— Приблизительно около половины двенадцатого сегодня утром.

— А сейчас — четыре! — прошипел Лейверс. — Какого черта вы торчите у меня в офисе, Уилер, когда должны заниматься допросом подозреваемых?

— Нужно было дождаться заключения экспертов, что там действительно имело место убийство, — устало пояснил я. — После того как сержант Полник приехал в дом Крэмера, я оставил его наблюдать за всей компанией. Мне и самому не хотелось бы откладывать расследование, шериф, но Макдональд дал свое официальное заключение только двадцать минут назад.

— Отлично, — проворчал шериф, — тогда вы уже провели в моем офисе лишних двадцать минут!

Раздался короткий стук в дверь, и следом на пороге появилась его секретарша шерифа. Как всегда, Аннабел Джексон представляла собой желанное зрелище для любого мужчины — настоящая знойная красотка, к тому же очень острая на язычок.

Она метнула на меня взгляд, который мог бы пробить каменную стену, затем перенесла внимание на шефа.

— Там пришел некий мистер Филип Ирвинг, — деловито сказала Аннабел. — Говорит, что должен срочно вас видеть.

— Скажите ему, что я занят, — раздраженно бросил ей шериф. — Скажите, что у меня в голове только это новое убийство.

— Но он говорит, что именно поэтому к вам и пришел, — невозмутимо продолжила Аннабел. — Мистер Ирвинг просил сказать вам, что он — адвокат мистера Крэмера, и у него есть очень важная информация.

Лейверс с укором посмотрел на меня, словно считая меня ответственным за всю эту историю, и покорно пожал плечами:

— Хорошо, проводите его сюда.

Через несколько секунд в кабинете появился человек среднего роста и хрупкого телосложения, безупречный мужчина, одетый в безукоризненный костюм от Брукс Бразерс с соответствующими аксессуарами. Его темно-каштановые волосы были красиво и искусно причесаны, а глаза смотрели на нас из-за квадратных очков в половинчатой оправе из светлого черепахового панциря.

— Шериф Лейверс… — Он протянул руку с наманикюренными ногтями. — Меня зовут Филип Ирвинг, я адвокат мистера Крэмера.

Шериф кивнул, коротко пожал его руку, представил ему меня как лейтенанта, который будет вести это дело, затем предложил посетителю присесть. Адвокат уселся, аккуратно скрестив ноги, поставил локти на ручки кресла и сложил пальцы изящной пирамидкой.

— Трудно выразить, как я был потрясен, узнав об ужасной трагедии, произошедшей сегодня утром, — сообщил он сухим, бесцветным голосом. — Так случилось, что я уехал от Крэмера всего за час до аварии.

— Это больше, чем трагедия, мистер Ирвинг, — мрачно заметил Лейверс. — Там имело место убийство. Кто-то подложил бомбу в этот самолет.

Ирвинг вовсе не выглядел удивленным сообщением шерифа.

— Как я и подозревал. — Он побарабанил кончиками пальцев. — Хорошо, что я сразу пришел к вам, шериф.

Видите ли, Митч Крэмер — сожалею, что мне это приходится говорить о моем клиенте, — весьма неуравновешенный, склонный к неоправданному риску человек. На мой взгляд, последнее время он словно искал смерти.

— Когда я встретился с ним сегодня, он не был похож на человека, уставшего от жизни, — поспешно возразил я.

Поглядев на меня долгим, задумчивым взглядом, Ирвинг поджал губы и опустил веки, очевидно размышляя. Я отсчитал в уме семь секунд, прежде чем он снова заговорил.

— Должен сообщить вам всю его историю, — торжественно заявил он, словно я мог помешать жюри присяжных прийти к единому решению. — Возможно, лейтенант, это займет какое-то время, но думаю, вы понимаете важность такого отступления.

— Времени у нас предостаточно, — успокоил я его, старательно избегая разъяренного взгляда шерифа.

— Крэмер родился и до молодых лет прожил в маленьком городке Каньон-Блафс

— приблизительно в ста милях отсюда.

— Полагаю, вы собираетесь поделиться с нами подробностями о подругах его детства? — усмехнулся Лейверс.

