Мисс Флер, которая мелкими глоточками пила апельсиновый сок, ответила ей таким же заинтересованным взглядом.

— Получается, мы соперницы, да? — Мисс Флер даже слегка удивилась. — Как странно! — Она рассмеялась.

Тилли застыла.

— Что тут смешного? — осведомилась она.

— Ничего, дорогая.

— Хочешь сказать, я ведьма? — с присущей ей прямотой заявила Тилли. — Конечно, я ведьма! Я и не думала, что он женился на мне ради моих прекрасных глазок. Но, дорогуша, во мне полно пороха, и не забывай об этом! В конце концов, бросили-то не меня, а тебя!

Мисс Флер поставила стакан.

— Что значит — «меня бросили»?

— Да ладно, что такое маленький обман между друзьями? — великодушно заявила Тилли. — Господи, да если бы это было самым плохим, что со мной случилось, я бы считала, что мне повезло! Со мной вечно происходят жуткие вещи. Кстати… — она повернулась к Монике и Биллу, — вы ведете себя просто неприлично! Что сказала бы тетя Флосси, если бы увидела тебя сейчас? Фу! Позор! Налей-ка еще, Томми, да смотри, не расплескай виски!

— Добрая старая тетя Флосси! — сказал Билл, усаживая Монику на колени и целуя ее.

— Ужас, — рассеянно заявила Тилли. — Кошмар. О чем я говорила? Старый моряк! Давайте, дорогуша. Выкладывайте все как есть. Ну, что скажете?

Некоторое время Г.М., погруженный в напряженные и глубокие размышления, жевал кончик сигары и не произносил ни слова. Потом его негромкий сдавленный голос донесся до них, будто издалека.

— «Зима тревоги нашей позади, — прошептал Г.М., внезапно взмахивая рукой и опрокидывая бокал Говарда Фиска. — К нам с сыном Йорка лето возвратилось…»

— Конечно, дорогуша. Блеск! Зрители будут валяться в проходах. Но может, для разнообразия уделите внимание и нам?

Последующая сцена была сумбурной. Во-первых, Г.М. не понравилось, что его называют «старым моряком»; а во-вторых, он заявил, что у него артистический темперамент и ему нельзя мешать, пока он репетирует свой отрывок. Он долго ворчал о неблагодарности, и его пришлось успокаивать. Когда он продолжил, в голосе его слышались нотки снисходительности и усталости.

— Послушайте, — заявил он. — Самый простой способ распутать тугой узел — попробовать развязать его самостоятельно, заново припомнив все, что случилось. Тогда вы сами поймете, что от меня мало что требовалось.

Некоторое время он молча курил. Потом поверх очков уставился сначала на Монику, потом на Томаса Хаккетта.

— Я хочу, — заявил он, — чтобы вы припомнили день 23 августа и то, что произошло в этом самом кабинете. Вы, — он показал на Монику, — и вы, — он ткнул пальцем в Хаккетта, — сидели здесь и разговаривали, а потом вошел молодой Картрайт. Правильно?

— Да, — сказала Моника.

— Да, — подтвердил продюсер.

— Все верно. Тут звонит телефон. Помните? Отлично. Кто звонил?

— Курт Гагерн, — ответил мистер Хаккетт. Лицо его потемнело. — Или Джо Коллинз. В общем, как его там зовут…

Г.М. уставился на Монику:

— Все правильно? Вы подтверждаете?

— Да, — кивнула Моника. — Я все помню, потому что мистер Хаккетт называл его Куртом. А что?

— Он сообщил вам, — продолжал Г.М., снова поворачиваясь к Хаккетту, — что во время съемок пролилась кислота. Вы ответили, что еще пару минут не появитесь на съемочной площадке. Но почему? Вспоминайте! Что еще вы сказали?

Продюсер прищурился. Он внимательно посмотрел на телефон. Потом, как будто его вдруг осенило, щелкнул в воздухе пальцами.

— Я сказал: «Только что прибыла новая сценаристка», — ответил он.

— Вот именно, — кивнул Г.М. — «Только что прибыла новая сценаристка». А теперь я хочу, чтобы вы на некоторое время задумались и оценили всю важность произнесенных вами слов. Что они означали для вашего собеседника?

