Война научила Климова лишних расспросов не задавать и в местах, где ты новичок, полностью и немедленно повторять действия более искушенных и опытных товарищей. Так они и мчались под уклон, время от времени, сбиваясь на бег. От былого Ленькиного блеска не осталось и следа.

Война приучила Климова к тактичности. Поэтому недоумевающий и обескураженный лейтенант так и не спросил у Матросова, что же его - боевого офицера, только за первый год в Афгане заработавшего своими горбом и кровью два ордена - Красной Звезды и Боевого Красного Знамени - заставило ползать по кустам, как молодого причмоневшего бойчишку, службой, чужим климатом и "дедушками Советской Армии" задрюченного.

Только вечером, после хорошего пара под эвкалиптовые веники, привезенные Климовым в подарок товарищу, а также холодной водки, Леньку разобрало, и он почти запричитал:

- К хренам собачьим эту службу здесь!! Как я тебе, брат, завидую. Если бы не мое последнее ранение - обратно в бригаду сбежал. Никакие бы врачи не остановили. Знаешь, от кого прятались? От полковника Бундина из группы Пельменникова. Эта группа самому Генеральному штабу подчиняется. "Пельмень" только генералов и полковников дрючит, а его шестерки - всех остальных. Бундин среди них - даже не по пояс деревянный. Дурак дураком. Попался ему на глаза - считай, или строевой подготовкой будешь заниматься, раз сто мимо него пройдешь, или - сразу на губу. Он меня посадить давно грозится. А что? Подчиненных у них нет, дел - тоже никаких. Вот они, как ищейки, и бегают. Да и без этого все эти прикомандированные мне - поперек глотки. То мои бойцы им бассейн неправильно вычистили, то комнаты не так убрали, то дорожки возле их модуля плохо подмели. За-дол-ба-ли! Знаешь, что "Пельмень" придумал? Коров приказал привезти. Так их самолетом из Союза прямо сюда. Оказывается, он молочко парное любит, барин хренов. Но афганские коровы его не устраивают. А моим бойцам вместо службы - сено на зиму готовить! А!? Как тебе?

- Не может быть! - только и сказал обалдевший Климов, уже и забывший, как выглядит магазинное, даже не парное, молоко.

- Может, - ответил расстроенный Ленька, которого комбриг представлял на Героя Союза, но тот, в итоге, получил только "Знамя". Московские штабные стратеги сочли, что второго героя по фамилии Матросов в истории советских Вооруженных Сил быть не должно. - Еще как может! Посмотри с тыльной стороны штаба - там коровки на пригорке пасутся. Кому война, а кому - мать родна. Пельмень со своими козлами уже всех достал. А что сделаешь? Чуть что - сразу стучат в Москву. Тут такие мужики с должностей слетали - не чета мне. В две секунды. Да кроме этих уродов у нас и своих "боевиков" хватает. Бляха-муха, мне бы только до замены досидеть. Не спалиться бы на какой-нибудь хрени. Чем выше управление - тем больше идиотов на квадратный метр. Короче, лежит на пригорке лейтенант из ТуркВО: не спит, не убит - задолбали его...

Климов никогда не видел настолько расстроенным и обескураженным своего отважного друга, которого знал еще с училища.

Все это так поразило лейтенанта, что он захотел как можно быстрее разделаться с делами в штабе армии и оказаться в бригаде, где все привычно и знакомо.

Теперь же, он стоял на дороге и думал о коровах и том молоке, которое, зажмурившись, потягивали каждый день прихлебаи Пельменникова, стараясь во всем походить на своего самодура шефа.

А еще лейтенанту было просто обидно. В принципе, даже не выговор, крик или язвительность надраенного до блеска полковника потрясли Климова, а то, что он остался стоять здесь, на дороге, которую уже основательно размыла подступающая тьма, что его, советского лейтенанта, бросил такой же офицер, бросил свой.

"Да какой свой, - вдруг озлобился Сергей, - крысак он тыловой. Точно, в комендатуру меня хотел отвезти, да позднего времени побоялся. Боевик хренов!".