— В 1942 году, в возрасте девятнадцати лет, поступил в военную авиацию, — продолжал Ирвинг, хладнокровно проигнорировав замечание шерифа. — В 1945 году стал уже героем — ассом, кажется, так их называют? — военным летчиком, сбившим девятнадцать вражеских самолетов. Когда Крэмер вернулся домой, его встретили типичным для маленького городка всеобщим ликованием и преклонением. А одна из наших горожанок, преисполненная восхищения, даже решила, что такой герой достоин более практичной и ощутимой награды от благодарной страны.

Это была невероятно богатая, эксцентричная, пожилая старая дева, жившая почти затворницей. Она основала для молодого Крэмера фонд, который давал бы ему гарантированный доход приблизительно в четыре тысячи долларов в год. А неделей позже, как бы на счастье, добавила к этому еще половину акций, купленных ею — в момент слабости, как она призналась, — у одной компании, только что начавшей свою деятельность на окраине какого-то близлежащего города. Как эта дама говорила моему отцу, который в то время вел ее денежные дела, настоящей причиной покупки тех акций было ее удивление забавным и модным названием новой фирмы. — Ирвинг на мгновение прикрыл глаза. — Долгое время эта история казалась мне просто пугающей. Модное, по ее мнению, название звучало так: «Эллайд и дженерал электронике инкорпорейшн»! Можете себе представить?! Нужно ли теперь рассказывать вам, джентльмены, что в настоящее время доход Крэмера составляет что-то около семидесяти тысяч долларов в год, а его общее состояние оценивается, очевидно, в миллион! Дело % том, что я давно не проверял цифры.

— Следовательно, сейчас он очень состоятельный человек, — заключил я. — И вы хотите сказать, что это может быть мотивом для попытки его убить?

— Вот именно, лейтенант, — ответил он, значительно кивнув. — Когда началась война в Корее, Крэмер вернулся в авиацию и снова покрыл себя славой. После ее окончания он осел в Пайн-Сити, женился на очаровательной девушке, и я действительно подумал, что хоть и с опозданием, но он остепенился. Это было моим печальным заблуждением, джентльмены! Он не кто иной, как взрослый Питер Пэн, тоскующий по своей былой славе, мечтающий о воскрешении своих героических подвигов, о которых мир давно забыл. У него начисто отсутствует уважение к деньгам! — В голосе Ирвинга прозвучал неподдельный ужас. — Крэмер не желает понимать своей ответственности перед обществом. Вместо этого он окружил себя кучкой старых друзей-, таких же беспутных, как он сам, и, кажется, решил или допиться до смерти, или погибнуть в какой-нибудь внезапной фатальной аварии!

— Что ж, рассказ очень интересный, — с трудом сохраняя вежливый тон, заметил я. — Но он нисколько не объясняет ваш намек на то, что Крэмер стремился к смерти. Нам хотелось бы знать имя человека, который пытался ему ее устроить.

— Думаю, вы сами это выясните, лейтенант, когда изучите как следует всю эту кучку прихлебателей, которой он себя окружил! — сухо проговорил адвокат.

— Вы имеете в виду, что один из них наследует состояние Крэмера после его смерти? — спросил Лейверс.

— Что за странное предположение! — Ирвинг едва удержался, чтобы не фыркнуть от негодования. — Естественно, в случае гибели Крэмера все его состояние переходит к его жене.

— Тогда у нее гораздо больше причин желать его смерти, чем у его приятелей, — рассудительно констатировал я.

— Салли Крэмер — одна из достойнейших женщин, с которыми мне выпало счастье общаться, — заявил он. — Она предана мужу. А еще я уверен, что его так называемые друзья чрезвычайно обязаны ему: все они облепили Крэмера и в течение многих лет занимали у него деньги! Кроме того, лейтенант, здесь, безусловно, могут найтись и другие побудительные мотивы для убийства. Как насчет ревности? Его прелестной жены? Ни один из окружающих моего клиента людей не является зрелым человеком в эмоциональном отношении, во всяком случае, не больше, чем он сам в этом смысле. Для тех, кому свойственно жестокое пренебрежение к святости человеческой жизни, кто проводит свои дни в хвастливых рассказах о том, сколько самолетов они сбили и сколько людей убили, любой намек на презрение или просто пьяная зависть — вполне достаточная причина для убийства!