Глава 2

НЕУМЕСТНОЕ КРАСНОРЕЧИЕ БОРОДАЧА

1

По теории Данна, в подсознании творятся странные вещи. У Моники, хоть она на мгновение лишилась дара речи, появилось удивительное чувство, будто она уже здесь бывала. Вся окружающая обстановка — кабинет, выдержанный в белых тонах, ситцевые занавески на залитых солнцем окнах, громкий голос мистера Хаккетта — все показалось ей настолько знакомым, как будто ей уже пришлось пережить нечто подобное, и она точно знала, что далее последует.

Истинная же причина заключалась в другом. В глубине души Моника все время боялась, что счастье скоро закончится. Все слишком хорошо, чтобы быть правдой! Она была твердо убеждена: злобные богини судьбы уже готовятся испортить ей праздник каким-нибудь мерзким финтом.

И когда ее опасения сбылись, разумеется, оказалось, что финт связан с фамилией Картрайт. Неизбежность! Картрайт ее преследовал. Вся ее вселенная была омрачена существованием Картрайта. Куда ни глянь, повсюду маячила его злобная, отвратительная физиономия.

Но она пыталась бороться.

— Вы шутите? — умоляюще спросила она, все еще надеясь на что-то. — Мистер Хаккетт, вы ведь не серьезно?

— Совершенно серьезно, — любезно возразил ее собеседник.

— Мне предстоит писать сценарий по детективу, а не по моей собственной книге?

— Вот именно.

— А мистер Картрайт… — ей не без труда удалось выговорить ненавистную фамилию, — будет писать сценарий по… моей книге?!

— Вы угадали! — просиял продюсер.

— Но почему?

— Прошу прощения, что?

Моника испытывала к продюсеру настолько благоговейное чувство, что, будь ситуация рядовой, ей бы не хватило мужества возражать. Она бы молча страдала, думая, что, наверное, она сама во всем виновата. Но это уж слишком! С ее губ непроизвольно готовы были слететь слова: «Ничего глупее я в жизни не слышала!» И хотя она не сказала ничего подобного, в ее интонации отразились ее переживания.

— Я спросила: «почему?» — повторила она. — Почему мы должны писать сценарии не по своим книгам?

— Мисс Стэнтон, вы не понимаете.

— Знаю, мистер Хаккетт, но…

— Мисс Стэнтон, кто из нас продюсер с десятилетним опытом, вы или я?

— Конечно, вы. Но…

— Тогда все хорошо, — бодро заявил мистер Хаккетт. — Не надо стараться сразу нас изменить, мисс Стэнтон. Ха-ха-ха! Видите ли, у нас свои методы и приемы. Поверьте моему слову, после десяти лет мы кое в чем разбираемся. Ясно? А вы будете учиться. Да, в самом деле. С таким учителем, как Билл Картрайт, вы моментально во всем разберетесь.

Моника, до которой, наконец, дошла вся чудовищная глупость происходящего, вскочила на ноги.

— Вы хотите сказать, что я должна остаться здесь и учиться… учиться писать сценарии под руководством этого гнусного… отвратительного…

— Что такое? Вы знакомы с Биллом Картрайтом? — оживился ее собеседник.

— Нет, я его не знаю. Но мои родственники с ним знакомы. И они говорят… — тут Моника поневоле отступила от правды, — они говорят, что он — самый гнусный и отвратительный тип из всех, чьи ноги когда-либо попирали землю!

— Да что вы! Нет, нет, нет!

— Вот как?

— Вы все не так поняли, мисс Стэнтон, — заверил ее продюсер. — Я знаю Билла много лет. Бог свидетель, он никогда не стал бы победителем конкурса красоты. Но он вовсе не так плох. — Мистер Хаккетт задумался. — Я бы скорее назвал его своеобразным.

Моника прикусила язык.

Мистер Хаккетт смутно уловил, что девушка чем-то раздосадована.

Дело в том, что в голове Моники давно уже сложился образ мистера Уильяма Картрайта и она не хотела менять его ни на йоту. Мистера Картрайта везде расхваливали, по крайней мере литературные критики, за «безупречную здравость суждений и скрупулезную точность сюжета». От таких отзывов его образ становился еще более невыносимым. Монике казалось: она не так презирала бы Картрайта, если бы кто-нибудь отругал его за небрежность. Автор детективных романов рисовался ей чопорным морщинистым сухарем профессорского склада, в громадных очках. И она старательно лелеяла в душе ненависть к воображаемому «профессору».