Он понял их совершенно однозначно, черт побери! С середины августа было известно, что для работы над сценарием «Шпионов на море» из Голливуда приезжает знаменитая, великая сценаристка Тилли Парсонс! Никто точно не знал, когда она пожалует; вы и сами не знали. Но ее ждали. Мысли всех служащих, в том числе и Гагерна (будем называть его так), были сосредоточены исключительно на фильме «Шпионы на море». Когда Гагерн услышал от вас по телефону о приезде новой сценаристки, что он должен был подумать? Что должны были подумать все?

Г.М. помолчал.

Он посмотрел на Тилли:

— Гагерн заранее подготовился к вашему приезду. Он разыграл маленькую комедию с серной кислотой в графине и обставил все так, словно на студии орудует маньяк или диверсант. Позднее — когда вы действительно приедете — никто не удивится, если вам плеснут в лицо кислотой, чтобы…

Тилли побелела. Да и Монике сделалось нехорошо.

— …чтобы вы ослепли, — продолжал Г.М. — Он умел настолько искусно изменять голос, что надеялся избежать подозрений — в том случае, если вы не сможете его видеть. Понимаете? У него не было другого выхода. Убежать он не мог. Он был очень милосерден. Он не хотел убивать вас. Он просто хотел вас ослепить.

Как я и сказал, он заранее подготовил представление с помощью маленького трюка с графином. Он рассчитал все так, чтобы графин перевернулся за несколько дней до вашего приезда. Так что представьте, какое потрясение он испытал, позвонив продюсеру с сообщением о кислоте на съемочной площадке и узнав, что Тилли Парсонс — так он подумал — уже приехала! Теперь ему надо было действовать молниеносно, чтобы не попасться. Он испугался, но вовсе не удивился тому, что Тилли Парсонс объявилась так неожиданно. Да и чему удивляться? Всем, кто вас знает, прекрасно известно, что вы обладаете свойством появляться там, где вас не ждут.

Что же было дальше? Вы, — Г.М. показал на Томаса Хаккетта, — побежали на съемочную площадку, оставив Монику Стэнтон с Биллом Картрайтом. Так?

— Да, — кивнул мистер Хаккетт.

— Вы велели Картрайту привести ее в студийный павильон, так? Ну да. А очутившись на месте происшествия, вы просветили Гагерна относительно его заблуждения? Вы сказали: «Сынок, ты меня неверно понял. Девчонка, которая придет сюда с Картрайтом, не Тилли Парсонс, а Моника Стэнтон из Ист-Ройстеда»? Нет, не сказали; и я вам это сейчас докажу.

На сей раз Г.М. устремил убийственный взгляд на Говарда Фиска; вздрогнув, режиссер убрал руку с плеча миниатюрной блондинки.

— Помните, — продолжал Г.М., — первые слова, которые вы сказали, когда вас знакомили с Моникой Стэнтон? Я все знаю — спасибо мистеру Картрайту, который позаботился все для меня записать, но вы помните?

Мистер Фиск присвистнул. Казалось, его тоже внезапно озарило.

— Боже правый, конечно! — пробормотал он, с улыбкой взглянув на Монику. — Я тоже принял ее за Тилли Парсонс. Я сказал: «А, специалист из Голливуда! Хаккетт говорил мне о вас. Надеюсь, мы, англичане, не покажемся вам слишком медлительными». — Режиссер задумался. — Да, вы правы. Хаккетт просто сказал нам с Гагерном, что приехала новая сценаристка и сейчас придет сюда вместе с Биллом Картрайтом. Мы так расстроились из-за кислоты и всего, что произошло, что у нас не было времени обсуждать другие темы.

Сигара Г.М. потухла, но он не стал раскуривать ее снова.

— А сейчас, тупоголовые вы мои, — продолжал он, — я хочу указать вам на некий факт, который (если у вас осталась хоть капелька мозгов) выманит кота из мешка… До тех пор пока не произошло чудо, вы были уверены, что загадочный маньяк с кислотой — один из пятерых: либо Фрэнсис Флер, либо Томас Хаккетт, либо Говард Фиск, либо Билл Картрайт, либо Курт Гагерн. Вплоть до того времени, как в девушку плеснули кислотой, наш приятель Гагерн оставался единственным, кто еще не видел Монику Стэнтон. Он единственный не знал, что она — не Тилли Парсонс. Он единственный не знал, кто она такая и чем занимается. Он единственный мог совершить такую ошибку. Естественно, он держался от нее подальше до того момента, как плеснул в нее кислотой. А когда он явился разведать как и что… чтоб мне лопнуть, вот это был удар!