На экране счастливый конец надвигался как неизбежность. Тапер нажимал на педали, выколачивая из пианино ликующие звуки. Движок астматически задыхался, брызгал отражением целлулоида на белую простыню.

Наступая в темноте на ноги, Андрей пошел из зала. В конце его, прочесноченные, в потных рубашках, два волшебника яростно вращали ручку мотора, давая силу и свет летучему чуду дрожащих картинок.

Еще не было пяти часов, когда Андрей уже стоял на Чебоксарской. Издали он увидел большую толпу, повозки пожарных, водяные помпы и клубы дыма, вырывавшиеся из чердачных окон пятиэтажного кирпичного здания.

Расталкивая людей, Андрей стал пробираться к тротуару. Взявшись за руки, солдаты сдерживали напор шумной толпы.

— Что случилось? — бросил Андрей, пытаясь взглянуть поверх голов.

— Пожар. Не видишь? — ответили ему.

— Пропустите! Пропустите! — Андрей с силой пробился между людьми. Его морозило от волнения. Солдат отталкивает его в сторону.

— Куда прешь?! Осади-и!

— Я из полиции, — говорит Андрей. — Пропустите немедленно! Живо!

Солдат поднимает руку, и Андрей ныряет под его локтем. Он видит распахнутые двери подъезда, лужи воды и цементный пол, заляпанный следами ног. Не раздумывая, бросается туда, бежит вверх, прыгая через несколько ступенек. Сердце, кажется, где-то возле горла… Один марш, второй… Четвертый этаж… На лестничной площадке стоят пожарники. Лица их в копоти, куртки топорщатся из-под ремней:

— Куда?! — кричит один. — Нельзя-я!

— Полиция! — отвечает Андрей и бежит еще выше. Вот и пятый этаж. Дощатая дверь взломана. Из нее курится дым и пахнет мокрой сажей. Пожарник ходит с ведром и заплескивает водой последние угли. В комнате валяются обгорелые тряпки. Черепичная крыша взломана, и отсвет белесого неба падает на покореженный топорами пол, черные стены, обуглившиеся ребра стропил.

Пожарник опускает ведро и вытирает с лица пот. Он смотрит на Андрея красными, как у кролика, выеденными дымом глазами.

— Вам чего, господин?

— Полиция, — выдыхает Андрей.

— Вон… Лежит, — кивает пожарник. — Обгорел весь… Андрей подходит к чему-то продолговатому, накрытому брезентом. Пожарник поднимает один конец, и Андрей видит синее, вздутое лицо Забулдыги. На шее туго стянута петля веревки.

— Не понимаю, — растерянно говорит Андрей. — Что случилось?

— Повесился он, — хмуро произносит пожарник. — Зажженную лампу оставил. Когда мы дверь взломали, он уже того… Не дышал. Огонь на крышу выбивался. Еще немного, и всему дому конец. Вовремя жильцы нас оповестили.

Андрей оглядывается. Вокруг вода, растоптанные комья сажи и головешки.

— Ничего тут не было?.. Вроде каких-нибудь документов? — спрашивает Андрей.

— Да что вы, господин, — пожарник носком сапога выворачивает скомканное железо из кучи пепла. — Кастрюля железная оплавилась. Тут такое пламя бушевало, не приведи господи.

— Когда же он повесился? — сквозь зубы шепчет Андрей.

— Это уж вам, полиции, лучше знать, — говорит пожарник.

— Не трогайте здесь ничего! — приказывает Андрей.

Он выходит из комнаты и спускается по лестнице. Глаза еще ест дым, в горле першит. Он умывается во дворе холодной водой из колонки, вытирает платком лицо и руки. Перед его взглядом стоят прогоревшие стены, жесткий мокрый брезент и глаза Забулдыги с немым воплем ужаса в расширенных зрачках.

«Почему повесился? Потерял над собой контроль, и страх толкнул на смерть? Разве Забулдыга из людей трусливых? Нет, Не похоже. Совесть заела? Чепуха. Но он повесился! Где Забулдыга держал альбом? Сгорел он или лежит в тайном, никому не известном месте? А если об этом тайнике знает Людмила, кто-то другой? Контрразведка! Допустим, что вчера ночью был не один филер. Выследили Забулдыгу… Но он сам повесился, я видел тело собственными глазами!..»

Андрей медленно бредет по городу.

На площади лихой унтер муштрует колонну гимназистов — учит их штыковому бою. Прижав к боку длинную австрийскую винтовку, он с ходу вонзает в мешок с опилками плоский ножевой штык, вскидывает ее вверх, яростным движением выворачивая внутренности воображаемого врага. Барышни под полосатыми зонтиками стоят в отдалении, наблюдая за распаренными мальчишками в картузах с жестяными кокардами.

