— Погоди! — перебил я. — Смотри на экран!

Действительно, пока Эухения болтала языком, предаваясь воспоминаниям, я краем глаза присматривал за тем, что творилось на горизонте 94. И момент, когда на совершенно пустом столе, перед которым сидел в полной неподвижности Чудо-юдо, возник «Black Box», не упустил.

Впрочем, как сказать, «не упустил»… «Black Box», как обычно, появился из вспышки, то есть на какую-то секунду или даже меньше экран ярко мигнул, начисто залив все изображение голубым светом, а затем, когда картинка восстановилась, на столе перед Чудом-юдом стоял «черный ящик». Не двухметровая колонна сечением в квадратный метр, как сибирский «черный камень», не «холодильник», с каким я беседовал в президентском дворце, а относительно небольшая коробка, лишь чуть-чуть покрупнее того «черного ящика», который я утащил у Ахмад-хана в прошлом году.

— Пресвятая Дева! — Эухения посмотрела на «ящик» округлившимися глазами.

— И он здесь…

На верхней грани «черного ящика» просматривалось кольцо. «Black Box» был готов к работе и выглядел, если тут это выражение допустимо, вполне обычно. Однако мне еще не приходилось наблюдать таких явлений, которые произошли несколько секунд спустя.

Сначала вокруг кольца возникло нечто вроде коронного разряда: хорошо различимое на телеэкране, несмотря на яркий свет в камере, голубоватое сияние. Появилось оно в виде сферы диаметром около 5 сантиметров, состоявшей из мириад мелких светящихся точек. Довольно быстро эти точки соединились во множество тонких, призрачно-голубых линий, которые стали спирально навиваться на кольцо «черного ящика», словно проволочная обмотка на сердечник трансформатора. Еще пара секунд — и все светящиеся линии-нити полностью «намотались» на кольцо, после чего из шарообразного свечения получилось нечто вроде голубоватой «баранки»-тороида. Но «баранкой» свечение тоже пробыло недолго. Обвившиеся вокруг кольца нити стали свиваться в более толстые и одновременно вытягиваться в направлении Чуда-юда. Затем эти самые толстые нити очень быстро слиплись в какое-то подобие ленты, закрученной в спираль, — ни дать ни взять токарная стружка, только светящаяся! Потом возникла вторая лента, спираль которой завивалась в противоположном направлении. Эта лента была немного шире, и она как бы навилась поверх первой. Получилось нечто вроде светящейся трубки, сплетенной из перекрещивающихся, все ярче светившихся нитей. Спирали продолжали вытягиваться к голове Сергея Сергеевича, накручивая витки одна по часовой, а другая — против часовой стрелки. Соответственно, и трубка, образованная переплетением этих спиралей, все больше удлинялась и все ближе подбиралась к окаменело-застывшему лицу Чуда-юда.

Мне стало страшно. Правда, это был еще не такой жуткий и непреодолимо парализующий страх, который испытал некогда Майк Атвуд, увидев «длинных-черных», а вполне контролируемый, но все же… Отец все-таки, не чужой человек!

Примерно через десять секунд трубка оказалась в пяти сантиметрах от носа Сергея Сергеевича. Именно в этот момент я заметил, что передний конец трубки начинает расширяться и постепенно приобретает форму воронки. Эта самая воронка, свитая из электрических нитей, все расширяясь и расширяясь, стала как бы охватывать лицо Чуда-юда, не соприкасаясь с кожей. Из пересекающихся нитей образовывалась уже не конусообразная воронка, а некая сложная криволинейная поверхность, в основном повторяющая форму головы генерала Баринова. С носом, ушами, глазными яблоками, бородой и прочими деталями. Эта самая поверхность напоминала схематический контур предмета, формируемый на компьютерной модели для создания, допустим, объемной анимации. Постепенно вся голова оказалась оплетенной сетью из голубых линий, а криволинейная поверхность стала формироваться вокруг шеи, плеч и так далее, довольно быстро обволакивая сеткой всю огромную фигуру Баринова-старшего.

Вскоре на табурете сидел уже не конкретный человек, а некая фигура-болванка, сооруженная из все тех же переплетенных между собой голубых линий. Настоящий Чудо-юдо практически совершенно не проглядывал через эту оплетку, и я вообще-то сомневался, остался ли он там, внутри, или нет.

— Боже мой! — ахнула Эухения, которой, вероятно, пришла в голову та же мысль.

Но волновались мы, в общем и целом, зря. По крайней мере в отношении того, что Чудо-юдо исчезнет. Никуда он не исчез, а напротив, исчезла «голубая оплетка», причем почти мгновенно, будто кто-то в один момент ток выключил. Одномоментно с этим исчезло и кольцо на верхнем торце «черного ящика». Опять экран залило светом — пшик! — и «Black Box» исчез, будто его и не было.

Сразу после этого Чудо-юдо пошевелился, встал со стула и подошел к предметам, разложенным на койке. Батя с явным знанием дела приступил к работе. Правда, наша, условно говоря, «телекамера» не показывала его лица, поэтому понять, осмысленно ли он работает или запрограммированно, как биоробот, было очень сложно. Но руки, которые мы видели крупным планом, работали споро, уверенно и четко. С одной стороны, создавалось впечатление, что опытнейший сборщик монтирует некий сложнейший и весьма опасный в обращении агрегат (что-то типа детонатора к ядерной бомбе, никак не меньше). С другой стороны, можно было подумать, что некий великовозрастный дебил с самым серьезным видом и с подлинным увлечением собирает из красивых деталек что-то типа «Спасской башни». Такая у нас когда-то была еще в малолетском детдоме: на довольно длинный деревянный штырь насаживались разноцветные деревянные колесики, потом грубо вырезанные из дерева часы-куранты, затем крыша и, наконец, большая красная звезда.

Чудо-юдо начал сборку с того, что поставил перед собой черный кубик с серым кружком на верхней грани. Что-то подсказывало мне, что кубик и «Black Box» изготовлены из одного материала. Затем на серый кружок было уложено одно из колец матово-серебристого металла. Уже тут проявилось нечто необычное: колечко стало вращаться, словно граммофонная пластинка, хотя никаких внешних источников этого вращения не наблюдалось. Поверх вращающегося колечка отец уложил прозрачный диск толщиной примерно в сантиметр, равный внешнему диаметру кольца, а на него второе серебристое кольцо. Затем был уложен тяжелый золотистый диск, той же толщины и того же диаметра, что и прозрачный. Таким образом, на черном кубике теперь вращалось нечто вроде увесистого составного цилиндрика высотой в один дюйм, то есть 2,54 сантиметра. На него Чудо-юдо установил самый тяжелый элемент всей конструкции — похожую на старинный докторский стетоскоп трубку, заполненную стекловидным веществом, примерно таким же, как то, из которого был сделан прозрачный диск. Наконец, на трубку был надет сверху длинный 30-сантиметровый цилиндр, причем примерно полтора сантиметра трубки высунулось из цилиндра наружу.

После этого на столе воздвиглась довольно высокая башенка, еще раз вызвавшая у меня ассоциации с детской игрушкой. Только красной звезды не хватало, которую надо было насадить на выступающий из цилиндра верхний конец трубки. Вся башенка, за исключением кубика, располагавшего в основании конструкции, продолжала не спеша вращаться. При этом, как мне показалось, скорость вращения, несмотря на увеличение давления на кубик, ничуточки не замедлилась.

На койке оставались в незадействованном состоянии лишь четыре перстня Аль-Мохадов да таинственная металлическая коробка с буквой В в середине равностороннего треугольника, вписанного в круг. Чудо-юдо взял в руки коробку.

Больше всего меня в тот момент интересовало даже не то, что внутри коробки, а то, как отец намерен ее открывать. «Телекамера» показывала этот металлический кубик достаточно крупным планом, чтоб я мог убедиться: все ребра его наглухо и очень ровно запаяны или заварены. Правда, металл, из которого была изготовлена эта коробка, судя по всему, был не чем иным, как обычной белой жестью, из которой делают, допустим, консервные банки. То есть ее можно было вскрыть, не прибегая к автогену, обычным консервным ножом, штык-ножом или даже просто более-менее крепкими и длинными ножницами. Но на столе перед Сергеем Сергеевичем не было никаких инструментов. За те четырнадцать лет, что я его знал, мне еще ни разу не доводилось видеть, чтоб он вскрывал консервные банки зубами или ногтями. Впрочем, я и теперь не увидел такого циркового трюка, зато стал свидетелем куда более фантастического явления…