Барбара Хардинг внимательно смотрела в лицо Терье, пока он говорил. Воспоминание о его всегдашней предупредительности и о почтительном обращении с ней во время мучительных недель ее плена содействовало тому, чтобы изгладить инстинктивное недоверие, которое она чувствовала к этому человеку в первые дни знакомства. Терье один сошел в каюту к вооруженному и взбешенному Байрну, – и это окружало его облик ореолом романтизма, что неминуемо должно было очаровать американку типа Барбары Хардинг.

Она не забыла огонек, который зажегся в его глазах, когда она оказалась запертой с ним в каюте. Ни одна девушка не могла ошибиться насчет этого выражения, и то обстоятельство, что он сумел тогда подавить в себе страсть, ясно говорило ей о благородстве его натуры.

Поэтому она радостно отдала себя под защиту Анри Терье, графа де–Каденэ, второго штурмана «Полумесяца».

– О, мистер Терье, – воскликнула она, – если вам это удастся устроить, как я облегченно вздохну! Я буду почти счастлива. Как смогу я отблагодарить вас за все, что вы для меня сделали? Снова увидела она, как в глазах Терье вспыхнул огонек – огонь любви, который ему все труднее становилось подавить.

Барбара сочла, конечно, что это самая возвышенная любовь, но выражения любви и сладострастия так похожи, что нужна большая опытность, чтобы их различить, а Барбара опытна не была…

– Мисс Хардинг, – сказал Терье, и по голосу его было видно, что он с трудом сдерживал свое волнение, – не спрашивайте меня теперь, как вы можете отблагода рить меня; я…

Но тут он запнулся и остановился. С явным усилием воли он овладел собою и лродолжал:

– Я достаточно вознагражден тем, что могу служить вам и завоевать ваше уважение. Я знаю, что вы сомнева лись во мне, что вы подозревали меня из–за моего участия в несчастном деле с «Лотосом». Когда вы мне скажете, что вы больше во мне не сомневаетесь, что вы готовы смотреть на меня, как на друга, я буду с лихвой вознагражден за все, что мне удастся сделать для вашей безопасности.

– Тогда я могу теперь же частично отблагодарить вас, – сказала девушка, улыбаясь. – Вы обладаете моей дружбой и вместе с тем, конечно, и моим полным доверием – это я вам говорю от чистого сердца. Правда, вначале я в вас сомневалась; но ведь я сомневалась в каждом, кто имел отношение к «Полумесяцу». И как могло быть иначе? Но теперь, мне кажется, я в состоянии отличить друзей от врагов. К числу друзей я могу здесь причислить только вас, только вас одного считаю я здесь своим другом!

Терье стало как–то неловко, и он робко посмотрел на протянутую ему руку. В словах и жесте девушки было столько искреннего доверия и сердечной теплоты, что в его душе зазвучали какие–то струны, не звучавшие уже много лет.

Внезапно Терье выпрямился во весь рост. Он высоко поднял голову и сжал своей загорелой рукой изящную ручку девушки.

– Мисс Хардинг! – сказал он. – У меня была тяже лая, горькая жизнь. Я не всегда мог гордиться тем, что я делал, но все же были времена, когда я вспоминал, что я внук одного из величайших маршалов Наполеона и что я ношу имя, которое пользовалось почетом у великой французской нации. Ваши слова как раз пробудили во мне это чувство. Я надеюсь, мисс Хардинг, что вам никогда не придется пожалеть о том, что вы их произнесли.

Терье говорил в эту минуту совершенно искренне; он говорил то, что думал.

Девушка некоторое время не отнимала от него руки и, посмотрев ему в глаза, она прочла в них прямоту, честность и чистоту, которые показывали, что Терье мог бы быть совсем иным человеком, если бы его жизнь потекла по другому руслу. В эту минуту, неожиданно для нее самой, в уме Барбары возник вопрос, заставивший ее слегка покраснеть и быстро отдернуть свою руку.

Мимо них, тяжело ступая, прошел Билли Байрн и с глубоким презрением посмотрел на обоих.

То обстоятельство, что он спас жизнь Терье, нисколько не увеличило его расположения к штурману. Он все еще не мог понять, чего ради совершил он тогда этот дурацкий поступок; и двое матросов почувствовали на себе тяжесть его кулака, когда они вздумали было восхвалять его геройство. Билли был уверен, что они над ним издеваются.

