Картрайт перевел дух. Его борода (огненно-рыжая борода) встала дыбом.

Он протянул вперед дрожащие руки.

— Том, если бы я тебя не знал так хорошо, я бы подумал, что ты хочешь развалить собственное дело. Да, ты любишь первоклассные сценарии. А что творится сейчас? Посмотри на мисс… м-м-м… и на меня. Положи на лоб холодный компресс, а потом посмотри на нас!

Смуглое лицо мистера Хаккетта потемнело еще больше.

— Билл, я терпел долго. Хватит нести чушь и прочь с дороги!

— Нет!

— Ты ведь понимаешь, что никогда больше не получишь здесь работы?

— Не получу здесь работы, — повторил Картрайт, устремив на продюсера мрачный взгляд. — Нашел чем угрожать! Да если кто-то при мне произнесет слово «кино», я его изобью! С меня достаточно! Не получу работы? Да мне легче выпить касторки! Лучше пусть меня заставят еще раз перечитать «Желание». Только, разумеется, такой человек, который увидит в нем смысл… Я обращаюсь к вам, мисс… м-м-м. Вы согласны со мной?

Строго говоря, мисс… м-м-м… была согласна. Но сейчас ей было не до логической скрупулезности.

— Вы ко мне обращаетесь, мистер Картрайт?

— Да. Смиренно.

— Хотите знать мое искреннее мнение?

— Если позволите.

— Что ж, в таком случае, — Моника наморщила лоб, — все зависит от того, как смотреть на вещи. То есть… кто из вас продюсер с десятилетним стажем? Однако у вас такое преувеличенное самомнение, что вам кажется, будто никто, кроме вас, ничего не знает! Всякий раз, как вам что-то не по нраву, вы дуетесь и заявляете, что сжигаете все мосты и уходите. Выглядит не слишком солидно, верно?

Картрайт долго смотрел на нее тяжелым взглядом. Потом вдруг подпрыгнул и исполнил перед дверью какое-то танцевальное па.

Мистер Хаккетт обернулся и рассмеялся.

— Ну, вот и хорошо. Забудем обо всем! — ласково проговорил он, хлопая Картрайта по плечу. — Я знаю, старина, ты ничего плохого в виду не имел.

— Уверена, что не имел, мистер Хаккетт!

— Да. Билл разрывает контракт примерно раз в неделю, но после всегда приходит в себя.

— Уверена, что приходит.

— Что ж, мне пора. На съемочной площадке какие-то проблемы. Кажется, произошла какая-то путаница, и кого-то едва не убили. Такого нельзя допускать. Билл, оставляю мисс Стэнтон на твое попечение. Возможно, ей захочется все осмотреть. Покажи ей студию, а потом приведи в третий павильон.

— Мистер Хаккетт! — воскликнула Моника, внезапно встревожившись. — Погодите! Пожалуйста! Минуточку!

— Рад был познакомиться, мисс Стэнтон, — заявил мистер Хаккетт, пожимая Монике руку и чуть ли не насильно усаживая снова в кресло. — Надеюсь, наше знакомство будет долгим и приятным. Если вы что-нибудь захотите узнать, спрашивайте Билла. Уверен, вам найдется о чем поговорить. Пока, Билл! До свидания, до свидания, до свидания!

Дверь за продюсером закрылась.

Целую вечность после его ухода в кабинете царило молчание. Наконец, Уильям Картрайт откашлялся.

— Мадам, не говорите так!

— Чего не говорить?

— Того, что вы собирались сказать, — что бы то ни было, — объяснил Картрайт. — Что-то мне подсказывает, что разговор на любую тему почти неизбежно перерастет у нас с вами в полемику. Однако вот что мне хотелось бы выяснить. Вы на самом деле хотите, чтобы я показал вам студию?

— Если это не слишком вас затруднит, мистер Картрайт.

— Отлично! Тогда… позвольте еще один вопрос?

— Да, пожалуйста.

Картрайт заговорил чуть увереннее:

— Скажите, по мне ползают тараканы? А может, вы усмотрели на моем лице скрытые признаки проказы, которые обнаружатся при подробном врачебном осмотре? Я спрашиваю не из праздного любопытства. У меня мурашки бегают по коже! С тех самых пор, как я вошел сюда, вы сидите и смотрите на меня с таким видом, словно хотите… не знаю, как описать выражение вашего лица: такое сосредоточенное отвращение, мадам (уж позвольте быть с вами откровенным), повергает меня в ужас.

— Вы должны меня извинить. — Моника одернула юбку, закрывая чрезвычайно округлые колени. Ее презрение сделало бы честь самой Еве д'Обри. — Я больше не желаю обсуждать данный предмет.

— Зато я желаю! Черт побери! — вскричал Картрайт, моментально забывая о возвышенном стиле. — Ну почему, почему вы не можете мыслить здраво? Я ведь извинился! Что еще мне сделать? Имейте в виду, от своего мнения я не отказываюсь!

Монику затрясло.

— Неужели? — осведомилась она. — Как бесконечно любезно с вашей стороны! Как щедро, как великодушно!

— Да. Впрочем, я вам сочувствую. Принимаю во внимание уязвленное самолюбие…

Окаменев, Моника откинулась на спинку кресла и посмотрела на собеседника в упор. Однако она его не видела. Перед ней плавало облако неясных очертаний, облако, наполненное ненавистью. Оно вырвалось у нее из головы, как джинн из бутылки. Хотя она совершенно о том не подозревала, юбка задралась выше колен. Она не замечала мрачного, циничного самодовольства на лице Картрайта, смешанного тем не менее со злым удивлением.

— Принимаю во внимание, — повторил он, величественно поднимая руку, — ваше уязвленное самолюбие. Но… разве вы не понимаете? Должна же существовать такая вещь, как совесть художника!

— В самом деле?

— Да. Как ни прискорбно, ваш роман — полный бред. Произведение незрелого ума, всецело занятого одной темой. Таких людей, как ваши Ева д'Обри и капитан Как-его-там, не существует в природе.

Моника вскочила с места.

— А ваши убийства? — накинулась она на обидчика. — Неужели такое происходит в реальной жизни?

— Дорогая моя, не будем спорить. Подобные вещи обусловлены некоторыми научными теориями, что совершенно другое дело.

— Ваши детективы воспроизводят мерзкие, дурацкие трюки, которые не проделать и через тысячу лет! А написаны они так плохо, что меня просто тошнило!

— Дорогая моя, — ласково и устало произнес Картрайт, — к чему детские обиды?

Моника взяла себя в руки и снова стала Евой д'Обри.

— Совершенно верно. Прежде чем я скажу то, о чем потом пожалею, не будете ли вы так добры увести меня отсюда и показать студию? То есть… если вы не против.

— Так вы не объяснитесь? — заупрямился Картрайт. — Почему вы так ненавидите мои творения?

— Лучше не стоит, мистер Картрайт!

— Да ладно вам!

— Сами напросились…

— Значит, ненавидите? — Он выпятил рыжую бороду.

— Боже, боже, — прошептала Моника. — Боюсь, вы себе льстите. Не так уж много я думала о ваших творениях. Если вы спросите, нравится ли мне ваш характер, ваши манеры, ваша боро… в общем, ваша внешность… Боюсь, я вынуждена буду ответить: «Нет».

— Ну а вы мне нравитесь.

— Что, простите?

— Я говорю: а вы мне нравитесь, — проревел Картрайт.

— Как интересно, — протянула Моника.

Позже ей пришлось пожалеть о том, что она так не выносит Картрайта. Не прошло и часа, в продолжение которого вокруг киностудии «Пайнем» собирались силы зла, как девушке пришлось поблагодарить нового знакомого за то, что он спас ее после первого покушения на ее жизнь.