«Еще нет назначенных Забулдыгой пяти часов», — вдруг подумал Андрей и бросился по улице. Он свернул к проспекту, заспешил по тротуару, раздвигая руками толпящихся людей у входа в магазин, извиняясь перед женщинами, боясь услышать гулкие удары башенных часов на здании дворянского собрания.

— Извозчик! — закричал он, останавливая кабриолет. Вскочил на подножку и упал в мягкие кожаные подушки сидения. — Гостиница «Палас»! Быстрее!

Извозчик испуганно оглянулся и зачмокал губами, взмахнул вожжами, подгоняя лошадь.

У гостиницы Андрей, не рассчитавшись, бросился к парадному подъезду. Минуя неподвижного часового, он кинулся к столу дежурного офицера, заикаясь от волнения, стал что-то взахлеб говорить неразборчивое, суя тому под нос фотографию Забулдыги с тюремной печатью в углу.

— Срочно… Господина Фиолетова!.. По его поручению… Немедленно! Дело касается важного преступника… Срочно!

Дежурный офицер закричал стоящим у перил:

— Господин прапорщик? Отведите в кабинет Фиолетова.

Молоденький офицерик махнул рукой Андрею, с важным видом зашагал по мраморным ступеням, придерживая за ножны клинок.

Андрей, не ожидая, когда прапорщик постучит, распахнул дверь кабинета и, увидев удивленное лицо Фиолетова, остановился перед столом, задыхаясь от волнения.

— Господин Фиолетов, — почти прохрипел он, — объявился Забулдыга… В пять часов свидание… Он назначил… Не имел возможности сообщить раньше…

— Где?! — Фиолетов резко поднялся, загремев стулом.

— Чебоксарская улица, дом восемь, — Андрей тяжело дышал, рукавом пиджака смахивая со лба пот. — На чердаке, господин Фиолетов… Постучать три раза…

Фиолетов быстрым движением застегнул крючки ворота кителя, расправил под поясом складки и шагнул к дверям. Обернувшись, он властно проговорил:

— Господин прапорщик, прошу остаться в кабинете вместе с этим человеком!

— Господин Фиолетов! — спохватился Андрей. — Я же на извозчике! Ей-богу, еще не заплатил. Я быстро, моментом!

— Сидеть! — рявкнул поручик и хлопнул дверью.

Стоя у окна, Андрей увидел, как заметались солдаты по двору гостиницы, коноводы побежали к лошадям, из гаража выехала легковая машина. Караульные распахнули ворота, и кавалькада всадников вынеслась на мостовую улицы.

— Прошу, — холодно сказал прапорщик и указал кивком головы на стул. Сам сел на место Фиолетова, положил рядом фуражку и углубился в чтение лежащих на столе документов.

— Извозчик проклянет меня, — пробормотал Андрей. — Что мне — жалко полтинника? Да ни боже ж мой!

Офицерик не ответил, равнодушно застучал кончиками пальцев по столу.

Время тянулось медленно, в кабинете пахло свежей масляной краской, от этого запаха болела голова.

— Вы не чувствуете? — спросил прапорщик и притронулся к вискам. — Однако мне с вами сидеть недосуг… Почему поручик не возвращается?

Он заерзал на стуле, удобно расставив локти, подпирая голову руками. В коридоре звенели шпоры, хлопали двери.

Наконец послышались звуки мотора, машина въехала во двор и остановилась с выключенным двигателем. Прапорщик даже не повернулся, думая о чем-то своем. Прошло еще немало времени, и раздался дробный цокот копыт. Офицер поднялся и подошел к окну. За его спиной встал Андрей.

Они увидели, как в распахнутые ворота лошадь неспешно втащила телегу, в которой лежало что-то длинное, укрытое брезентом. Рядом ехали всадники. Среди них выделялся поручик, он возглавлял этот медленный кортеж.

— Кажется, кого-то убили, — проговорил прапорщик. — Не дай бог нашего…

— Не приведи бог, — эхом повторил Андрей за спиной офицера.

«Вот он, конец короля уголовного мира, — подумал Андрей. — Его последний путь известен… После осмотра труп бросят в яму на черном дворе гостиницы, и солдаты присыплют его слоем земли, сверху полив раствором карболки. Обезображенное смертью, обгорелое тело уносило с собой тайну пропавшего альбома, может быть, своей нелепой гибелью спасая сотни других жизней… Воры найдут нового главаря, поплачут и перестанут горевать торговки краденым, вспоминая потаенные встречи и хмельные ночи с холодным ножом под подушкой. На краях ямы вырастет чертополох. И от всего прожитого останется только номер регистрации трупа в архивах бывшей контрразведки…»