— Входите, Клементс, — пригласила Элинор.

Открыв внутренние двери прихожей, она откинула засов и сняла цепочку с внешних дверей, после чего с трудом растворила их — мешал коврик, о который задевали двери.

На Элинор были брюки и желтый вязаный свитер с высоким воротом. Она не оглядывалась на Ника и его ношу.

— Извините, что разбудили вас посреди ночи, но, боюсь, дело серьезное, — продолжала она, подходя к врачу сзади и стаскивая у него с плеч пальто; доктор извивался, пытаясь вынуть руки из рукавов.

— Ничего страшного, ничего страшного, — не переставая извиваться, повторял доктор Клементс. Он оказался полным коротышкой с короткой седой бородкой и усиками. — Дорогая моя! — Доктор шумно выдохнул воздух. — Позвольте!

Откуда-то, как по волшебству, появился Ларкин — по-прежнему без воротничка. Доктор Клементс наконец освободился от пальто, отдал его Ларкину и взял свой чемоданчик.

— Да, да. Отлично. Где он?

— Наверху, в своей спальне. Дорогу вы знаете.

Продолжая шумно отдуваться, доктор направился к лестнице. Пройдя мимо Ника, он на секунду остановился, бросил взгляд на Бетти, и на лице его проявилось сочувствие.

— Бедняжка! — Он погладил девушку по голове. — Вы бы лучше опустили ее, — посоветовал он Нику. — Она открыла глаза. В таком положении кровь прильет к голове.

Ник сошел со ступеньки и поставил Бетти на ноги. Элинор из темноты смотрела на них, уперев руки в бедра.

— Пустите! — прошептала Бетти, отталкивая его.

— С вами все в порядке? Стоять можете?

— Да. Я чувствую себя отлично. — Бетти передернуло; она приложила ладони к глазам. — Наверное, споткнулась. Извините.

— Вот, садитесь. Хотите бренди?

— Нет, спасибо.

— А я бы не отказалась, — с вызовом заявила Элинор.

Ник повернулся к ней. По выражению его лица Элинор поняла, что надвигается буря; она сжала кулаки и выпятила грудь, словно пытаясь защититься. Ник заметил, что она пьяна в стельку; под глазами залегли тени, которые лишь подчеркивали ослепительную белизну ее белков.

— И нечего меня ругать! — продолжала Элинор. — Мне плевать, кто вы такой, — пусть Винс Джеймс болтает что угодно. Я не намерена была оставлять его лежать там… — глаза ее увлажнились, отчасти, возможно, из-за нервного напряжения, — в луже крови, в жутком виде.

— Если можно, скажите, как вам удалось перетащить его? Я строжайше запретил…

— Ларкин ничего не знал. Он разговаривал по телефону. Мне пришлось уговаривать Роджерса и Хэмли отнести папу в его спальню. Мы шли на цыпочках; вы нас не слышали, потому что двери были закрыты. В конце концов, что мы такого сделали? Просто отнесли папу наверх, раздели его и уложили в постель. И еще умыли.

— Вы понимаете, что, если ваш отец скончается от потери крови, отчасти в том будет и ваша вина?

— Не пугайте — не запугаете! — Однако она побледнела. — Бетти, детка, поддержи меня!

— А еще… если он умрет… возможно, вы уничтожили улики, способные указать на убийцу!

Элинор отмахнулась:

— Какое мне дело? Даже думать не желаю! Ведь он не умрет. Мне казалось, вы славный малый. Потому-то вчера ночью я не выдала вас и Бетти — надеюсь, вы понимаете, о чем я. Но нет. Нет! Вы врываетесь сюда и набрасываетесь на всех подряд. Представьте, что вы видите человека, которого вы любите, и он лежит на полу, на сквозняке, а в лице у него ни кровинки! Если вы не перенесете его в постель, значит, вы… слишком хладнокровный, чтобы жить, вот и все.

Ник устало вздохнул.

— Ладно, забудьте, — сказал он. — Посмотрим, что удастся сделать в сложившейся ситуации.

— Вы серьезно?

— Да. Нет смысла продолжать идиотский спор. Так что забудьте. Что вы сделали с его одеждой?

— Какой одеждой?

— С одеждой вашего отца. С его маскарадным костюмом.

Вопросительный взгляд Элинор, очевидно, стал сигналом, удержавшим Ларкина от очередного таинственного отступления.