— Я не могу, — просто сказала она. — Мне ужасно жаль. Вы знаете, как я вам признательна. Но я не могу.

— Ну конечно, — холодно и равнодушно отозвался продюсер. — Если хотите разорвать контракт…

— Дело не в контракте, — с отчаянием возразила Моника. — Пожалуйста, поймите меня правильно, мистер Хаккетт. Я не пытаюсь навязывать вам свою волю. Уверена, вы лучше меня во всем разбираетесь. — Она искренне верила в то что говорила: во всем виноват один Картрайт! — Я сделаю все, что вы меня попросите, если вы только объясните, почему… Почему я должна писать детективный сценарий? Я совершенно не разбираюсь в детективах… И почему я не могу писать сценарий на основе собственной книги, которую я знаю досконально? Прошу вас, объясните, в чем тут дело!

Мистер Хаккетт просиял и вздохнул с облегчением.

— Ах, в чем тут дело? — Он намеренно подчеркнул последние слова. — И все? Так почему же вы сразу не сказали? Вам нужна причина?

— Да!

— Что ж, дорогая моя, ничего нет проще, — с некоторой снисходительностью начал продюсер. — Дело в том, что…

Тут зазвонил стоящий на столе телефон. Мистер Хаккетт, вздрогнув, как динамо-машина, схватил трубку. Все прочее тут же выветрилось из его головы.

— Да… да, Курт? Да? Ну, спросите Говарда!.. Нет, нет, ни за что! Только что прибыла новая сценаристка. — Он заговорщически сверкнул в сторону Моники белозубой улыбкой. — Да, очень милая девушка… Да. Ладно, ладно, скоро буду. — Схватив карандаш, он что-то пометил в блокноте. — Третий павильон, через пять минут… Да. Хорошо! Пока.

Он повесил трубку.

— Итак, мисс Стэнтон… О чем мы говорили?

— Не хочу вас задерживать…

— Все в порядке. — Мистер Хаккетт махнул рукой, что внушало мысль: вовсе не все в порядке, но он справится. — Пять минут, пять минут! Не торопитесь! Что вы собирались мне сказать?

— Я — ничего, мистер Хаккетт. Это вы собирались объяснить, почему нужно, чтобы я работала над детективом, а не над моим собственным сюжетом.

— Ах да! Да. Милая моя мисс Стэнтон, ничего нет проще. Дело в том, что…

Вдруг дверь распахнулась, и вошел мужчина.

Он не просто вошел: он ворвался в кабинет мистера Хаккетта, и вместе с ним ворвался поток такой спокойной, холодной, сдержанной ярости, как будто новоприбывший только что вылез из холодильника. От незнакомца веяло холодом, казалось, даже солнечный свет померк. Состояние его отражалось в каждом жесте. Хотя дверь он распахнул настежь, он не хлопнул ею о стену, а, придержав ее холодными дрожащими пальцами, мягко прикрыл за собой. Потом незнакомец осторожно двинулся к столу продюсера — с таким видом, как будто шел по минному полю. Это был высокий моложавый мужчина с книгой под мышкой. И только когда он остановился у стола продюсера и посмотрел мистеру Хаккетту в глаза, мина, на которую он так боялся наступить, взорвалась. Его первыми словами были:

— Черт побери… Это что такое?! — Он хлопнул книгой по столу так громко, что с фарфоровой чернильницы в виде китайского мандарина слетела крышечка.

Книга оказалась бестселлером «Желание». Мистер Хаккетт водрузил крышечку на место.

— Привет, Билл, — поздоровался он.

— Послушай, — заявил вошедший, — это уж слишком! Я не могу, Том. Ради всего святого, есть же пределы!

— Садись, Билл.

Тот, кого назвали Биллом, решительно направился к мистеру Хаккетту. Стороннему наблюдателю могло бы показаться, что он хочет задушить продюсера; видимо, на какое-то мгновение у незнакомца возникло такое желание. Хотя мужчина не повышал голоса, он говорил хрипловато. Таким голосом игроки в гольф, упав на колени, обычно заклинают мячи.

— Послушай, — продолжал новоприбывший. — Я, в общем, не против того, что пишу сценарии по плохим книгам. В свое оправдание могу заявить: только по таким книгам и можно писать сценарии. Их хотя бы можно переделать. Погоди!


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: