оживились, но приняли эти слова без обычной восторженности.

Утро было пасмурное и хмурое, будто и у погоды испортилось настроение.

Неторопливо позавтракали, забрали с собой еду, топоры, пилы, и весь отряд покинул островину. Плюсу Мария Петровна приказала остаться и сторожить палатки: пес завяз бы в болоте.

У могилы Димы Большакова все было как вчера. Пестрели на поляне цветы. Шелестела, листвой береза. Жернов козырьком прикрывал низкий земляной холмик. Краснела на белом стволе жестяная проржавевшая планка.

Долго стояли вокруг могилы. Ребята думали о Диме, старались представить, как он выглядел, как разговаривал, как погиб. А Мария Петровна вдруг почувствовала какую-то тревогу за доверенных ей ребят. Хотя ей очень не хотелось огорчать усачей, но она решила, что больше никуда их не отпустит и как можно скорее выведет из болота.

Ксения Даниловна тоже считала, что ребятам незачем подвергаться опасности. Судьба Димы Большакова выяснена. Что же еще нужно? Узнать, что произошло с партизанским отрядом? Для этого пришлось бы идти дальше — в глубь болота.

Катина мама отвела в сторону Марию Петровну. Они о чем-то посовещались, и учительница объявила отряду, что Ксения Даниловна отправится в разведку — на поиски белоуса, а остальные пока займутся оградкой вокруг могилы.