– Передадим кое-кому. Там с ним разберутся. Он кое-что рассказать должен.

Тупомордый приподнял меня за шиворот, подтащил к дверце и выкинул из автобуса.

Там приняли другие, пинками поставили на ноги, погнали к «уазику», бросили внутрь.

– Голову вниз! В окно не смотреть!

Долго петляли по городу. Остановились. Кто-то вышел из машины, послышался короткий неразборчивый диалог. Толком уловил одну фразу: «Информацией делимся - такое условие…» Поделитесь, как же, мне одному-то ее мало. Да я уже и забыл все. Замкнул на два оборота.

Вытолкнули из машины, втолкнули в стоящий впритирку большой джип, бросили на пол. Один из сидящих в нем, в гражданке, поставил мне ногу на голову, прямо на ухо.

Хлопнули дверцы - снова поехали. И снова молча кружили по городу. Где-то постояли - послышался визг ржавых воротных роликов, - куда-то въехали.

Пинок в ребра, простой такой, доходчивый - мол, поднимайся, мужик» приехали.

Осмотреться не дали - из дверцы машины в дверь задрипанного особнячка (я потом, если выберусь, найду его и взорву к чертовой бабушке со всеми обитателями), прогнали коридором, швырнули в крайнюю комнату.

Здесь трое парней (кто - за столом, кто - на столе) пили и закусывали. Обернулись, разглядывая меня.

– Этот живым не уйдет, - услышал я за спиной. - Принимайте его, ребята, развяжите ему язык.

И дальше было совсем уж неинтересно. Да и не все запомнилось.

Но парней этих умелых не забуду. Отстреляю, клянусь, если жив останусь.

Так и пробормотал в один из перерывов в «работе»:

– Ребята… если уйду от вас… всех достану… Я вас не забуду… Никого… не обижу. - Видно, не в себе был, что-то с головой, разоткровенничался.

– Я его боюсь, - с издевкой сказал тот, что постарше. - Придется его замочить.

…Устали… Покурили… Выпили… Привели какую-то бабу… Отдохнули по очереди… Снова взялись…

Битья почти не помню.

Помню: сажали на стул, заворачивали за спину руки, сцепляли наручниками - и пластиковый пакет на голову. Задыхался, падал вместе со стулом и дергался в конвульсиях на мокром от крови и мочи полу… Смотрели с любопытством - еще не наскучило, смеялись, спорили - сколько продержусь…

Помню хвастливые разговоры - кто как поохотился за девками, за барахлом. Помню дурацкие вопросы: про каких-то депутатов, про каких-то «замоченных» мною корешей, про какое-то оружие - где я его спрятал? Про какие-то деньги - куда я их дел? И вот совершенно едва помню вопросы о Прохоре: где, мол, этот «писака» скрывается с документами?…

Вопросы помогли мне немного определиться. Ясно, что за участие в обороне Белого дома меня не похвалят. Ясно и то, что расторопный Слава сдал меня ребятам Махноты. А у них есть ко мне объективные претензии. В свое время я изрядно прополол их ряды.

Но это, стало быть, не все. Если они выбивают из меня Прохора, значит, как-то просочилась информация, что я укрыл у него свои деловые бумаги и, в частности, разработки по группировке Махноты на тему: «Развитие криминальной интеграции по вертикали в переходный период российской экономики». В этом материале было только одно слабое место - в той его части, где вопрос касался вертикальных связей, засветились такие влиятельные лица, что я благоразумно не вошел со своими предложениями к руководству, а отложил их до лучших времен. В квартире Прохора. Эти бумаги - и моим коллегам, и бандюгам Махноты - что стакан холодной воды в пустыне. После недельной жажды под жестоким солнцем.

Такой вот расклад…

На ночь оставили в этой же комнате, на полу, приковав наручниками к батарее. Наутро пришли снова. Полные сил…

Пить не давали. Хватал холодные брызги, когда отливали водой.

Помню на какой-то день, третий вроде, появилось испуганное лицо молоденького парнишки (Витя, кажется), который под наблюдением отдыхающих «старших» неумело и слабо стучал мне по голове рукояткой пистолета и… выронил его.

