Павел Дмитриевич Литвинов
Электрификация
Мы жили в маленьком уездном городе. Мой отец-инженер. Он вечно занят, постоянно куда-то торопится. Матери у меня нет. Она умерла, когда мне было три года.
Я остался на попечении тетки, сестры моего отца. Она вела в нашем доме хозяйство.
Характер у нее был скверный.
Пойду ли я играть на двор с товарищами-уже раздается ее ворчливый голос:
— Ян! Надень калоши.
Возвращаюсь домой — опять:
— Ян! Вытри ноги!
Так целый день. А вечером ложишься спать под ее недовольный скрипучий голос:
— И что за отчаянный мальчишка! Никакой на него управы нет. Опять разодрал на куртке локоть.
Засыпаешь и думаешь: «Какое ей дело до моего локтя? Материал отец покупал. Портной шил. Чего она лезет?»
У тетки была собака Тобик. Дрянная собачонка была точной копией моей тетки.
Случалось, но очень редко, тетка была в веселом настроении. Тогда и Тобик ко всем ласкался.
Если же тетка была зла — Тобик сидел у нее под креслом и сердито ворчал не только на чужих, а даже на своих домашних.
Однажды кто-то из гостей спросил отца:
— На кого Анна Францевна сердится?
— Не знаю,- сказал он,- ее настроение, наверное, зависит от погоды. Если день ясный — она веселая. Если пасмурный -она сердита.
Шутил ли отец или говорил правду, я не знаю. Только с этих пор я каждый день бегал в его кабинет и смотрел на барометр.
Барометр предсказывал погоду за день вперед.
Он висел на стене около письменного стола.
Если стрелка показывала на надпись «ясно», то можно было думать, что завтра тетка будет в хорошем настроении, если пасмурно, то в скверном. Тогда она не пустит меня гулять.
Но скоро я заметил, что барометр врет.
Настроение тетки в ясный день бывало очень пасмурным.
«Наверное, барометр не в исправности, — подумал я.-Надо исправить!»
Взял кусочек воска и приклеил стрелку барометра около надписи «ясно».
«Теперь тетка должна быть вечно весела,- думал я,- пока стрелку не выпущу!»
Так прошло несколько дней. К моему великому удивлению, барометр, не подействовал и тетка была злее прежнего.
Я пробовал поставить стрелку на «пасмурно». Тетка по прежнему была зла.
Теперь я знал, что барометр не в силах исправить мою тетку.
Этого для меня было достаточно. Я решил выдумать другой способ.
Думал очень долго. Проходили недели и месяцы, но ничего выдумать не мог.
Каждое утро я уходил в школу. Занятия в наших младших классах были до часу дня. -
К двум часам я приходил домой. В это же время со службы возвращался отец.
В три часа мы всегда обедали.
Сегодня занятия кончились раньше: не пришел учитель арифметики.
Домой я боялся идти. Тетка подумает, что я шел с последнего урока, и мне попадет.
«По городу прогуляться, что ли?» думал я, натягивая на себя пальто.
Но на крыльце барабанил дождик. Осень была скверная, дождливая.
— Эй, Ян! — крикнул мне мой товарищ по скамье. — Ты куда собрался? Домой, что ли?
— Пойдем погуляем, — позвал я его.
— Брось, какое тут гулянье!- сказал он.- Дождик шпарит как из ведра. Пойдем в физический кабинет. Там сегодня опыты показывают.
Приглашение было заманчивое.
Я очень любил опыты.
— Пойдем,-согласился я.-Только нас не пустят.
— Пустят. Вот увидишь, — заявил он уверенно.
Я живо снял пальто и повесил на вешалку.
Он повел меня по длинным и темным коридорам школы.
Скоро мы пришли к двери, завешенной черной клеенкой.
Около двери толпились взрослые ученики. Они громко разговаривали про какую-то индукцию. Некоторые курили папироски.
«Экие счастливцы!-подумал я.-Ничего-то они не боятся!»
— Тебе что, Илька? — спросил один из них моего приятеля.-Урока нет, что ли?
— Да. Мы пришли посмотреть опыты. Можно?- И Илька указал на меня.
— Тебя-то я пущу, а вот его — уж не знаю как. Надо спросить других.
Товарищи!-крикнул он.- Мой братишка и его приятель просятся опыты смотреть. Как, пустим их?
— Кто такие?- спросил кто — то. — Брат?
Ладно. Другого я не знаю.
— Да черт с ними! Пустим обоих. Пусть только не шумят! — крикнул кто-то.
В это время в коридоре показался приземистый учитель физики.
Он преподавал в старших классах, и я его не знал
Ученики перед ним расступились, и разговоры стихли.
Учитель достал из кармана связку ключей и отпер дверь физического кабинета.
В нем было темно. Окна были завешены черной клеенкой. Кто-то чиркнул спичку и зажег большую керосиновую лампу на высокой подставке.
Все бросились занимать места.
Мы с Илькой поместились за спиной его брата.
Я с любопытством оглядывал физический кабинет.
По стенам его стоили шкафы со стеклянными дверцами.
Внутри их, на полках, тускло поблескивали какие-то машины, колеса, блоки и банки.
Парты, на которых мы сидели, были расположены на покатом полу, как в театре.
Это было сделано для того, чтобы всем был виден стол, где показывают опыты.
Стол был длинный, во всю ширину кабинета, и покрыт черной клеенкой.
Учитель прохаживался вдоль стола, потирая руки, и ждал, когда все рассядутся.
— На прошлом уроке,- начал он, — я вам говорил, что электрическая энергии — самая универсальная сила в руках человека. Она легко превращается в свет, тепло и механическую работу. Она освещает города, двигает трамваи, передает на расстоянии наши мысли и голос, посредством телеграфа и телефона. Благодаря электромагнитным волнам, которые открыл Герц, мы теперь можем на тысячи километров получать телеграммы прямо из пространства, без проводов.
Сидя у себя дома, мы можем слушать музыку из городов Европы и Америки.
Нет ни одной области, где бы электричество не нашло себе применения. Повторяю, что это — самая универсальная энергия в руках человека.
Единственный ее недостаток в том, что она довольно дорогая.
В некоторых случаях она обходится дороже паровых и бензиновых двигателей.
Но там, где дороговизна не играет большой роли, там электричество незаменимо.
— Сегодня я вам покажу ряд опытов превращения электричества в другие виды энергии.
Учитель замолчал и прошелся два раза вдоль стола.
— Но прежде, чем начать опыт, я напомню вам вкратце то, о чем подробно говорил на прошлых уроках…
Он взял мелок и очень проворно принялся писать на доске какие-то буквы, цифры и закорючки.
При этом он беспрерывно говорил и после каждой фразы многозначительно вставлял слово «следовательно»…
Скоро вся доска заполнилась бесчисленным множеством закорючек и чертежей.
У меня от них рябило в глазах, а учитель начал писать на следующей доске.
Вскоре и вторая доска переполнилась буквами, лезшими друг через друга, словно они играли в чехарду. «Наконец-то кончилось, — подумал я и вздохнул с облегчением. — Теперь опыты…»
Но учитель как ни в чем не бывало взял тряпку и стер все, что было написано на первой доске.
Я так и похолодел.
А он продолжал писать и объяснять скороговоркой что-то совершенно непостижимое.
«Неужели они что-нибудь понимают?» думал я, оглядываясь но сторонам.
В глазах у меня стало все двоиться: и стол, и учитель, и лампа. Челюсти то и дело сводила отчаянная зевота. Голова потяжелела, и я незаметно погрузился и глубокий сон. Не знаю, сколько раз учитель вытирал доску.