— Извините, сэр. Если бы я присутствовал в то время, как они…

— Не важно. Так что с одеждой? Что с его туфлями? Надеюсь, вы не вынули ничего из карманов?

— Нет, сэр, — многозначительно ответил дворецкий. — Одежда заперта в платяном шкафу, в гардеробной мистера Стэнхоупа. Мы втроем можем присягнуть в том, что с одеждой никто ничего не делал.

— Хорошо. А теперь, если не возражаете, вы обе, — Ник окинул взглядом Элинор и Бетти, — идите в гостиную и побудьте с вашей матерью. Мне нужно переговорить с врачом.

— Но вы нам все расскажете?

— Конечно. Идите!

Во время разговора Бетти не произнесла ни слова. Более сообразительная Элинор обняла сводную сестру за талию и повела в гостиную. Золотисто-каштановая и черная головки исчезли за дверью. Ларкин кашлянул.

— Если позволите, я провожу вас в комнату мистера Стэнхоупа.

— Через минуту. Пойду накину что-нибудь. Если доктор закончит осмотр до того, как я выйду, крикните мне.

— Хорошо, сэр. Что касается сведений, которые вы просили меня добыть…

— Позже.

— Очень хорошо, сэр.

Николас Вуд не переставая твердил себе: надо как можно скорее выкинуть из головы сравнение с викторианской мелодрамой; тогда все, возможно, пойдет легче. И все-таки… у него в голове возникло смутное чувство: что-то не так. Хотя догадка — еще не улика. А улики нуждаются в осмыслении.

Размышляя, Ник стал подниматься по лестнице. Дойдя до площадки второго этажа, он огляделся. Четвертая дверь от середины — с противоположной стороны — была приоткрыта. Наверное, там спальня Дуайта. Ник прошел по коридору к своей комнате. Он дошел до такой стадии усталости, когда в голове все время звучат посторонние голоса — как будто сидишь перед радиоприемником и крутишь ручку настройки.

Мебель в его спальне, декорированной в стиле наполеоновской Первой империи, была обита полосатым атласом. Окна он оставил закрытыми, считая, что в доме и так холодно. Часы, лежавшие на прикроватном столике, показывали без десяти пять.

Он надел брюки и спортивную куртку прямо поверх пижамы. Зайдя в оборудованную по-современному ванную комнату, примыкающую к его спальне, посмотрелся в зеркало. На подбородке заметна щетина, но бритье подождет до утра. Смыв со дна раковины красноватый осадок, Ник почистил зубы и ополоснул лицо холодной водой.

— Думай! — обратился он к своему отражению. — У нас есть…

— В чем дело, старина? — осведомился Винсент Джеймс, заглядывая в помещение из своей комнаты.

— Ни в чем. Я разговаривал сам с собой. Дурная привычка. Ты рассказал Элинор Стэнхоуп, что случилось?

Винс, в толстом белом крикетном свитере и фланелевых брюках, вошел в ванную и присел на край ванны.

— Да. Я разбудил ее. Решил, что так будет лучше. — Винс помялся. — Черт меня побери, если она не бросилась мне на шею и не назвала «Рыжик». Кто такой Рыжик?

Ник порылся в памяти.

— Если я верно запомнил, есть некий капитан Доусон — понятия не имею, кто он такой, — которого она однажды при мне назвала «Рыжик».

— Так вот она о ком! — Хотя тщеславие Винса было задето, в глазах мелькнуло огромное облегчение. — Что ж, желаю ему удачи. Но Элинор и так была достаточно расстроена. Не успел я закончить рассказ, как она уже накинула какую-то одежду и поехала вниз на лифте. Чертовски неловко, знаешь ли. Кстати, Ник! А вторая сестренка очень даже ничего, верно? Младшая.

— Бетти?

Винс кивнул. Ник посмотрел на красивое лицо бывшего одноклассника, отраженное в зеркале.

— Но сейчас нам не до красивых сестренок. — Винс хлопнул себя ладонями по коленям. — Займемся ими… мм… на досуге, в свободное время. — Он ухмыльнулся. — Как раненый?

— Не знаю. У него врач. Он в любое время может выйти и сообщить новости.

Осторожный стук в дверь возвестил о приходе доктора Клементса. Плотно закрыв дверь ванной прямо перед носом ошеломленного приятеля, Ник пошел открывать. Маленький толстяк доктор разрывался между крайней тревогой и необходимостью выказывать важность.