Я подхватил пистолет. Старшой шарахнулся к двери и замер, уставившись мертвыми от ужаса глазами в дырку ствола. Витя присел и схватился руками за голову. Двое других вскочили, вдавились в стену. Ну, мразь, мой черед пришел!…

Палец уже сам собой сгибался на спусковом крючке. Ну и что? Конец? Этих завалю, двоих еще достану в лучшем случае. И все? Мне мало этого. Надо живым уйти, чтобы полной мерой отвесить, кому что от меня положено…

Я бросил пистолет под ноги Вите. Он долго не мог засунуть его в плечевую кобуру дрожащей рукой.

Старшой дал ему подзатыльник и подошел ко мне вплотную:

– А ты шутник!

Теперь били меньше. Можно сказать, почти не били. Уговаривали. Сами не зная - зачем. Чего-то ждали. Распоряжения? Анализа обстановки? Решений руководства?

Покормили какой-то дрянью. Пить не давали, пить приходилось, когда водили в туалет. Почему-то в другое здание, вроде флигелька. По дороге я приглядывался - как бы дать деру. Надо, надо уматывать. Хоть какой-то шанс.

Здания были окружены кирпичной выщербленной оградой, метра в два высотой. Пока она мне по силам. За ней, судя по деревьям, парк или сквер.

Через двор водили в наручниках. В сортире конвоир их снимал. Ну и что? Не справиться мне сейчас с ним голыми руками. Теми же наручниками по башке и влепит…

И я попросил какую-нибудь емкость для воды.

– Термос или сифон? - вежливо уточнил старшой. - Пива не хочешь? А бабу?

Но через полчаса все-таки пришел парнишка Витя и подарил мне большую пластиковую бутылку из-под колы, сказал глупо и виновато:

– Ты на нас не обижайся. У нас задание.

– У меня тоже, - сказал я. - За бутылку спасибо. Удружил. Я тебя за это не убью.

Один день я пропустил - мне нужен был конвоир поглупее, я уже наметил его.

Он пришел за мной, когда стемнело, лучше и не надо.

Мы вышли из здания, пересекли тесный дворик, чуть освещенный несколькими окнами и висящей в дальнем углу слабенькой лампочкой под жестяным конусом. Но туда-то я не побегу - не успею, и все-таки светлее там. Мишенью не хочу быть. А побегу я вон к тому битому «жигуленку», что сиротливо прижался вплотную к стене.

Я вышел из кабинки и стал заливать воду в бутылку. Конвоир терпеливо ждал. Я потуже завернул пробку и ахнул его бутылкой сначала в лоб, а потом в затылок. Он молча ткнулся мордой в писсуар. Я вынул из его кобуры пистолет, сунул за пояс. Прихватил его руку наручниками к трубе писсуара, бросил в окно урну и бросился за ней сам. Упал удачно. Вскочил, побежал к ограде: на капот, на мятую крышу машины, подтянулся, кряхтя от боли, и свалился по ту сторону забора, в темный прекрасный парк.

В забор, с той стороны, ударила бесполезная очередь.

Быстрым шагом я пересек парк и вышел на чуть освещенную улицу. Остановил такси.

– У меня нет с собой денег, - сказал я таксисту, - я расплачусь с вами дома.

Он пригляделся ко мне, зло усмехнулся:

– Как же - расплатишься! Ступай откуда пришел, - и резко тронул с места. - В свой «Белый дурдом». Погрейся на угольках.

Догнал бы я его парой пуль без сожаления, да пистолет выронил, когда переваливался через забор, а поискать его времени не было… Ну пусть еще поживет…

У меня не было иного выхода, я продолжал ловить машину. Вряд ли, конечно, возьмет меня кто-нибудь в таком виде. Другие времена, другие и люди.

Но я ошибся. Эту машину я не останавливал. Она сама притормозила, и водитель, распахнув дверцу, спросил:

– Куда вам ехать? Садитесь скорей!

Домой нельзя, наверняка меня там будут

ждать. Я назвал адрес Прохора. Все равно ведь надо его вытаскивать. Если еще не поздно.

– Оттуда? - спросил водитель, когда мы подъезжали.

– Вам лучше этого не знать.

– Я сам у «Останкино» был. Еле ушел из-под пулеметов.

Мужик попался толковый.

– Вас подождать на всякий случай? Дверца будет открыта.

– Пожалуй, не стоит. Если меня там встретят, мне уже не уйти.

– Желаю удачи. - Он протянул мне руку. - Сигареты возьмите.

– Спасибо.

Я поднялся двумя этажами выше Прохоровой квартиры и стал медленно спускаться. Ничего подозрительного. Я позвонил.