Для Климова и его товарищей подобное определение пристегивалось прочно, как крепкий ремень к автомату Калашникова, к тем кабульским штабным офицерам, для которых вся служба была сосредоточена исключительно в штабе армии, или, как привычно говорили советские - на горке.

Именно там штабные чувствовали себя как рыба в воде: отутюженные, холеные, четко щелкая каблуками, и подчеркнуто отдавая воинскую честь. Причем, чем старше по званию был начальник, тем небрежнее он все это исполнял.

Иногда Климову казалось, что у штабных исключительно своя война: тайная и невидимая - за ордена, звания и расположение начальства. И все свои силы они бросали именно на эти бои - подковерные. Но все время холуйствовать было делом утомительным. Поэтому штабные оттягивались на младших офицерах лейтенантах, старлеях, капитанах, - особенно из периферийных гарнизонов, которых заносили в Кабул неотложные дела. Штабные обязательно старались их за что-либо выдрать. Как правило, за неловкое отдание все той же воинской чести, выбеленную солнцем форму или же за панамы.

Штабным, привычно сидящим весь день в кабинетах с кондиционерами, было невдомек, что форма имеет свойство выгорать, особенно под палящим афганским солнцем, тем более, когда в казарму или палатку забегаешь только во время обеденного перерыва.

Когда лейтенант впервые попал в Кабул и увидел подобного рода штабных, снующих по прохладным высоким коридорам, с вечно озабоченными лицами, у него сложилось впечатление, что именно здесь находятся истинные труженики войны, ежедневно и ежечасно кующие победу советских войск в Афганистане. А он Климов - бездельник, который не только путается под ногами постоянно занятых людей, но и все время отвлекает их от чрезвычайно важных дел.

Только потом, в другие приезды, лейтенант понял, какие это были "государственные дела". Кто-то разгадывал кроссворды. Кто-то почитывал книги, помещенные в верхних шкафчиках столов, которые тут же захлопывались, если входил старший по званию. Некоторые, в основном политработники, тщательно изучали свежие газеты и журналы, только-только доставленные самолетом из Ташкента. Другие перемывали кости сослуживцам и обсуждали физические достоинства неизвестных Климову официанток и продавщиц.

Проявляли "боевики" кипучую деятельность лишь в те минуты, когда невдалеке возникали высокие начальники. Тогда отутюженные и холеные "боевики" метались из кабинета в кабинет, задрав хвосты так, что от их натруженных спин шел пар. На фоне такой кипучей деятельности редкие штабные офицеры, спокойно и честно выполняющие свою работу, выглядели почти бездельниками.

Парадокс заключался в том, что стоило начальничкам исчезнуть, как "боевики" тут же успокаивались, вновь углубляясь в неразгаданные кроссворды, недочитанные книги и недорассказанные сплетни о местных бабах, а трудяги-офицеры почему-то продолжали методично корпеть над своими столами, как и раньше.

Время от времени в бригаду Климова приезжали проверяющие из Кабула. И лейтенант видел, что те же штабные работяги, невзирая на ужасающий зной или же пыльные бури, постоянно носились по соединению, стараясь не только понять все проблемы подведомственных им служб, но и помочь по мере своих возможностей. А сытые "боевики" и носа не казали из гостиницы, предпочитая проверять исключительно исправность кондиционеров, то и дело меняя режим их работы.

На боевые операции "боевики" тоже не стремились и отправлялись туда лишь в тех случаях, когда надо было "выписать" себе орден или медальку. Мол, принимал участие в боевых действиях по ликвидации бандформирования. При этом почему-то в наградном листе забывали указать, что дальше командного пункта, который, как правило, находится на безопасном удалении от места боев, "боевик" и не был-то нигде.

Впрочем, положа руку на сердце, Климов должен был признать, что это было и к лучшему. Чем ближе оказывался "боевик" к настоящим, а не нарисованным на карте, боям, тем больше становилось в управлении бригады неразберихи, суеты, путаницы, а, следовательно, и потерь.