О мужском достоинстве он неизменно судил с точки зрения кодекса чести Лэк–стрит, и по его мнению, если он совершил геройский поступок, то это было, когда он пнул лежачего Терье ногой в лицо.

Его выводило из себя, что девушка, перед которой он так блистательно продемонстрировал свое превосходство над штурманом, продолжает благосклонно относиться к Терье.

Билли ни за что не сознался бы самому себе, что ему страшно хотелось, чтобы девушка относилась благосклонно к нему. Правда, такая мысль привела бы его в дикую ярость; однако факт был на лицо: Билли почувствовал острое желание убить Терье, когда он увидел его в интимной беседе с Барбарой Хардинг. Почему это было так, он сам не мог бы объяснить.

Билли мало занимался самоанализом, да и вообще думать не привык. Его мускулы были тренированы для борьбы, но мозг никогда не тренировался для размышления. Билли действовал всегда под влиянием инстинкта, а не рассуждения, и ему было трудно понять причины своих поступков и своих настроений. Впрочем, сомнительно, чтобы он Когда–нибудь пытался разбираться в своих чувствах…

Как бы то ни было, Терье и не предполагал, как он близок к смерти в эту минуту… На его счастье, его подозвал шкипер Симе, и это спасло ему жизнь.

Тогда Билли Байрн подошел к девушке. В его душе бушевала ярость и ненависть, и, когда она обернулась, услышав его шаги, она тотчас прочла на его хмуром лице отражение этих чувств.

Барбара Хардинг взглянула в лицо Билли Байрна и поняла, что ей грозит серьезная опасность. Она не могла себе объяснить, почему ее так ненавидел этот матрос; но каждая складка его угрюмого лица говорила о беспощадной ненависти.

Минуту он стоял молча, пристально глядя на нее, затем заговорил глухим голосом:

– Не так я глуп, чтоб не видеть, что ты снюхалась с этим молодчиком. Но я тебе говорю одно – не вздумайте замышлять что–нибудь против меня! Вам и вдвоем Билли Байрна не провести! Уж я буду следить за вами. Ведь только из–за тебя, черт тебя подери, потерпели мы это проклятое крушение! Ты одна виновата во всех моих неприятностях. Нужно было пристукнуть тебя, – и тогда все пошло бы гладко. С ка ким удовольствием треснул бы я тебя по башке, чтобы ты подохла, проклятая ты… ты… Билли не мог найти подходящих слов.

К его удивлению, девушка не проявила ни малейшего признака страха. Она продолжала держать голову так же прямо, как и раньше, и не отвела своих спокойных глаз от его свирепого взгляда. Презрительная усмешка скользнула по ее губам.

– Мерзавец! – спокойно проговорила она. – Оскорблять женщину и угрожать ей – это ваше дело! В сущности, вы просто убийца из–за угла. Вы убили на «Лотосе» человека, в мизинце которого было больше мужества, чем во всем вашем огромном неуклюжем теле. Вы только и способны нападать сзади или когда застаете вашу жертву врасплох, как это было недавно с мистером Терье. И вы думаете, что я вас боюсь? Что я боюсь подлой твари, способной ударить ногой в лицо лежачего человека? Убить меня вы, конечно, можете. На это у вас, пожалуй, и храбрости хватит – ведь со мной справиться не трудно! Но, хотя вы и можете убить меня, вы ни за что не заставите меня выказать перед вами страха. А ведь этого–то вы как раз и желаете. Это ваше понятие о мужестве и силе!

Я никогда не воображала, что на свете существуют такие типы, как вы, хотя я и читала про таких, мистер Байрн. Вы принадлежите к тем, кого в больших городах называют «хулиганами». Я никогда не задумывалась над ними, а теперь понимаю, что настоящий мужчина – джентльмен – может чувствовать к таким, как вы, только презрение и отвращение.

В то время, как она говорила, глаза Билли сузились и брови нахмурились, но не от злобы. Он думал…

Он думал в первый раз в жизни о том, каким он кажется со стороны. Никогда ни один человек не высказал ему так хладнокровно и так сжато, что он о нем думает.